Глава пятая
– Что с твоей рукой?
– А что с моей рукой? – встревожившись от ее интонации, переспросил Максим.
– Ты посмотри, у тебя от вчерашних порезов и следа не осталось. Только вот, здесь, и вот здесь, и вот еще, шрамики. – Фаузия прочертила пальцем вдоль узких белых полос, протянувшихся по загорелой коже.
– Ну и хорошо.
– Это понятно, что хорошо. Но я собиралась менять повязку, а ее просто незачем менять. Ее снимать можно. Причем, похоже, уже давно.
– Ну и замечательно. У меня всегда все быстро заживает.
– Это здорово, Максим, – терпеливо сказала Фая. – Но это не нормально. Я же не зря полтора года ходила на медицинский. Такого просто не может быть.
– Да ладно, не может быть. Ты же видишь. Все великолепно. Просто ты мне очень хорошо повязку наложила. Мазь там, растворчик…
– Я прекрасно помню, что я делала. Я обработала твои порезы, и у них был кошмарный вид. Марганцовка и стрептоцид вещи хорошие, но… я боялась, у тебя будет температура, и ты не сможешь встать, не сможешь двигать рукой… Даже на собаке порезы заживают дольше.
– Ладно, не надо меня с псом сравнивать. Зажило, и замечательно. Прямо, нашла о чем тревожиться. Мы, кажется, ужинать собирались.
Фая еще раз провела пальцем по рваной белой сетке и, сомневаясь, покачала головой.
– Принц, ты, наверное, волшебник.
– Я лаборант из номерного института, где пока не нашлось занюханной инженерной ставки.
– Принц не обязательно богат. Он может быть беден.
– И белого коня у меня тоже нет.
Файка тяжело вздохнула.
– Не порть мне настроение. Зажигай свечи. Хочу ужин при свечах.
Замызганное ночное пристанище преобразилась. За один день Файка и ведомый ею в чистоту Максим создали из мастерской уютную комнату. Мишка, зашедший вечером стрельнуть сигарету, долго цокал языком и восхищенно показывал Максиму большие пальцы. После знакомства, которое Максим старался сделать возможно более кратким, а никуда не торопившийся Мишка превратить в совместную попойку, поддатого гостя все же выпихнули в коридор. Ничуть не обидевшись, он подмигнул Максиму и ушел, вытягивая из презентованной пачки цивилизованную приму с фильтром.
Свечи действительно нашлись; обычные некрашеные свечи, и когда догорел за окном закат, на столе вспыхнули два живых огонька, отражавшиеся в зрачках тихо мерцающими самоцветными камнями.
Бутылку легкого вина так и не допили. Нарезанные кольцами апельсины придавали столу праздничный и какой-то новогодний вид. Фая почти не прикоснулась к красиво разложенным салатам, Максим как и всегда ел с аппетитом, хвалил действительно великолепный ужин, но как-то медленно работала его вилка, и на удивленье чинно двигались челюсти. После порции, которая в обычное время показалась бы ему детской, а на званном обеде – разминочной, Максим вдруг отложил вилку и посмотрел Фае прямо в глаза. Она давно уже молчала, перекатывая в пальцах бокал, наполовину наполненный красным, играющим в пламени вином. Черные волосы зыбкой волной закрывали плечи, но лакомая ямочка ключицы манила его взгляд. Зрачки Фаи казались бездонными. Древний восток, знойное дыхание выжженых пустынь, трепещущий пальмами оазис, финикийская сочная сладость… Влажный взгляд влекущих темных глаз скользил по его лицу, губы чуть приоткрылись. Максим медленно протянул руку и коснулся ее запястья, его пальцы скользнули выше, прочертив мягкую ямку у локтя, расправили складку на рубахе, что оказалась явно велика в плечах… Она робко подалась ему навстречу.
Город за окном перекликался далекими звонками трамваев, дышал бензиновой гарью смешанной с хмельным ароматом засыхающих цветов, спешил окунуться в подземную суету метро и забивал огнями вечерние звезды. Темные контуры зданий теряли реальность, растворяясь в тающих шорохах, перекидываясь черной громадой уходящих к Днепру холмов.
Их пальцы сплелись в единое целое, дыхание и губы слились, тела затрепетали.
Фая тоже, судя по ее сияющим глазам… Впрочем, кто может понять женскую душу…
Утром они потянулись друг к другу еще раз, и хмельная ночь, прервавшись коротким свежим сном, бирюзой перетекла в рассвет. Максиму надо было подниматься, идти на работу или хотя бы позвонить, но бездонные глаза татарочки влажно блестели, руки порхали, обжигая его тело ласковым желаньем, они просто не могли оторваться друг от друга, не могли насытиться, и весь расчерченный распорядок благополучно полетел к чертовой матери.
Очень пригодился недоеденный с вечера салат.
В душ, да еще к холодильнику – они успевали соскучиться и за это краткое время, и разлука длиною в четыре минуты воспринималась почти как физическая боль.
Вечером следующего дня Максим совершил короткий рывок к гастроному, беспорядочно закидав продуктами сумку. Звонить на работу было уже поздно да и не хотелось – обойдется как-нибудь…
Дома ждала ЕГО женщина.
Серый человечек с шестиугольной рамкой аккуратно прошел всю Владимирскую, сделав вокруг Софии длинный неуверенный круг. Он даже зашел внутрь собора, причем ни одна из сидевших на входе бабушек-контролеров не подумала его останавливать или хотя бы спросить билет. Затем он снова вышел на Владимирскую и углубился в хитрую вязь спускавшихся к Подолу переулков. Лишь однажды за ним заинтересованно побежал какой-то мальчишка. Серый человечек остановился и заглянул мальчику в глаза.
Больше ему никто не мешал.
……………