Глава восьмая
Лаборант сидел возле окна и смотрел в сторону стоянки, улыбаясь тихой, нездешней улыбкой.
– Да оставь ты этот мотоцикл. – Файка явно пыталась его отвлечь. – Максим, ну в самом деле странно. Ты видишь какие-то картинки, причем это не галлюцинации, а реально происходящие события. Заживает у тебя все… Я никогда раньше с таким не сталкивалась. Разве только в желтых газетах, где про инопланетян пишут.
– Не волнуйся, я не марсианин, – подав реплику, Максим снова погрузился в технологические грезы.
– Насчет этого я в курсе. – Файкин палец прочертил Максиму бровь, подбородок, шею, грудь и ввинтился в район пупка. Дремотное состояние слетело с лаборанта, поскольку щипки маленькой татарочки, сначала почти ласковые, становились все более болезненными. – Насчет вашей анатомии, сэр, у меня никаких сомнений нет. Вы не марсианин, сэр. Вы даже не негр, так что – Файка сожалеюще цокнула языком – никакой экзотики в ощущениях. – Максим недоуменно поднял брови, а Файка скорбно покачала головой, вспоминая свое разгульное прошлое и, очевидно, многочисленных и славных негров. Клокоча и булькая, как пробуждающийся вулкан, меж ее руками вздыбился свирепый ревнивый монстр. Файка продолжала говорить прежним скучным, сожалеющим голосом. – Ты типичный представитель местной, деградировавшей, киевской фауны… Можно сказать, дикий украинский туземец… Ты не достоин целовать мне пятки! – последние слова Файка протараторила уже задыхаясь, на ее горлышке сомкнулись страшные стальные пальцы. Сквозь них еще успело пропискнуться несколько нечленораздельных реплик, выражающих несогласие с такими методами, но вскоре трепыхание перешло в кому. Тщательно задушив оппонента, Максим добился окончания дискуссии в свою пользу; традиционная мораль восторжествовала. Затем, однако, пришлось проводить меры реанимации. Легким, но очень продолжительным массажем он вернул девушку к жизни. Некоторое время она лежала без движения, затем изрекла.
– Ладно, змей, убедил. Я была не права. Добился своего, негритос несчастный. – Максим снова кинулся ее душить, но Файка ловко прикрылась руками и подбородком, отбрыкиваясь множеством локтей и коленей, и при этом, хихикая, верещала – Ты достоин, достоин. Можешь целовать мне пятки… Негритос-альбинос. Мавр, только очень бледный.
– Я тебе покажу татарское иго… За все ответишь…
– Бледнючий такой мавр…
– Где твой платок? – поинтересовался Максим, собираясь снова доиграть классику до финала.
– В него там Ягушка сморкается. Та-акой кра-асавчи-ик…
…
– Нет, но все-таки.
– Ой, Фая, лучше я перекурю.
– Да я тоже перекурю, я не о том. Я серьезно.
– То бишь?
– Ты понимаешь, что с тобой что-то не в порядке?
– Ты опять про картинки? Так они тебе жизнь спасли.
– Это да, это замечательно. Но не нормально. Надо их как-то исследовать.
– А зачем? Да и как? Заявлять об этом глупо, и потом, никто же не поверит. Скажут, сговорились, и все.
– А сам, для себя, ты разобраться не хочешь?
– Хочу. – Максим чиркнул спичкой и сел на кровати. – Если честно, то очень давно хочу.
Файка пошевелила-поиграла пальчиками, и он протянул ей пачку. Прима, даже в жесткой коробке, осталась в прошлом – теперь Максим курил только Кэмел.
– Я просто как-то стеснялся, что ли, об этом говорить. Мне ведь и самому странно. Дело в том, что у меня и раньше бывало нечто подобное.
– Расскажи. – Файка прикурила, и приготовилась слушать.
– Так особо интересных историй-то и не было. Несколько, как ты говоришь, картинок. Например: мальчик, и все вокруг большое, как в детстве, и запертая дверь. Но это не мое детство, вообще не воспоминания. Это я недавно, очень ясно увидел. Ни где этот мальчик, ни что с ним случилось, не знаю. Картинка подержалась немного, и все. Обычная комната, обычный мальчик. По-моему, он плакал, но точно сказать не могу. И это был не глюк.
– Мальчика держали взаперти насильно?
– Может быть, не знаю, но скорее всего нет. Никого там не было рядом с ним, никаких веревок, наоборот, игрушки кругом, на столе молоко, хлеб, шкурки от бананов. Но дверь была закрыта, это я почему-то знал, хотя никто не пытался ее открыть и сам мальчик к двери тоже не подходил. Он просто плакал.
Файка кивнула, запоминая. Ногтем стряхнула пепел.
– Потом еще как-то раз, мужчина под трамвай попал. Вот это был настоящий кошмар, он потом мне даже снился. Между вокзалом и стеллой на проспекте Победы, там поворот такой, знаешь… – Максим щелкнул пальцами, пытаясь жестом обозначить перекресток. – Так это позже подтвердилось, а я увидел тот трамвай, над собой, лежачим, и даже боль почувствовал, как во сне бывает, и нога хрустит… Я шел по Саксаганского и увидел эту картинку, прямо шок болевой, я не шучу, я тогда хромать начал, потом правда, быстро прошло. – Максим воодушевился, его голос становился все более напряженным. – Заворачиваю за угол, там еще два квартала, я на бордюрчик присел, пока нога отошла, в общем… Минут через десять я к универмагу добрался, а его уже в скорую грузят.
– То есть, он действительно под трамвай попал?
– Ну конечно! Знаешь, как мне тогда страшно стало, но кому расскажешь? Я потом, под пиво, ребятам попробовал, покивали, вроде даже поверили. Ногу мою смотрели, нет ли на ней синяков.
– А кстати, были?
– Нет, ничего такого не было. Зато на следующий день пришли девчонки из другой лаборатории, и хихикают. Максик, говорят, расскажи, как ты под трамвай попал. Я тогда зарекся.
Файка потушила сигарету. Пепельницей у них служило надколотое кофейное блюдце. Не лучший вариант, но прежде Максим пользовался литровой банкой или сворачивал газетные кулечки.
– А кроме этого, было что рассказывать?
– Да нет, пожалуй. Такого больше не было. В смысле, с подтверждением, это вот только трамвай. Еще несколько коротких картинок, довольно четких – то машину на повороте заносит, а я не за рулем, но вроде бы совсем рядом, тоже, юзом протащило, и сразу ушла. Вроде даже никуда не врезались. Потом парень со строительных лесов падает, ободрался, но зацепился и обратно влез. Очень четко и тоже быстро. И все, пожалуй. – Максим задумался. – Было несколько пятен, которые так точно и за картинки не обозначишь. Однажды просто лавочка, и мимо идут люди. Ничего особенного. Кстати, иногда просто куски из фильмов, как будто внутренний экран какой-то. Настоящих фильмов, которые я даже видел. В основном ужастики, или боевики, вроде терминатора. Так что тут даже не поймешь, то ли ты видишь что-то реальное, то ли это просто глюк от усталости.
– Интересно. – Файка пошарила пальцем в опустевшей пачке. Максим потянулся в карман за новой, но она махнула рукой. – И как часто это с тобой бывает?
– Очень редко. Может быть, один-два раза в месяц. Или даже в два месяца раз.
– А регулярность какая-то есть?
Максим замолчал, припоминая. Потом отрицательно покачал головой.
– Никакой. Может два дня подряд быть, может долго не проявляться.
– А водка?
Максим поморщился, но глаза Файки оставались абсолютно серьезны.
– Пару раз было и после водки. Ну, или после пива, ты ведь спиртное имеешь ввиду?
Файка кивнула.
– Но чаще когда трезвый. Собственно, мне обычно пить и некогда, и не на что. В этом смысле я чуть-чуть помутневший кристалл.
Файка не поддержала шутливый тон.
– А регенерация, заживление ран?
Максим посмотрел на давно зажившее запястье и потянулся.
– Вот этого не знаю. По-моему, всегда так было. Может, в детстве и гноилось что, с забора, бывало, брякнешься, или об гвоздь… А потом, как вырос, так вроде и быстрее. Хотя, Фая, как тут будешь сравнивать? Что, специально руки себе царапать и время засекать? В общем, ничего такого я за собой не замечал. Может, у меня и нет никакой, как ты говоришь, ускоренной регенерации.
Фая задумчиво крутила в пальцах спичечный коробок. Одной из странностей Максима было то, что он не признавал зажигалок.
– У тебя совершенно нереальная скорость заживления, как ты говоришь, царапин. А насчет остального… Сейчас попробуем.
Не вставая с кровати, она потянулась к сумочке и вытащила оттуда булавку. Раскрыв ее, внимательно посмотрела на острие, потом крепко зажала в пальцах, оставив небольшой кончик, зажмурилась, и резко дернула по руке чуть выше локтя, от плеча вниз. На нежной коже вспухла красная полоса. На край простыни упали алые капли. Максим хотел спошлить, но вовремя заткнулся. Файка молча протянула ему булавку.
– Интересная процедура, – буркнул тот. – Напоминает старые индейские фильмы. «Братья по крови», что-то в этом ключе.
– Только не надо передергивать. – улыбнулась Файка. – Кровь мы смешивать не будем. Становиться твоей сестрой не входит в мои планы.
Жмуриться Максим не стал, дабы не ударить в грязь лицом перед зрителями, но первое движение получилось неудачным, пожалел руку. В следующее мгновение, разозлившись на собственную слабость, он поправился, и рядом с первой, относительно небольшой царапиной, легла вторая, натуральный порез.
– Ну что, экспериментаторы довольны? У тебя мазохистов в роду не было?
– Все нормально. – Файка внимательно изучала свою и его красные полоски. Завтра посмотрим на результат.
На результат можно было любоваться уже через два часа.
Файкина полоса распухла и напиталась по краям краснотой. У Максима одна из царапин просто исчезла, другая подсохла коричневым пунктиром. Когда Файка попыталась ковырнуть ее ногтем, она с готовностью отпала, оставив под собой бледный, трудно различимый след.
Впрочем, окончательный итог решили подвести утром.
Вечером приперся Мишка, дыша благодушным перегаром. Начал он, видимо, уже давно и очевидно хотел продолжить. Наливать ему даже пять капель Максим не стал, резонно полагая, что иначе сосед будет заходить к ним каждую ночь, но и отсутствие спиртного не помешало Мишке, не торопясь, попить чайку с печеньем. Услышав край разговора о регенерации тканей и неожиданно легко поняв слово регенерация, Мишка встрял и обстоятельно рассказал целую историю. Суть ее сводилась к тому, что у него феноменально крепкий нос. История была о драке в ресторане с каким-то прапорщиком – впрочем, почти все Мишкины истории были о драке в ресторане с каким-то прапорщиком; Максим подозревал, что это один и тот же жутко невезучий прапорщик. В этот раз прапорщик, против обыкновения, даже отметелил немного Мишку, во всяком случае, удачно заехал ему в нос кирзовым сапогом. – Так представь, каблук почти что вдребезги, сам прапор ногу отбил, а я только высморкался, – закончил Мишка свое фантастическое резюме.
– Ну, хоть не сломал, – согласился с рассказом Максим, потихонечку, под белые ручки, выпихивая Мишку в коридор.
– Нос он мне не ломал, – воспротивился Мишка.
– Прапор ногу не сломал, – объяснил Максим и закрыл дверь за своим общительным соседом.
Далеко за полночь лаборант испугался серой вороны, прыгавшей по подоконнику. Опомнившись, он махнул рукой на наглую птицу. Ворона нехотя улетела.