Александра Клюшина

1. ТЫ-ДЫЩ!

 

Тошечка и Бошечка спокойно пили чай с крыжовенным вареньем (под осень собрали все крыжечки, которые по углам дома валялись, и сварили – вкусно получилось!) и уютно помалкивали. За окнами гостиной (она же столовая) завывала и кувыркалась метель, а дома царили безмятежность, покой и тишина. Только тикала на стене кошка – вот уже целых три дня. Она  тикала из принципа, потому что Бошечка ленился чинить часы, которые сломались в начале декабря. «Зачем тебе знать, который час, и который год?! – резонно говорил Бошечка. – Светло – значит, утро или день, а темнеет, – значит, скоро спать пора. А то, что сейчас зима, и так видно». «Сначала телевизор выкинул, теперь с часами проблемы, а потом до пещеры докатимся?!» – сердилась кошка. «А что, технически освоить какую-нибудь пещеру – это интересно! – хихикал Бошечка. – Куда интереснее, чем чинить часы…»

Перепалки обычно прекращала Тошечка, внося из кухни кастрюлю ароматного борща – а борщи она варила исключительные. Ну как можно ссориться во время вкусного обеда?! На «сладкое» кошка получала кетовую голову, свое любимое лакомство, и какое-то время благодушествовала. Но как раз три дня назад не случилось дома кетовой головы, и кошка распсиховалась.

– Ах, вот вы как все?! – вскричала она, вспрыгнула на молчащие часы, когтем выковыряла кукушку и кинула вниз, в горшок с кактусом, где та в колючках и застряла. – Ну, так я сама буду тикать! У меня чувство времени врожденное!

– Да зачем же тебе тогда часы?!! – не выдержал Бошечка.

– ЗАТЕМ!!! – привела кошка железный аргумент.

Вот такой у нее был характер. Так вот и тикала уже три дня. Поначалу, правда, пыталась каждый час истошно, как в марте, вопить – из вредности. Но Бошечка это дело быстро прекратил.

– Еще раз заорешь – валенком сшибу, – спокойно предупредил он, – и на мороз  из дома выгоню.

– Я ж хотела как лучше!! – возмутилась было кошка.

– А получилось как всегда, – заключила Тошечка. – Пойдемте лучше борщ есть.

И они пошли есть борщ.

Орать-то кошка больше не орала, но все равно тикала. Тихонько так, вроде как примуркивая. Вот оно и ладно.

За окнами свирепствовала пурга, а дома было уютно и тепло.

– Хорошо, – сказала Тошечка, облизывая ложку.

– Угу, – сказал Бошечка, уткнувшись в свою персональную кружку с нарисованными каракатицами – он старался, чтобы с последним глотком в рот не попали чаинки. Чаинки во рту – это не особенно приятно.

Тут в подвале что-то негромко загудело. Правда, на это никто не обратил внимания. Гудит себе и гудит.

– Еще чаю? – спросила Тошечка.

– Лучше кофе, – буркнула кошка, спрыгивая с часов. – И рыбы.

Две золотые рыбки, плававшие в круглом аквариуме, недовольно прислушались. Им-то ничто не грозило, но ежедневно наблюдать это безобразие было невыносимо. Если бы рыбки умели разговаривать, они наверняка попросили бы занавешивать аквариум во время кошкиных пиршеств. Люди порой так недогадливы…

Кошка с довольным урчанием вцепилась было в голову кеты, как в подвале загудело что-то совсем уж громко, и домик ощутимо задрожал. Даже приборы на столе задребезжали. Воцарилось испуганное молчание, которая нарушила Тошечка, догадавшись, в чем дело:

–      Я тебе говорила, надо проверить паровой котел!! А ты – потом, да потом!!!

–  И правда,  пойду-ка я в подвал  спущусь, – согласился Бошечка,  но Тошечка вцепилась в него мертвой хваткой.

– Раньше надо было думать! – закричала она. – А теперь это уже опасно! Тоже мне – герой, штаны с дырой! Смотри, что делается!!

Дом уже ходил ходуном – ворочался, как огромный медведь-шатун, которого потревожили в самом начале сна, а в подвале завывало так, словно это был не паровой котел, а вулкан, готовый к извержению.

– Так ведь все равно надо же что-то делать! – растерянно сказал Бошечка, делая тщетные попытки стряхнуть с себя Тошечку.

И тут в подвале рвануло. Дом натужно крякнул и косо взмыл в заснеженное небо. Скользкая голова кеты улетела под диван, за ней пулей рванула кошка. Бошечка в отчаянном прыжке успел подхватить аквариум с рыбками; вся мебель сгрудилась и поехала в угол; испуганно вякнула кукушка в кактусе, и у кружки с каракатицами отбилась ручка. И вдруг снова стало тихо.

–  Вот это да, – только и выдавила из себя Тошечка, с растерянной улыбкой уставившись в окно. – Ведь летим! Как в сказке…

 

*   *   *

 

Все обитатели дома сгрудились у окна, в молчании наблюдая, как внизу проплывают белые кроны деревьев, кусты, избушки, в которых кто-то жил и не подозревал, что творится в данный момент над их крышами. Ведь не поверили бы! Ну и зря.

Дом летел красиво, ровно и величаво, как будто так и надо. А на самом деле – кто знает, как оно надо? И кому – надо?.. И даже какое-то умиротворение на всех снизошло.

– А ведь это же грандиозная идея – двигатель из парового котла, – задумчиво произнес Бошечка. – Смотри, как разогнались. И всего-то – увеличить давление, потом… ТЫ-ДЫЩ!!! И полетели. Конечно, если, к примеру, лететь еще выше и дальше – осваивать, скажем, новую планету – тут надо подумать, какой должен быть котел, и какой ты-дыщ. Покумекать надо, чертежик сделать. Пойду-ка в мастерскую…

Вдруг Бошечка сделал страшные глаза и схватился за голову.

–   Мастерская! – просипел он и бросился в прихожую. Тошечка едва успела уцепиться за его свитер.

Они немножечко поборолись на пороге.

–     Да как же я без мастерской-то своей?! – переполошенно кричал Бошечка, и все рвался к выходу. – У меня ж там – всё!!

–  Выпадешь! – причитала Тошечка, крепко упираясь ногами в пол.

А дом летел и улыбался. Он знал, что все будет хорошо. Дом был счастлив, потому что сейчас настали те редкие минуты, когда включалось его сознание. Обитатели дома и не подозревали, что их дом умеет ТАКОЕ, но всегда чувствовали, что он – живой. Поэтому, наверное, в нем всегда было спокойно и уютно. Ну, и не только поэтому…

Наконец Бошечке удалось вырваться – он как-никак был сильнее – и широко распахнуть входную дверь. Клубы морозного воздуха ворвались внутрь. Кошка подавилась кетовой головой, которую в спешке под шумок подъедала, и возмущенно закашлялась:

–  Обалдел совсем! Всех простудишь!

–   Ой… – лицо Бошечки расплылось в изумленно-счастливой улыбке. – Вон она… Мастерская моя…

Да. Зацепившись какими-то проводами за крышу, позади дома плыла по воздуху мастерская, а еще поодаль – пристегнутая к ней цепью собачья будка. Правда, собаки там уже давно не было – ну, что поделаешь, дурной был у кошки характер. Бошечка захихикал, глядя на эту картину, но смолк, оглянувшись на Тошечку.

–  Кончай носом-то хлюпать, – смущенно сказал он и пихнул ее в бок. Так, несильно.

–  Да, тебе хорошо, а я знаешь, как за тебя испугалась!

Бошечка сел у порога, свесив наружу ноги в валенках. Он очень любил свои валенки, и носил их зимой и летом.

–  Иди сюда! Тут очень даже красиво, и не холодно совсем.

Но практичная Тошечка все равно сбегала за большим клетчатым пледом, и стало совсем замечательно.

Они болтали ногами и с любопытством разглядывали проносящиеся внизу незнакомые земли. Куда-то их теперь занесет? Впрочем, дом летел так уверенно и целеустремленно, что можно было успокоиться на этот счет.

Внезапно где-то слева раздалось осторожное покаркивание-покашливание. Тошечка и Бошечка посмотрели в ту сторону и увидели трех ворон, мерно взмахивающих крыльями.

У одной среди черных перьев попадались совсем седые, и клюв ее оседлали круглые очки.  Другая казалась совсем крошкой, и крылышками взмахивала усерднее остальных. А третья, средняя, имела ну совершенно не вороний цвет. Она была пятнисто-зеленая. И на шее у нее висел маленький, аккуратненький мешочек из коричневой замши.

– Извините, – деликатно спросила самая старшая по виду ворона, – а живет ли кто-нибудь в вашем скворечнике?

Она, конечно, имела в виду собачью конуру. Но, согласитесь, повисшая в воздухе, она действительно напоминала скворечник! А тут – зима, и вороны замерзли…

–  Живите уж, – великодушно разрешила Тошечка.

– Только чтоб тихо!  – строго предупредил Бошечка, едва сдерживаясь, чтобы не фыркнуть.

–     О, да-да, разумеется,    –    поспешно каркнула Старшая ворона. – Благодарим покорно!

И, честное слово, умудрилась в воздухе расшаркаться! После чего все трое быстро юркнули в темный проем. А Бошечка за спиной показал кошке кулак, чтобы та не слишком мечтала о том, о чем не следует.

–   Смотри у меня, – предупредил он на всякий случай. – Иди вон тикай лучше, вместо того, чтобы у меня над ухом слюнки глотать.

–  Без тебя знаю, – огрызнулась кошка и, скрывшись в доме, затикала особенно злостно.

– Кажется, часы опять сломались, – заметил Бошечка, а Тошечка захихикала.

– Эй! – спустя какое-то время воззвал Бошечка в сторону конуры-скворечника. – Разрешите полюбопытствовать, уважаемые вороны, а почему одна из вас…

– Такая вся зеленая?! – подхватила Тошечка, умирая от любопытства. Но про мешочек не спросила. Неудобно все-таки. Это все равно как сунуть нос в чужой карман.

– А это она как всегда!.. – высунувшись из проема будки, весело каркнула Младшая ворона. – На этот раз она зеленку на себя вылила! Четыре пузырька!.. Ой!!

И она быстро исчезла в темноте новоявленного скворечника. Видимо, ее туда втянули в четыре крыла.

Стало тихо. Тошечка и Бошечка переглянулись.

– Хм… у каждого свои причуды, – заметил Бошечка, почесав в затылке, и дружески крикнул в сторону скворечника: – А я валенки люблю носить! Даже летом!

– А я люблю кетовые головы, – невпопад встряла кошка.

В скворечнике молчали…

Между тем смеркалось.

–   Что ли, спать пора, а? –  сказала Тошечка и зевнула. Они уже давно расставили по местам мебель и вытряхнули коврики (предварительно проверив, чтобы мусор не высыпался кому-нибудь на головы).

– Да уж, утро вечера мудренее, – согласился Бошечка.

И они уснули. Ночь прошла без приключений, только иногда недовольно ворочалась кукушка в горшке с кактусом – ее кололи иголки. («Побриться надо утром», – подумал кактус).

А утром всех разбудило щебетание птиц и ощущение такого простора, что захватывало дух. Они приземлились, и, кажется, уже давно. Тошечка первая рискнула выглянуть в окно.

– УХ ТЫ!!! – только и сказала она. С тремя восклицательными знаками.

За окном было та-ак красиво!!!

В небе уже кувыркались в восторге все три вороны, подставляя бока, крылья и даже животики под ласковое солнце.

– Это какое-то предгорье, – предположил Бошечка.

– Или предозерье, – возразила кошка, – вон озеро-то какое… А рыбы-то, наверное, рыбы!!

И, задрав хвост, она выскочила через форточку, даже тикать забыла. Рыбки ничего не сказали, но зато все прекрасно услышали, и это не прибавило им настроения.

Тошечка, которая смотрела кошке вслед, прикрыв от солнца глаза, увидела вдруг, как на поверхности воды, у дальнего берега, мелькнули какие-то разноцветные паруса. Мелькнули на один короткий неповторимый миг, и пропали. Это было прекрасно и необыкновенно таинственно!

– Это – Лукоморье, – таинственно затаращив глаза, сообщила Тошечка. – Потому что… всяких видений полно!

Бошечка возмущенно фыркнул и тоже выскочил за дверь. Было слышно, как он, топоча, сделал пару кругов вокруг дома. Тошечка замерла на пороге и, облокотившись о косяк, жмурилась на солнышко. Перед ней появился сердитый Бошечка, руки в боки:

–  Блаженствуешь?! Сейчас замурлыкаешь уже как кошка! Ты лучше скажи, как дом опять на воздух поднять! Как домой-то вернуться?! Тут же нет никого! Ау-у! Люди-и!!

–  Иди-ка ты… в мастерскую! –   это все, что могла выдавить из себя потерявшая дар речи Тошечка и, взмахнув юбками, исчезла в кухне.

Что-то недовольно ворча и бормоча, Бошечка поплелся в мастерскую и захлопнул за собой дверь. И тут что-то неуловимо изменилось в воздухе. Это Дом передал мастерской часть своего сознания. Инструменты ждали, лежа каждый на своем месте. Они ждали Бошечку. И Бошечка, почувствовав это,  успокоился. И шагнул им навстречу.

А Дом в это время пускал корни. Крыша его заколосилась, а по стенам заструились нежные побеги дикого винограда, который потом можно было запросто приручить. Ему тут нравилось, очень нравилось! И, похоже, не ему одному.

– Эй! – крикнул счастливый Бошечка спустя какое-то время.

– Ну? – высунулась из окна кухни Тошечка с половником.

– Я приспособу придумал! Штрицзубель называется!

– Да? А чего она делает?

– Повышает длину дождевых червей!

–  Мамочки, кошмар какой!!

Тошечка исчезла из окна, а Бошечка по пути к дому увлеченно перечислял, размахивая руками:

–   Во-первых,  земля  будет всегда хорошая,  и  рыба будет  большая ловиться, и…

–  Борщ готов, – перебила Тошечка из глубины кухни. – Бошечка, зови всех – и кошку, и ворон. Только руки помой, слышишь?..

Она немножечко подумала, а потом взяла чистое полотенчико и завесила аквариум перед тем, как достать из холодильника кетовую голову для кошки.

А из комнаты  доносилось тихое жужжание электробритвы. Это брился Кактус.

 

2. ВЕЛИКИЙ  ДЕНЬ

 

Тошечка сидела в кресле и вязала чего-то такое длинное и полосатое. «А как же борщ?» – спросите вы. Ха! Каждые десять минут она срывалась с места, чтобы помешать ложкой в кастрюльке, только на этот раз там был гороховый суп. Когда домашние интересовались, что у Тошечки выйдет из-под спиц, она удивленно взглядывала на свое рукоделие, словно видела его впервые, и неопределенно пожимала плечом:

– Ну, там… шарф, или чулок… Или, может, рукав свитера. Посмотрим!

И опять убегала на кухню. А кошка с самого утра путалась под ногами, тикала так нервно, словно была бомбой замедленного действия, и нудела, что хочет на озеро.

– Да ты единственная, кто делом не занят! Я озверею с вами! –
прикрикнул для порядка Бошечка. – Некогда пока на озеро, и все тут!

– А я… рюкзак собирать буду! – искательно заглядывая ему в глаза,
сказала кошка.

Бошечка только рукой махнул и ушел доделывать свой червякоуд­­­­линитель с научным названием, которое Тошечка все никак запомнить не могла. А радостная кошка, задрав хвост, поскакала искать рюкзак. Увидев его в прихожей на верхней полке со всякой всячиной, кошка забралась на полку напротив. Прицелившись как следует и распустив в полете когти всех четырех лап, она состыковалась прямо с зеленым боком рюкзака. Расчет ее был изящен и прост. Результат же получился совершенно противоположным. Вместо того чтобы спланировать на коврик с одним рюкзаком, кошка обрушилась на пол заодно со всем содержимым полки. На грохот прискакали-прилетели все обитатели дома (кроме Кактуса, конечно). Да и как тут было не примчаться! Место еще не совсем обжитое, вдруг тут землетрясения бывают, чего доброго!

– Кошка, я тебя укушу сейчас! – возопил Бошечка, топая ногой и воздевая руки к небу. – Это сумасшедший дом! Работать не дают! Тошечка, сделай с ними что-нибудь!

И он разгневанно удалился.

– Брысь все по местам! – страшным шепотом приказала Тошечка, и всех
словно ветром сдуло. Только одна кошка сидела среди развалин, очумело
подняв переднюю лапу – то ли защищаясь, то ли угрожая кому-то.

– Спокойно! – сказала кошка, но глаза ее были безумными, уши
прижались к голове наподобие наушников, а хвост панически метался из
стороны в сторону. – Я все положу на место. Тем более тут как раз то, что
обычно кладут в рюкзак. Тик! Ти-Ик!

– М-да… – протянула Тошечка с сомнением. – Ты не очень ушиблась?

Кошка подумала, икнула еще раз, нервно облизала лапу и с достоинством кивнула.

– Очень. Ушиблась. Все отбила. Может быть, навсегда.

Тошечка прекрасно знала, что кошка валяет дурака. Скорее всего, она и в обморок бы упала, или закатила истерику, если б не озеро. Поэтому Тошечка ограничилась тем, что предложила ей хлебнуть валерьянки и умчалась на кухню, где в суп было пора кидать жареную морковку. «Потом напьюсь», – подумала кошка и ринулась в бой. Желание попасть на вожделенное озеро было так велико, что уследить за ее шныряниями в рюкзак и обратно было невозможно. «Все. Вошла в раж», – с ужасом подумала Тошечка и понесла Бошечке кофе в его персональной кружке с каракатицами и отбитой ручкой.

– У меня уже все готово, – сообщил он, поглощая дымящийся напиток.

–  У меня тоже! – возбужденная кошка вклинилась между ними и завертела головой, пыхтя то на одного, то на другого. – Ну, пошли, пошли уже! И машинку свою хитрую не забудь, пожалуйста!

Но сначала они все пообедали, а в конце обеда произошло вот что.

– Тошечка, – скрипуче сказала Средняя ворона, поставив на блюдечко чашку с кофейной гущей. – Спасибо за изумительный гороховый суп. А где ты хранишь свекольные очистки от вчерашнего борща?

– Храню? – озадаченно переспросила Тошечка, составляя в тазик тарелки. – Я, вообще-то, их обычно выбрасываю. В мусорное ведро… Они там и сейчас лежат.

– Спасибо, – церемонно повторила Средняя ворона.

Потом она с чашкой в крыле проследовала к мусорному ведру, и, наклонившись, выплеснула себе на голову кофейную гущу. Затем на глазах изумленных зрителей она углубилась в ведерные недра, и, извлекши оттуда свекольные очистки, проворно натерла ими перья. После этого она вежливо вручила остолбеневшей Тошечке пустую чашку, посмотрела в большое зеркало, висящее в гостиной (она же столовая), и улыбнулась, очень довольная собой. Ввиду того, что по голове вороны все еще стекала коричневая жижа, а к зеленым пятнам прибавились еще и лиловые – от свеклы, – ее радость выглядела, по меньшей мере, странной.

– Ну вот, – бодро попрыгивая, сказала Младшая ворона. – Была зеленая, а теперь стала серо-буро-малиновая. А то ли еще будет!

– Ну, хватит болтать уже, – строго сказала Старшая ворона, поправляя очки. Она их всегда поправляла, когда нервничала. А когда Младшая ворона, по ее мнению, говорила или делала что-то лишнее, то Старшая, разумеется, всегда нервничала.

Бошечка с Тошечкой переглянулись, и Бошечка закатил глаза.

– По-моему, все замечательно, – сказала Тошечка. – Лишь бы ей самой нравилось – это главное. Бошечка, не стой, пожалуйста, столбом, посмотри лучше рюкзак, который кошка складывала.

– А! О! Рюкзак! – поднимая вверх палец, вспомнил Бошечка, и потом, к неудовольствию кошки, все вывалил из него обратно (потому что тот получился кривокосым и остроугольчатым), да еще и отбросил в сторону добрую половину вещей, ворча: «Ну вот зачем это?! А вот ЭТО зачем?!». В мгновение ока, впрочем, Бошечка уложил все, как надо, затянул, завязал, а для верности сверху сам попрыгал. Тошечка между тем собирала свой маленький гобеленовый рюкзачок.

– Приправу! Приправу для рыбы положи! – подпрыгивала кошка.

– Как много суеты, – вздохнула Тошечка, выходя из дома.

Мягко припорхнувшая ворона погладила ее крылом по щеке. У всех трех птиц было отличное настроение. Еще вчера поутру Бошечка приладил на длинный-предлинный шест собачью конуру, и теперь она гордо возвышалась над крышей. Оттуда хорошо просматривались окрестности, да и саму будку было видно издалека. (Зрелище, доложу вам, сногсшибательное. То ли это для собак с крыльями, то ли для неведомых зверушек. Поди пойми!).

А потом Бошечка вынес что-то хромированное, блестящее, с воронкой, рычажком и индикатором.

– Это оно? – затаив дыхание, спросила Тошечка.

– Угу, – Бошечка вскинул рюкзак на одно плечо, на другое – рюкзачок Тошечки, и они все зашагали к озеру. Впереди процессии мелькал над травой серо-полосатый кошкин хвост, а чуть позади почтительным эскортом летели три вороны. В клюве Старшей была зажата плоская баночка с червями.

На подоконнике стоял свежепобритый Кактус и сквозь стекло смотрел на удаляющуюся компанию. Так хотелось вместе со всеми к озеру! Кукушечка все поняла и потерлась о кактусиный бок щекой в мягких перышках.

– Я полечу за ними, а потом тебе все расскажу. Какой ты сегодня неколючий!

Она тихонько рассмеялась и выпорхнула в форточку. Птичкой она была очень маленькой, почти как колибри, но умела летать очень быстро. Кактус был растроган и нежно смотрел ей вслед.

 

*   *   *

 

До озера было не так уж далеко. Его спокойная гладь отражала редкие белоснежные облачка и кроны подступивших почти к самой воде деревьев. Густая и шелковистая трава сменялась у берега широкой полосой желтого крупного песка. «Как в сказке», – подумала Кукушка, покачиваясь на цветке ромашки.

Тошечка   несколько   секунд   вглядывалась   вдаль,   пытаясь   найти таинственные паруса, но сегодня они не показывались. Или впрямь здесь видений полно?..

– Испытание! – радостно объявил Бошечка. Хотя он волновался, но природа вдохнула в него новые силы и хорошее настроение. – Давайте червяка!

И червяк был запущен в раструб воронки. И рычажок был опущен до упора. И пока на индикаторе метались стрелки и циферки, а рычажок медленно полз обратно кверху, семь пар глаз напряженно наблюдали за процессом.

– Можно, я посмотрю? – взмолилась Кукушка. – Я маленькая! Я сразу все увижу!

–   Давай!  – разрешил Бошечка, не обращая внимания на ревниво засопевшую кошку. – Червяк должен быть минимум в пять раз больше.

И он отодвинул заслонку. Кукушка заглянула в нишу, целиком в ней уместившись, и через секунду удивленного молчания выскочила наружу.

– Эй! А червяка-то и нет! – сказала она и пожала крохотными плечиками.

– Как нет?! – поперхнулся Бошечка и сам посмотрел. – Действительно, нет…

–  Ты его съела! – вдруг обвиняюще заверещала кошка и взмахнула лапой, пытаясь достать Кукушку.

– Ну, знаешь!!

Оскорбленная птичка запорхала к иве и села на одну из тонких изящных ветвей, что наклонились над водой, а кошка, ничего уже не соображая от злости, прыгнула туда же. Сами понимаете, раздался громкий плеск и кошка, подняв тучу брызг, рухнула в озеро, истошно вопя.

– Охладись! – крикнула сверху Кукушка не без ехидства. Сердобольные    вороны,    переполошенно    каркая,    закружились    над бултыхающейся кошкой. В общем, поднялся жуткий переполох.

–  Кошмар какой, – страдальчески сморщилась Тошечка и припала к Бошечкиному плечу. – Слушай, давай сбежим от них от всех, а? Ты мне костерчик сделаешь, а я блинчиков поджарю…

–  Сбежим, сбежим, хорошо, – рассеянно погладив ее по голове, сказал Бошечка. – Только немного погодя, ладно? Я не пойму, почему червяк-то не сработал?! Давай-ка второго запустим.

– Ну, давай, – вздохнула Тошечка.

И второй червяк под аккомпанемент мявканья и карканья исчез в раструбе. Были заданы несколько другие параметры, и снова отодвинулась заслонка.

– Ну, ничего себе! – совсем растерялся Бошечка. – Ты посмотри на это чудо-юдо!..

Это был явно червяк, но изменивший форму на какого-то колобка, весело катавшегося по нише.

Бошечка заметно расстроился. Такие сюрпризы были ни к селу, ни к городу. Теперь уже Тошечка гладила его по голове.

–  Сейчас третьего запустим, и он у нас вырастет как миленький. Бог троицу любит! – уверенно сказала она и вытряхнула в траву червяка-колобка. – Все, сейчас будет удав, я знаю!

Бошечка поднял палец с озаренным видом, запустил руку в недра машинки, что-то там перещелкнул, выцепил проводочек и, быстро и аккуратно соединив его с другим проводочком, запихал затем все это снова в агрегат.

– Теперь все, – подмигнул он. – Давай!

Раструб поглотил третьего червяка. Пока крутились индикаторы, всеми было вскользь отмечено, что кошка выбралась-таки на берег и оскорбленно вылизывается; отмечено и забыто.

Заслонка отодвинулась…

– Ой, там… кого-то много! – осторожно сказала Средняя ворона, наклонив голову с круглым внимательным глазом.

–  Ур-ра! – визгнула Тошечка и, повиснув на Бошечке, поцеловала его в нос.

– Я сейчас свалюсь, – предупредил Бошечка. – Ой, тяните червяка!

Общими усилиями обалденной длины червяк был намотан на катушку.

– Чего-то я переборщил, по-моему, а? – спросил довольный Бошечка.

Тут всех опять поразила кошка. Она откуда-то достала сантиметр, и принялась было этого червяка измерять, чтобы выяснить, на какое количество кусочков и какой длины его надо порезать.

– Резать?! – ужаснулась Тошечка.

– Какая разница?! – резонно возразила кошка, к которой вернулось самообладание. – Резать ты его будешь или просто на крючок насаживать… Не чувствуют ничего червяки твои!

– Я, я знаю! – подала голос взволнованная Кукушечка, прервав кошкины познания в биологии. – Знаю способ, которым ловится большая-пребольшая рыба! Катушку просто надо привязать к ветке ивы и опустить хвост червяка в воду! Рыба подплывет, начнет его глотать, и остановиться не сможет. А как катушка разматываться начнет, тут рыбу и тащите!

Собственно говоря, так оно и получилось. Правда, дело чуть опять не испортила кошка, вызвавшаяся привязать катушку. Ну, вы догадались, – она опять шлепнулась в воду. Что-то не везло ей сегодня. Наверное, суетилась много.

–  Вот распугаешь всю рыбу, и домой голодная пойдешь, – беспечно сказал Бошечка, валяясь в траве и созерцая облака. Ему и так было хорошо, и он собирался немного вздремнуть. Так что самое главное-то он, по утверждению Тошечки, и проспал – как рыбу ловили. Правда, с этим утверждением он категорически был не согласен.

– Самое-то главное – вот оно, – хитро улыбаясь, возражал он, запихивая в рот большие куски жареной рыбы, – так что проснулся я вовремя.

А рыбу они еще и домой унесли. Такая большая была. И ухи наварили, и засолили. (Пока готовка шла, аквариум с рыбками снова тряпочкой прикрыли, чтобы не травмировать лишний раз их нервную систему).

Правда, еще одно событие произошло. Просто фантастическое. Еще с порога, вернувшись домой, все почувствовали незнакомый, но удивительно приятный тонкий запах.

– Какой изумрудный аромат! – сказала Тошечка.

И все вдруг увидели, что Кактус выпустил цветок. Огромный, нежно-алый, с розовато-лиловыми прожилочками.

– Да. Вот это действительно – высший класс! – оценил Бошечка. – Цветок алый, а запах в самом деле изумрудный. Вообще-то кактусы редко цветут. Так что это ему время пришло.

А Тошечка с Кукушечкой переглянулись. Они-то понимали, в чем тут дело.

 

 

3. НЕМНОЖКО ГЛУПОСТЕЙ

 

Бошечка сидел за столом и вяло ковырялся в тарелке с макаронами, которые есть совершенно не хотел. Рядом стоял наполовину опустошенный соусник с рыбным соусом, который появился благодаря ошеломительному обстоятельству. Представьте, его рецепт неделю назад кошка увидела во сне! Кошка  часто видела сны про рыбу… Поразмыслив, она по большому секрету рассказала рецепт Тошечке, резонно рассудив, что с ее лапами (кошкиными, конечно, а не Тошечкиными) и природной ленью ей все равно соуса не приготовить. Результат превзошел все ожидания. Видимо, не только великим ученым приходят во сне гениальные идеи!

А сегодня Тошечка, приготовив завтрак, ушла на озеро полоскать простыни, и не видела, что соус взял над макаронами явный верх. Довольная кошка уютно свернулась на соседнем стуле, плавясь в лучах славы, и благодушно размышляла, что пользы-то от нее больше, чем ущерба. Изредка она приоткрывала один глаз и с удовлетворением отмечала, что соуса становится все меньше и меньше, а макароны…

Если честно, Бошечка их терпеть не мог. Но как он мог сказать об этом Тошечке, которая уже успела наварить их целую кучу и ушла, пока он был в мастерской! Да и в мастерской что-то сегодня не клеилось… Хотел сделать Тошечке сюрприз – гладильную доску с самогладящим утюгом на роликах, чтобы еще и  отглаженные вещи сами спружинивались в стопки, но почему-то не получалось. Да вдобавок завтрак оказался не вдохновляющим…

Бошечка с неудовольствием вылавливал из тарелки очередную макаронину и, бормоча: «Вот придумаю сейчас какую-нибудь глупость…», прикладывал ее к железной линейке. Линейку он по инерции утащил из мастерской, как впрочем, бывало, и с другими железяками. Иногда на обеденном столе оказывалась целая гора штуковин неизвестного назначения. Тошечка, любившая чистоту и порядок, конечно, ворчала, но понимала, что он не нарочно, а, наоборот, заработался. А сейчас Бошечка скрашивал невкусный завтрак странным развлечением. Если макаронина оказывалась короче, чем нужно, по параметрам, только Бошечке и ведомым, он ее выкидывал в открытое окно.

Радостные вороны на спор ловили лакомство, которое им-то как раз пришлось весьма по вкусу, и выписывали в воздухе фигуры высшего пилотажа. А Кукушка, решив не принимать участие в лётном поло, тем не менее, с удовольствием наблюдала за ним в полевой бинокль.

Но выкидыванием коротких макарон Бошечка не ограничивался – были же еще длинные! Их он складывал в дикого вида штабель. Тошечка в обморок бы упала – штабель из макарон! А великий изобретатель всех времен и народов обмакивал в соус палец и совал его в рот, благодарно поглядывая на кошку. «Просто объеденье», – думал он…

А поначалу Бошечка затеял с кошкой нешуточный спор по поводу одного ингредиента. Некоторым образом его смущала добавленная в соус специальная «кошкина травка». Ну, которой хвостато-усатое племя подкрепляет здоровье время от времени. «Я же не кошка вам какая-нибудь! – возмущался Бошечка. – А вдруг и у меня хвост вырастет?! Полосатый!». Но кошка настояла на всех четырех лапах, что травка эта непременно должна там быть – без нее, мол, и соус не соус, и она от этого будет кошка не кошка. В конце концов, как приснилось, так и готовить нужно – из песни слова не выкинешь! А теперь кошкина травка Бошечке была нипочем – голод-то не тетка!

Вполне вероятно, что спор мог бы перейти в легкое валенко-лапоприкладство. Но ситуацию неожиданно легко разрешила Тошечка – она внесла в комнату только что испеченный, с пылу-жару, пирог с ежевикой. Ее сопровождал почетный вороний эскорт. Спор, разумеется, прекратился сам собою. Какие тут могут быть споры перед лицом этакого великолепия! Аромат свежей сдобы и лесных ягод был так соблазнителен, что даже рыбки настойчиво стучали плавниками в стекло аквариума, требуя, чтобы и им перепала крошечка. И она, конечно, им перепала, и не одна!

Но одно дело – пирог, а другое дело, хм… макароны. Бошечка так увлекся, что не заметил возвратившуюся с озера Тошечку с тазом в руках. Средняя ворона еле успела спикировать и подхватить макаронину, которая чуть нее шмякнулась Тошечке на макушку.

– Что это ты делаешь?! – поставив таз на крыльцо и заглянув в кухню, всплеснула руками Тошечка.

–  Дурью маюсь! – буркнул уличенный Бошечка.

– Как тебе не стыдно, прекрати! – потребовала Тошечка. – Не любишь
макароны, так бы и сказал! Я бы их и не готовила, и вообще…

– Не обижайся! – Бошечка сгреб оставшиеся макароны и тарелку в охапку, впрыгнул в валенки и вихрем промчался мимо Тошечки, умудрившись ловко поцеловать ее в щечку. Правда, попал, как обычно, в нос. Тошечка стояла и ошеломленно хлопала глазами.

–  По-моему, у него очередная идея, – не открывая глаз, мурлыкнула кошка. Так оно и было.

– Свари кофе, а? – прокричал Бошечка уже из мастерской.

Заинтригованные   вороны,   усевшись   на  свой   скворечник,   устроили настоящий семинар-галдеж по поводу совместимости мастерской и тарелки с макаронами. Версии были преимущественно гастрономического характера, и их было несколько: а) он их все-таки съест, б) отдаст им, воронам, в) устроит в озере прикормку, г) устроит прикормку в аквариуме. «Сплетет макраме», – поднатужившись, выдала Средняя ворона, которая обычно помалкивала, но зато отличалась оригинальностью суждений.

А Бошечка, включив в мастерской водяной магнитофон (свое очередное изобретение) и весело насвистывая под переливчатую мелодию, уже вовсю стругал что-то острым ножичком и стучал в такт медным молоточком. Как, вы не знаете, как устроен водяной магнитофон?! Да проще простого! Система стеклянных трубочек разного диаметра, длины и толщины, да бутылочек разной вместимости, да сверху – емкость с водой (желательно побольше), и все это перетекает и струится, и красиво журчит при этом на разные лады. И позванивают от легкого ветерка привязанные там и сям крошечные колокольчики и заливаются хрустальным смехом стеклянные бусинки… Вот такое вот изобретение.

Тошечка всегда успокаивалась, когда знала, что Бошечка занимается делом, – это было как-то привычно, уютно и по-домашнему. На Тошечку тогда тоже снисходило вдохновение, и она выдумывала что-нибудь новенькое или хорошо забытое старенькое. В данный момент она перебирала в памяти рецепты различного приготовления кофе и пока не знала, на каком ей остановиться.

Вороны уже охрипли каркать, поэтому свернули семинар-галдеж и просто в нетерпении топтались на коньке крыши своей конуры, вытягивая шеи и пытаясь разглядеть что-то в окнах мастерской.

Тошечка едва успела достать с верхней полки большущую банку кофе, как за окнами произошло какое-то движение. Что-то явно изменилось. Что-то явно сдвинулось с мертвой точки!

Вороны вдруг снова с удвоенной силой загалдели, и сразу почему-то поднялся страшный переполох. Они носились в воздухе, выделывая дикие виражи, которым позавидовал бы и летчик-ас, рьяно махали крыльями и пребывали в полном восторге – это было видно за километр. Даже Кукушечка в азарте приплясывала у своего бинокля, так заразительно было действо за окном!

На пороге мастерской стоял Бошечка и, хохоча, целился в небо из странной штуки, похожей почему-то на гладильную доску, к которой были приделаны пружинки и ролики. На доске стояла тарелка с макаронами. Пружинки пружинились, ролики ролились, а макароны от этого, представьте, макаронились! Фантастическая скорострельность – две макаронины в секунду! То-то вороны галдели и еле-еле успевали ловить их все на лету!

– Тошечка!!! – весело заорал Бошечка, выплясывая какой-то бешеный канкан. – Я их почти победил!!! С помощью грандипаликтора!

Вышедшая на крыльцо с банкой кофе в руках Тошечка просто лишилась дара речи.

– Да вы… Ну, вообще… Ну, обалдели вы совсем! Это из моей-то гладильной доски… – честно сделав попытку возмутиться, Тошечка неожиданно для себя самой тоже захохотала так, что даже села на крыльцо в обнимку со своей банкой.

Но в конечном итоге ее рассудительность взяла верх. Тошечка расправила юбки и, оставив Бошечку с воронами резвиться, отправилась на кухню варить кофе, ворча только что придуманный стишок: «Он не любит макароны, и склевали их вороны. И не буду их варить… потому что не хочу!».

 

 

4. ПОДАРОК

 

Целых два дня Бошечка был окрылен какой-то идеей, – а это значило, что его лучше не трогать. Лохматая макушка мелькала то в зарослях травы, то в окне мастерской. Инструменты в ловких руках сменялись с фантастической быстротой – коса, лопата, пила, рубанок. Из-под этих инструментов соответственно летели трава, земля и песок, опилки и стружки. Тошечка грозила пальцем на любой шум и возню, и в неимоверном количестве пекла оладьи, периодически впихивая их в Бошечку, когда он оказывался в зоне досягаемости.

Неподалеку от дома потихоньку росло некое сооружение, приобретая все более и более узнаваемые формы. И, наконец, завершая процесс, Бошечка прошелся по своему творению кисточкой с разноцветными красками.

– К нему не зарастет народная тропа…  – задумчиво  пробормотал
Бошечка, и, последним взором окинув содеянное, обернулся к домочадцам: –
Это новый туалет!

– Давно уж догадались, – ворчливо сказала кошка, несколько нарушив
торжественность момента. – Пойду проверю. Оценю. Потом сообщу свое мнение.

Впрочем, не прошло и десяти секунд, как она вышмыгнула обратно с недовольной миной.

– Туалетной бумаги нет, – вздернув нос, сообщила кошка. И, задрав еще
и хвост, словно знак протеста, поскакала в заросли.

Воцарилась пауза. Прямо немая сцена из «Ревизора».

– Тебе-то она зачем?! – вконец ошалев от такой наглости, запоздало
крикнул Бошечка кошке вслед, но та, видимо, уже не слышала.

Тошечка смущенно подергала его за рукав.

– Ты знаешь… этот домик у тебя гениальный получился. У тебя все
гениальное,  даже туалет… Только бумаги-то и вправду нет.

Некоторое время Бошечка хлопал глазами, и, как рыба, разевал рот. Потом, быстро нагнувшись, сорвал огромный лист лопуха и сунул его в руку Тошечки:

– На! Это тебе! Вместо!!

И, размахивая руками, пошел к себе в мастерскую.

Теперь пришел черед Тошечке хлопать глазами.

– Это что – мне цветочек такой?.. – растерянно прошептала она и,
шмыгнув носом, бросилась в дом.

Вороны огорченно нахохлились.

– Зачем он ее обидел? – пробормотала Средняя.

– Потому что сам обиделся, – сказала Младшая.

– Надо их помирить, – заключила Старшая, как самая мудрая. – А
началось-то с кого – с кошки!

А кошка – тут как тут! Вышла из кустов на трех лапах, из четвертой репей выкусывает:

– Да помирятся они! Причем вот-вот. Я их знаю, как облупленных!

И точно – спустя минуту хлопнула дверь мастерской, и мрачный Бошечка устремился куда-то в долину справа от озера – до нее было рукой подать. Поэтому вернулся он, пряча что-то за спиной, довольно скоро. Как раз к тому времени, когда Тошечка с покрасневшими глазами вышла на крыльцо вытряхнуть половичок.

–  На! Тебе! – буркнул Бошечка и ткнул ей в руки букетик полевых цветов. Классный такой букетик, хоть пиши его с натуры.

–  Ой, – сказала Тошечка, роняя веник и половичок. В следующую секунду она повисла на шее у Бошечки и звонко поцеловала его в нос.

– Да ну тебя, – проворчал, утираясь, довольный Бошечка, и они ушли гулять к озеру.

– Ну?! Я говорила?! – фыркнула кошка. – Психи, и психи!

 

*   *   *

 

Кукушечку разбудило какое-то тиканье за окном. Потом это тиканье перешло в тихий мяв. Она приоткрыла один глаз, выглянула из горшка, где жила теперь вместе с Кактусом, и поняла, что еще довольно рано. Все предметы вокруг тонули в молочно-белом тумане, – так бывает на рассвете. Кактус спокойно спал, и ему снились сиреневые сны, так что его цветок источал нежный сиреневый аромат. Только, пожалуйста, не путайте с запахом сирени – это совсем другое дело!

Кукушка выглянула в окно. Кошка выводила гортанные рулады, сидя у подножия шеста и задрав голову к конуре-скворечнику. «Что это с ней?» – сонно подумала Кукушка.

Некоторое время кошка еще попела свои странные рассветные серенады, потом прошлась взад-вперед, не отрывая взгляда от вороньего жилища, и вдруг, поплевав на передние лапы… полезла вверх.

Сердце Кукушечки оборвалось. Она, как и все обитатели дома, знала, что кошка точит зуб на ворон буквально с первых минут их появления в качестве жильцов. Что поделать, инстинкт хищника. Который, впрочем, отлично усмирялся с помощью валенка и других подручных средств. Но когда все еще спят… Это так… подло!!!

И Кукушечка, роняя перышки, рванулась в открытую форточку. Только бы успеть! Предупредить! Разбудить! Она летела очень, очень быстро, и, настигнув кошку ровно на полпути, с отчаянностью маленького камикадзе бросилась на нее.

– Вот тебе! Вот! – задыхаясь, кричала отважная птичка и клевала кошку в темечко. – Вороны! Караул!

–  Да ты что, очумела?! – зашипела кошка, наполовину ослепленная мельканием  крохотного серо-коричневого  тельца прямо  перед  глазами. – Разбудишь всех на свете! Я же хотела, чтоб потихоньку…

– Я тебе покажу «потихоньку»! Сейчас весь дом подниму! Воро-оны!

Кошка сплюнула, и, развернувшись, закарабкалась обратно. Но одно дело – по тонкому шесту вверх, а другое, извините, – вниз. Когти ее соскользнули, и кошка с воплем рухнула в колючий репейник.

Кукушечка издала звонкий победный клич. Перепуганные вороны заметались спросонья у себя в скворечнике. Разбуженный, а потому донельзя сердитый Бошечка прицельно метнул из окна валенок, и он точняком наделся на голову кошке, которая только-только выпуталась из лохматых зарослей вся в репьях.

Кактус, вырванный с корнем из своего сиреневого сна, в испуге выглянул в окно и увидел, что из травы на добрых полметра вверх подскочил валенок, и с приглушенным воем унесся куда-то по направлению к озеру. «Кошмар, приснится же такое», – подумал Кактус, перевернулся на другой бочок, и поспешно погрузился в другой сон, темно-синий.

Как ни странно, дикая рассветная интермедия завершилась всеобщим досыпом.

 

*   *   *

 

В это утро встали позже обычного. За завтраком встретились все, не исключая и кошку, которая имела вид высокомерный и снисходительный.

–  Может быть, ты уже впадаешь в маразм? – участливо спросил ее Бошечка, плюхая себе в тарелку кусок масла.

– Кто-кто, а только не я, – сдержанно ответила кошка, чопорно слизывая с усов манную кашу. – Просто, когда хочешь как лучше…

–… получается как всегда, – пожала плечами Тошечка, вытряхивая в розетку остатки варенья. – И ты прекрасно это знаешь. Нашла бы себе дело какое, что ли…

– Так я же тикаю!!!

Бошечка завел глаза к потолку.

– Хватит! Посуду будешь сегодня мыть, – строго сказал он. – Тошечка, ты идешь со мной на разведку?

Возражений, сами понимаете, не последовало.

Когда дверь за ними закрылась, кошка молнией метнулась на часы.

– Я вижу, в этом доме надо начинать с финала, – окинув всех взглядом из-под потолка, возвестила она. – Итак: у Тошечки с Бошечкой завтра День Рождения.

Секунда молчаливого изумления сменилась радостным галдежом. Кошка переждала его, а затем, как с трибуны, помахала с часов когтистой лапой, привлекая внимание:

–  Именно об этом сегодня утром я и хотела сказать всем потихоньку! Чтобы мы успели придумать сообща какой-нибудь сюрприз… Но вам почему-то угодно считать меня монстром, – в голосе кошки прорезались трагически-пафосные нотки;  она оглядела притихших домочадцев  и  с достоинством расправила усы: – Что ж, в таком случае, мне остается только умыть лапы.

Грациозно спрыгнув с часов на диван, кошка задрала хвост, как стяг, и гордо двинулась к двери. И тут снова проявила себя бойцом Кукушка. Она опередила кошку поверху и бесстрашно опустилась перед ней на диванный валик.

–   Кошка,  прости меня,  пожалуйста, – с чувством  сказала храбрая маленькая птичка. – Я была к тебе несправедлива… Именно тогда, когда у тебя были самые добрые намерения, я так тебя обидела! Я не только у тебя, я у всех прошу прощения – это из-за меня утро вышло таким сумасшедшим…

– Просто английский парламент, – хмыкнула кошка, но ей явно было приятно.

– Так вот, – голос Кукушечки зазвенел от волнения, – я знаю, как я могу исправить свою ошибку!

– Ну-ну, – поощрила кошка, укладываясь на валике, как на скале советов.

– Я постараюсь вкратце… Когда я еще жила в часах, мне было темно и скучно. Только и дела, что выскакивать каждый час. А все остальное время я мечтала. Как я бываю в разных странах, путешествую, и сколько всего нового вижу… Так родилась страна Желания.

–  Ой, а где это? – заинтересовались вороны.

–   В  моих  снах,  –  улыбнулась   Кукушечка,   и   тут   же,   почему-то оглянувшись, добавила почти шепотом: – Но подозреваю, что она где-то есть на самом деле. Потому что…

– Потому что… – эхом повторила кошка. В предчувствии тайны хвост ее нетерпеливо заходил туда-сюда, а шерстка встала дыбом, того и гляди, искры по ней побегут.

–  Потому что – вот! – и Кукушка извлекла что-то из-под крыла и положила перед собой.

Все головы сдвинулись над загадочным предметом, и даже рыбки пару раз подскочили над поверхностью воды в аквариуме, чтобы лучше видеть.

– Это какое-то семечко, – задумчиво проговорила Старшая ворона, перевернув его клювом. – В своей жизни я повидала всяких семян, но такого…

–  Оно перламутровое как раковинка, и мерцает изнутри, – завороженно прошептала Младшая ворона.

– И пульсирует, как маленькое сердце, – добавила Средняя.

«Оно живое, – подумал Кактус. Так громко подумал, что все услышали и обернулись к подоконнику. – Живое, потому что это детеныш дерева страны Желании.»

–  Он знает о растениях все… или почти все, – с гордостью сказала Кукушка. – И он прав.

– М-да, – признала кошка. – Ты меня поразила.

– Семечко надо посадить, – просто сказала Кукушка. – Вот и будет подарок на день Рождения. Потому что вырастет нечто необыкновенное и волшебное.

–   Встречаемся в полночь, – заключила кошка, возбужденная сверх всякой меры. Глаза ее вдохновенно горели. – Не знаю, почему, но чувствую, что сажать его надо ровно в полночь! А вот ответственной за выбор места будешь ты, Кукушка.

– Нам Кактус подскажет, – смущенно отозвалась та.

Вскоре с разведки вернулись Тошечка и Бошечка. Они искали место для большого садоогорода.

– А я еще крыжовник посажу, чтобы больше крыжечки по углам не искать, – мечтала Тошечка, – И всякие сливы-вишни. И кофе кончается. Надо тоже посадить… Только… ой, у нас же зерна жареные! Что же это у нас вырастет-то?!

– Жареный и вырастет, – отмахнулся Бошечка. – Пойду-ка я чертежи делать, план посадок, и всяко разно. И что захотим, то и посадим.

–  Посадим-посадим, – промурлыкала многозначительно кошка перед тем, как просочиться в дверь.

Бошечка проводил ее подозрительным взглядом, но мастерская манила, и он выбросил из головы все мысли, не относящиеся к делу.

Представляете, каких трудов стоило заговорщикам уложить спать полуночника Бошечку! Он только диву давался, когда в окно мастерской заглядывала то одна, то другая озабоченная мордашка, спрашивая, не устал ли он, и не пора ли баиньки. Но все неожиданно разрешила Тошечка, когда Бошечка попросил кофе.

– Кофе? На ночь?! – она уперла руки в боки.

– Ну все, все, сдаюсь, – Бошечка зевнул и потянулся. – Уговорили! Что-то я и вправду устал.

И взошла луна.

Несколько таинственных теней сошлись в тишине у крылечка, – там было самое удобное место (так посоветовал Кактус). И мерцающее семечко тихо легло в землю, точно в добрую ладонь. И вода из озера щедро напоила спящего детеныша дерева из страны Желании…

А потом была Тайна, о которой никому-никому нельзя рассказывать, потому что иначе – какая же это тайна?!

 

*  *  *

 

– С добрым утром, – сказала Тошечка. – Я надеюсь, ты не забыл, какой сегодня день?

– Нет, – зевнул Бошечка. – А какой? Солнечный без осадков?

– Во всяком случае, тебя я поздравляю.

– Ой!..

– О-е-ей! – эхом раздались горестные вопли со двора. – Ой, свиньи-то в огороде!

Тошечка и Бошечка очумело уставились друг на друга. Потом, не сговариваясь, пулей вылетели из домика и тут же замерли на крыльце.

– Здравствуй, дерево… – растерянно сказал Бошечка.

– С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ! – высыпали кто откуда обитатели дома. Кошка умудрилась принести даже горшок с Кактусом.

Тошечка с Бошечкой так растрогались, что даже растерялись. После всяческих приятных слов, которые с таким удовольствием говоришь друзьям в их самый главный праздник, Кукушка вспорхнула на ветку:

– А вот это – удивительное дерево из страны Желании! Мы сами даже хорошенько не знаем, дерево ли это… Его подарить нельзя, потому что оно живое. Но вот оно само может дарить то, что очень, очень хочется. Надо только зажмуриться и захотеть. Вот, собственно, и все. Так просто.

–   Да…   Действительно,  просто,  –  все  еще  растерянно   повторил Бошечка.

– Ну вот, а теперь загадайте себе по подарку! – предложила кошка, и вид у нее почему-то был хитрый.

Тошечка и Бошечка одновременно зажмурились. И вот на ветке со стороны Бошечки вырос огромный букет невиданных цветов, а со стороны Тошечки – кружка с каракатицами, но только с целой ручкой.

– Зачем это ему цветы, а ей – его кружка? – прошептала самая маленькая ворона. Кошка снисходительно и осторожно потрепала ее по затылку:

–  Эх ты, недотепа! Да они это друг другу подарят! Я, впрочем, так и знала. И женщина, как всегда, оказалась практичней!..

–  Ух ты, класс! – завопил Бошечка. – Спасибо! А то я без этой ручки всегда обжигаюсь!

А Тошечка ничего не завопила. Она просто повисла на Бошечке и чмокнула его в нос.

– Кхм, – прокашлялась кошка. – А можно, я тоже загадаю, хоть и не мой праздник?

– Валяй, конечно, – сказал Бошечка. – Праздник – наш общий.

Кошка зажмурилась, и под общий хохот ей в лапы упал большой рулон туалетной бумаги.

А потом все собрались за столом пить чай с тортом, который – ни за что не угадаете! – испек Бошечка, и всем было очень-очень весело.

 

 

5. НОЧНЫЕ ТАЙНЫ

 

Щедрый на идеи Бошечка построил круглую беседку в аккурат под деревом из страны Желании. И обитатели дома полюбили собираться там в то задумчивое и тихое время, когда сумерки медленно и лилово перетекают в ночь.

Если сидеть все время на улице или неотрывно смотреть в окно, то переход этот совершенно незаметен. Просто ты вдруг обнаруживаешь, что тебя окружает бархатная темнота. А если отвлечься на какие-нибудь домашние дела, то почему-то – р-раз! – и уже ночь, хотя вот только-только, буквально секундочку назад был еще вечер…

Бошечка все пытался экспериментировать, и высчитывал посекундно фазы перехода, внезапно выскакивая на крыльцо, или, наоборот, пулей влетая в домик. «Я хочу схватить сумерки за хвост!» – пояснял он свои метания особо перепуганным домочадцам. «Попробовал бы меня кто за хвост схватить! – как-то раз возмущенно воскликнула кошка. – Это никому, знаешь ли, не нравится!».

Ее неожиданно поддержала Тошечка.

– Ты пугаешь ночные тайны! – строго сказала она Бошечке. – Так их скоро и вовсе не останется. А сказку беречь надо!

Эта мысль прижилась. И если кто-то делал что-то из ряда вон выходящее (такое, что сразу всем заметно!), то ему укоризненно говорили: «Не спугни тайну!».

В этот вечер Тошечка с Бошечкой основательно притомились на посадочных работах, вернее, на копательных, (потому что саму посадку им помогли совершить вороны с воздуха), и поэтому на сумеречных посиделках были все, кроме них. Прошу прощения – еще и кроме рыбок. Рыбки справляли новоселье, и так им их новое жилье нравилось, что они даже гулять не хотели. Да и было, чему радоваться!

Вчера Тошечка как раз вздохнула: «Бедные рыбки! У них такой тесный аквариум! Может, их в озеро выпустить?.. Там просторнее, да и красивее. Хотя, они такие маленькие… Вдруг их обидит кто-нибудь?». И вот сегодня утром все увидели, что прежнее рыбкино обиталище исчезло, и вместо него появился большущий аквариум со скалами, корягами и переплетением водорослей – просто все-все для того, чтобы играть в прятки! Мало того – над поверхностью воды либо плавало маленькое пушистое облачко, из которого периодически шел самый настоящий дождик, либо светилось крохотное солнышко, и тогда подводный мир расцвечивался волшебными красками. (Угадайте-ка, кто это сделал?.. Если не угадали, спросите у Кактуса – он знает о растениях все, или почти все!).

Все ужасно обрадовались, а больше всех, конечно, рыбки. Они высоко подпрыгнули над поверхностью воды, сделали красивое сальто и дружно крикнули «Ура!». Это было в первый и в последний раз. В принципе, они очень и очень молчаливы.

Вот так же молчаливы были сегодня и те, кто коротал нынешний вечер в беседке. Каждый пытался строить догадки по поводу самого удивительного жителя их маленького мирка. Никто не знал, кто же он на самом деле. С виду дерево как дерево. Тем более, из семечка выросло. Но скажите мне, какое это дерево может выращивать на своих ветвях желания? Да и к тому же не всегда.

Вот два дня назад эпизод случился. Кошка вышла на крыльцо и небрежно так кинула:

– Голову кеты, пожалуйста!

–  Ты что, в ресторане? – фыркнула проходящая мимо с кастрюлей Тошечка. – А у нас сегодня в меню опять, представь, борщ! Не хочешь голодной остаться, вымой скорее лапки, и за стол!

Кошка подождала, подождала, но никакая голова кеты с неба не упала. «Не очень-то и хотелось!» – буркнула кошка, и, задрав хвост, поскакала обедать, пока не поздно.

Ну вот и пойми, почему – то ли дерево обиделось на такое фамильярное обращение, то ли потому что кошка сама себе могла рыбу поймать (Бошечка же приспособы свои у дерева не клянчил, а сам конструировал!), то ли… В общем, характер у дерева явно был. И, скорее всего, добрый. По крайней мере, сидеть под ним в беседке было очень уютно и загадочно. Хотелось рассказывать друг другу всякие истории, или просто говорить о чем-нибудь задушевном.

Уже совсем стемнело. Крупные звезды одна за другой зажигались над озером, и на водной глади чуть подрагивали их отражения.

– Послушай, кошка, – осторожно нарушила тишину Средняя ворона. – А почему ваш дом летел по воздуху? Это, вроде бы, для домов не очень типично.

– Во-первых, мы и сами не очень-то типичные, – важно ответила кошка. – Сказать по правде, это случилось из-за меня.

– О-о, – заинтересовались все, и подсели поближе.

– Дело в том, что я – бомба замедленного действия, – заговорщицки произнесла кошка. – Заметили, наверное, что я тикаю?

– Ага, – прошептала Младшая ворона, и прижалась к Старшей.

– Ну вот. А в тот день у меня было особенно паршивое настроение… Я и взорвалась.

– Как это? – хором спросили все. – Ты ведь жива-живехонька!

– Я взорвалась от переполнявшего меня возмущения! – пояснила кошка. – Выпустила, так сказать, пар. А когда выпускаешь пар, то это иногда приводит к положительным результатам. И вот мы здесь. И здесь, по-моему, весьма неплохо.

– А по-моему, кошка, ты врешь, – храбро сказала Кукушечка.

Возникла пауза. Младшая ворона даже слегка задрожала – а вдруг кошка опять возьмет, да взорвется?!

– Ну, вру, – неохотно призналась кошка. – Вернее, не вру, а сочиняю. Нельзя, что ли?

Никто не нашел ни слова в ответ. Только задумались – а, в самом деле, хорошо это, или нет – иногда взрываться и выпускать пар?..

– Соври еще что-нибудь, а? – спустя какое-то время прошептала кошке Младшая ворона, покосившись на Старшую.

– А лучше расскажи, пожалуйста, — почему у Тошечки и Бошечки общий День Рождения? – предложила Кукушка.

– Хороший вопрос, – усмехнулась кошка и ненадолго умолкла. На ее аккуратных ушках лежал неяркий желтоватый отблеск. Удивительное дерево излучало свет, подобный тому, какой дает печка с закрытой дверцей. Вроде бы, огня не видно, но знаешь, что он там есть, внутри, и иногда пробегает по комнате такая теплая оранжевая рябь. – Это, в общем-то, отдельная история, но как раз для такого вечера. Ну… просто мы все инопланетяне. Наш корабль закамуфлирован под дом. А там, откуда мы прилетели…

– Как ты красиво врешь… – мечтательно проговорила Младшая ворона.

На нее зашикали, конечно.

– Сказка – ложь, да в ней намек, – назидательно сказала Кошка, ничуть не обидевшись. –  И умный сразу поймет, где первое, а где второе. Так вот, слушайте… Говорят, что где-то есть удивительная страна, а живет в ней народ под названием «не-разлей-вода». Люди как люди. Живут себе, занимаются своими делами, держат дома зверушек, ходят друг к другу в гости. И, как всякие люди, ищут свои половинки… Это так замечательно – найти свою половинку на всю жизнь. И как-то так получается, что они очень быстро находят друг друга, и уже не расстаются, а начинают создавать свой собственный неповторимый мир. Всегда они умудряются найти общий язык – потому что умеют слушать. И все у них общее, и никаких секретов друг от друга, разве что сюрпризы к праздникам. И это им не надоедает, потому что каждый новый день они видят друг в друге что-то новое, и поэтому им вместе всегда интересно. И даже если они ссорятся, то мирятся почти сразу. А сколько на их долю выпадает приключений… Вот, как это, например.

– Но ведь так только в сказках бывает, – прошептала Младшая ворона. Кошка очень выразительно посмотрела на нее, но ничего не ответила.

– Добрым молодцам урок, – улыбнулась Старшая ворона.

– И девицам-молодицам, – проскрипела Средняя, задумчиво макая указательное перо в пузырек с фиолетовыми чернилами и рисуя себе вокруг глаз большие квадратные очки.

Кукушечка клювиком расправила на макушке Кактуса колючки, которые торчали этаким модным ежиком. Он решил сегодня соорудить новую прическу – не все же бритым на окне торчать. И она ему очень шла.

– А у нас появилась новая идея, – тихо сказала птичка из часов. – То есть, она наверняка стара как мир, но мы только недавно до нее додумались. Это почему у меня появилось семечко из страны моих снов… Просто все, о чем мы думаем и мечтаем, существует на самом деле, понимаете?.. Только вот, появляется ли это все в результате наших мыслей, или, наоборот, в наших снах и мечтах мы каким-то образом заглядываем за невидимую завесу, мы еще не поняли… И не знаем, суждено ли нам понять это вообще.

Все помолчали. Эта идея была такой большой, что как-то не находилось пока никаких слов ни подтвердить ее, ни опровергнуть.

– В наших странствиях, – негромко сказала Старшая ворона, –  мы повидали множество всяких удивительных вещей – и веселых, и непонятных, и даже иногда страшных… Испытали столько всяких приключений, что хватило бы не на один такой вечер… Представьте себе: другие только мечтают об этом – вот как ты, Кукушечка – а у нас этого всего было с избытком. И так мы от этого устали, что захотелось просто пустить где-нибудь корни. И где же нам это удалось? В доме, который летел по небу! Ну, не странно ли?.. Впрочем, есть на свете очень и очень многое, о чем мы даже и не догадываемся! И оно может находиться совсем рядом…

И эта идея была слишком большой, чтобы тут же придумать что-либо в ответ. Поэтому снова воцарилось задумчивое молчание. Метались желтовато-оранжевые отсветы, и даже что-то тихонько потрескивало, точно угольки в камине. Может быть, просто похрустывали сучья – дерево любило иногда расправить то одну, то другую веточку, точно потягиваясь. И славно тянули свою длинную ночную песнь невидимые в траве сверчки.

Но в эти привычные звуки вплелось чье-то неясное бормотание. Кукушка, у которой слух был тоньше, чем у остальных, насторожилась.

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть… семь, – раздавалось удивленное, и еще раз: – Раз, два, три, четыре, пять, шесть… семь! Не может быть!

– Кошка, – шепотом сказала Кукушечка, – ты кого там считаешь?

– Слушай, я схожу с ума, или мне кажется? – так же тихо и недоуменно отозвалась кошка. – Я считаю нас, и нас больше, чем нужно!

– Как это?

– Так это! Рыбки у себя в аквариуме, Тошечка и Бошечка спят без задних ног, а нас должно быть шестеро! Три вороны, я, ты, и Кактус! А это чья такая макушка, непонятно на что похожая?! И, подозреваю, давно уже тут находится!

Как ни тихо шептались кошка с Кукушкой, но эмоции-то не скроешь!

–  О чем спор? – осведомилась Старшая ворона. – Я надеюсь, вы не ссоритесь?

–  Я вынуждена поставить вас в известность… – чуть-чуть повысила голос кошка. – Среди нас – КТО-ТО! И этот КТО-ТО – вот!

Как-то так получилось, что в тот самый момент, когда кошка указующе протянула лапу, с ветки дерева туда же метнулся теплый блик, и на краткое мгновение осветил необыкновенно лохматую шевелюру… Собственно, кроме этой дикой шевелюры и пары перепуганных глаз не было вообще ничего!

– Мама! – коротко вякнула кошка, словно на нее кто-то с размаху сел.

Существо столь же громко вякнуло в ответ в полном ужасе, затем раздался дробный топот босых пяток – так топотать, улепетывая, могут только босые пятки! – по земле, по ступенькам, потом что-то грохнуло в сенях, потом на чердаке… и все внезапно стихло, словно ничего и не было. Даже Бошечка проснуться не успел, только пробурчал что-то недовольно.

– Слушайте, да ведь этот волосан в доме спрятался! – осипшим голосом произнесла кошка. Глаза ее пылали, как желтые факелы, а хвост хлестал по бокам, словно ополоумевшая полосатая змея.

– Кошка, на тебя смотреть страшно, – укоризненно произнесла Старшая ворона. – Ничего же не произошло! Давайте-ка лучше на боковую, а утро вечера мудренее.

– Нет, произошло, – строго возразила Средняя ворона. – Кошка спугнула тайну!

– Опять я, – горестно прошептала кошка, возводя глаза к звездам, – опять я виновата! А такой хороший был вечер…

Но ей было немного стыдно.

 

 

6. НОВЫЙ СТАРОЖИЛ

 

Новости лучше всего, конечно, сообщать за завтраком, потому что все собираются за одним столом. Днем – ищи всех свищи, все делом заняты. А до обеда не дотерпеть, да и новость прокиснет. Поэтому кошка постучала ложечкой о свое блюдце с молоком.

– Минуточку внимания, – официальным голосом провозгласила она. –
Начинаю, как принято в этом доме, с финала. Думаю, эта новость прежде всего
касается хозяев, так как почти все остальные в курсе… Кажется, у нас появился
новый жилец.

Бошечкина реакция была очень быстрой и неожиданной – он обвел всех взглядом и нырнул под стол. Тошечка аж подпрыгнула.

– Такого проявления испуга, – назидательно сказала кошка, – хозяину
проявлять просто не подобает.

– Почему испуга-то? – удивился Бошечка, выныривая из-под стола с
другой стороны, где подпрыгнула уже Младшая ворона. – Я его искал, жильца нового. Раз за столом нету, значит, под столом сидит. А там нет никого!

Кошка вздохнула и закатила глаза.

– Кажется, вчера поздно вечером он спрятался на чердаке, – робко
вставила Кукушка. – Но там ли он до сих пор, или нет, – неизвестно.

– А почему спрятался-то? – недоумевающе спросила Тошечка. – Садился
бы с нами завтракать – вот бы и познакомились!

Если бы кошка умела краснеть, она бы покраснела. Но Старшая ворона сгладила неловкость:

– Он, видимо, от природы очень застенчивый…

Тошечка едва успела схватить за свитер Бошечку– она прекрасно поняла, куда тот рванул:

– Не надо, ты его испугаешь еще больше!

– Тогда… тогда… Нет, ну позвать-то его все равно надо! Да отпусти ты
меня, пожалуйста!

Бошечка ловко вывернулся, прыгнул в угол, где стояла швабра, и негромко постучал черенком в потолок. Потом высунулся в окошко и закричал куда-то вверх:

–      Эй, жилец! Слазь давай с чердака-то! Мы сейчас чай будем пить, с
помидорами!

Думаете, он шутил? Ничего подобного! Это Тошечка в порядке эксперимента сварила варенье из зеленых помидор по поваренной книжке. Ничего себе так. Нет, правда-правда. Хотя… хотя, клубничное, конечно, лучше. Но, согласитесь, устоять перед таким удивительным приглашением нелегко!

Поэтому вскоре все услышали, как на чердаке послышалась явственная возня, а потом раздался быстрый негромкий топот по лесенке вниз. Топот замер перед дверью, и все затаили дыхание.

– Эй, ну заходи, что ли, не томи народ! – не выдержал Бошечка.
И дверь открылись.

Сказать, что все изумились – это ничего не сказать. Потому что на пороге, возвышаясь от пола не больше, чем на полметра, стояло именно то, что мелькнуло вчера на миг в желтом отблеске от дерева из страны Желании. Копна волос и перепуганные глаза – ни больше, ни меньше. Нет, конечно, были и пятки – чем-то он топотал же! – но попробуй-ка их разгляди!

– Очень рады! – радушно сказала Тошечка, вставая со стула. Потом она обернулась   и   быстро   сделала  всем   страшные   глаза,   чтобы   прекратили неприлично таращиться на незнакомца. – Проходите, пожалуйста!

Пришелец быстро-быстро заморгал, а потом столь же стремительно пересек пространство кухни и разразился каким-то торопливым курлыканьем.

–  Как-как, говоришь, тебя зовут? – наморщил лоб Бошечка и протянул руку. – Давай еще раз, помедленнее. Я вот Бошечка, рядом Тошечка, а тебя как?

Из шевелюры высунулись две небольшие крепкие ручки в серых рукавах и энергично затрясли руку Бошечки:

– Фанфа… Флаф… Флюк-фуфл… Тьфу!!!

– Какое такое «фуфло»? – обалдело переспросила кошка.

– Да ему борода в рот попадает! – догадалась Тошечка. – Послушайте, любезнейший незнакомец, я, конечно, не вправе что-то советовать вам насчет прически, но вам же так неудобно…

Бошечка полез в карман и извлек пластмассовую воронку:

– Вместо рупора сойдет?

Гость издал радостный возглас и почти вырвал воронку у него из рук:

– Не надо на «вы!»! Стричься не буду! Спасибо за приглашение! Я тоже очень люблю помидоры! Меня зовут Фансафалифафлюпик!!! – пулеметной очередью раздалось из раструба.

– Ничего себе энергия, – одобрительно сказал Бошечка, подвигая ему табуретку.  Тошечка в это  время быстренько сервировала стол для чая.

Увидев банку с вареньем из помидор, пришелец с оригинальным именем просиял и зашебуршился в недрах своей необъятной бороды. Результатом поисков оказались несколько бумажных кулечков, которые тот проворно разложил на столе.

– Это к чаю, – раздалось из мини-рупора.

Тошечка приятно поразилась. Эдакий любезный жилец! В одном пакетике оказалась сушеная малина, в другом – горсть орехов, в третьем – связочка сушеных грибов.

– Я думаю, грибы-то лучше не с чаем… Пожалуй, я сегодня суп сварю, на обед. Народ, вы как?

Все с энтузиазмом восприняли эту идею, и вороны принялись колоть клювами орешки и складывать ядра в вазочку, которую Бошечка сплел из соломки еще прошлой осенью.

Пришелец разгреб спереди свои заросли – там, где, без сомнения, был рот, и заработал ложкой, жмурясь и причмокивая. А врученную ему воронку водрузил себе на голову. В виде шляпы, надо полагать.

– Ух, ничего себе, – прошептал Бошечка Тошечке на ухо. – Я думал, что это варенье никто никогда не съест!

– Хватит издеваться-то, – хихикнула она.

 

 

*   *   *

 

Фансафалифафлюпик вписался в жизнь обитателей Предозерья необыкновенно легко. Его бешеный энтузиазм оказался к тому же очень полезным. Когда он узнал, что Бошечка собрался построить на озере мостки для удобства полоскания, ныряния и загорания, то стал помогать ему столь рьяно, что даже Бошечка не вполне за ним поспевал. К примеру, в пылу строительства новый жилец упал в воду восемь раз, а Бошечка – всего три. А необыкновенная говорливость, которая поначалу ошеломляла (это сколько же лет он молчал и ни с кем не общался!), постепенно стала, как бы это выразиться… более причесанной. Чего не скажешь о его потрясающей шевелюре – но об этом несколько погодя.

Само его появление в доме объяснилось чрезвычайно просто. Оказывается, он в нем всю жизнь жил. Потому что… кое-кто уже догадался, да? Конечно, он был домовым! Очень застенчивым домовым, который всех давно знал, всех давно любил, но ужасно стеснялся показываться (да и найдите-ка домового, который этого не стесняется!). Правда, шалил, конечно, иногда, но совершенно не зло. То инструменты в мастерской у Бошечки местами поменяет, то вязанье Тошечкино спрячет, то кошкину пятку во сне пощекочет, а она щекотки жутко боялась! Ну, подпрыгивала, конечно, спросонья («А?! Что?! Тик-тик-тик! Три часа ночи!»), но тут же быстро засыпала снова.

А волшебное дерево заворожило робкого домового так, что он забылся как-то, да и выполз послушать «разговоры за жизнь». И несколько вечеров подряд его никто-никто не замечал. А потом… Ну, вы и сами знаете. Единственное, что осталось непонятным – так это то, кем его все-таки считать – новым жильцом, или старожилом? Сошлись на том, что он новый старожил. Лохматый такой новый старожил.

Волосами он зарос, конечно, фантастически. Шевелюра заменяла ему и верхнюю одежду, и одеяло, и вообще, была неотъемлемой частью его облика. Когда он волновался, она даже стояла немножко дыбом, и Фансафалифафлюпик точно увеличивался в объеме. Это чрезвычайно нравилось кошке.

– Мы, видимо, одних кровей, – довольно говорила она, в доказательство топорща свою шерстку. При этом хвост ее походил на ершик для чистки бутылок.

Тошечка жалостно вздыхала. Первое время она носилась за домовым по комнатам с расческой и ножницами, а он, сердито вскрикивая, бегал от нее по стенкам, сигал в окно и искал спасения у Бошечки.

–   Да  что   ж   это   такое-то!   –  восклицал   он,   потрясая   маленькими кулачками. – Я такой, какой есть, и другим быть не хочу, потому что это уже буду не я, а кто-то другой!!

– Ну, давай я хоть усы тебе в косички заплету! Тебе же есть неудобно! –упрашивала Тошечка. И, представьте, однажды упросила!

–  Только без бантиков! – сказал Фансафали… хотя его все давно уже звали Фанфа, а то не выговорить же!

Тошечка просияла и тут же показала себя замечательным парикмахером. Усы, которые, даже и заплетенные в косички, свисали почти до полу, она украсила тонкими замшевыми шнурками с маленькими бубенчиками.

Фанфа пришел в дикий восторг и добрых полчаса носился по всем комнатам (по полу, стенам и потолку!), не забывая и чердака, так что под конец даже у Кактуса зазвенело в ушах. Потом домовой, запыхавшись, плюхнулся на стул и радостно крикнул:

–  Тошечка! А правда было бы здорово, если бы их было шесть… нет, двенадцать, а?!

– Тогда я буду звать тебя мистер Погремушка, или еще того хуже – Ля-ля Фа-Фа, – проворчала кошка, проходя мимо, и уже у порога бросила с укором: – Меру знать надо!

– Ну ладно. Тогда восемь, – примирительно сказал он.

И поверьте, это было очень, очень красиво!

 

 

7. НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ

 

– Что-то мы по утрам все завтракаем, да завтракаем, – как-то сказал
Бошечка, пытаясь увернуться от Тошечки, которая наступала на него с зубной
щеткой. – Прямо надоело даже!

– Что, завтракать надоело? – ехидно осведомилась Тошечка, выдавливая на щетку горошинку пасты и продолжая загонять в угол Бошечку. – Так и не получишь ничего, пока зубы не почистишь!

– Да нет же, мне просто надоело, что это называется «завтрак», –
продолжал он гнуть свою линию. – Как будто есть придется только завтра, а хочется-то уже сейчас! Давай мы лучше по утрам ужинать будем, а?

– Да хоть тридцать три раза обедать! На-ка, возьми щеточку!

– Кошку вот небось не заставляешь зубы чистить, – с обидой сказал
Бошечка, но отступать было уже некуда, и щетку пришлось взять.

– О, это мысль, – оживилась Тошечка, и, подхватив юбки, сбежала с
крыльца  звать  кошку.   Бошечка,  убедившись,  что  опасность  миновала,
быстренько смыл пасту со щетки, и поставил ее обратно в стаканчик.

– Эй, народ, приятного ужина! – сказал он домашним с порога столовой.

– Спасибо,    с    Новым    Годом!    –   радостно    подхватил    домовой
Фансафалифафлюпик, звякнув бубенчиками всех своих восьми косичек, в две из которых были заплетены усы.

– С первым воскресеньем на этой неделе!! – возбужденно подпрыгивая,
крикнула Младшая ворона – ей ужасно понравилось новое развлечение.

– С полугодием воспитанных крылатых, – с намеком продолжила
Старшая, глянув на нее поверх очков, но, не удержавшись, прыснула.

– И хвостатых, и носатых, и полосатых, и бородатых, – застенчиво добавила Кукушечка. А Кактус просто улыбнулся. Недавно он отрастил себе бороду, и она получилась на диво пушистой, и совершенно не кололась.

– С днем незваных гостей, – тихо сказала Средняя ворона. Она говорила
редко, но уж если говорила… Все даже примолкли от неожиданности.

– Ничего себе праздничек, – озадаченно протянул Бошечка, но тут
Тошечка внесла целую гору сырников, и все снова оживились.

– Между прочим, кошки что-то нет нигде, – заметила Тошечка, ловко
расставляя тарелки. – Странно, она сырники любит. Со сгущенкой тем более…

– Погоди, сейчас испробуем радикальное средство! – Бошечка
вскочил со стула и высунулся в окно: – Эй, кошка, а у нас тут кетовые головы!
Много!

Перед своим любимым блюдом кошка вряд ли устояла бы, это Бошечка рассчитал верно. Только сейчас это не сработало – кошка не отозвалась.

– Что-то мне это не нравится, конечно, – сказала Тошечка. – Но семеро
одного не ждут, так что всем приятного аппетита. А ты, Бошечка, между
прочим, меня надул, и зубы все равно не почистил.

– Ну, надул… Только не дуйся! Я вечером, ладно?

– Угу, вечером, после полдника, то есть после дождичка в четверг, – проворчала Тошечка, но уже не сердито, а больше для порядка.

Некоторое время все сосредоточенно и с удовольствием жевали и клевали. А потом, как это водится, когда первый голод утолен, принялись болтать.

– Интересно, – сказал Фанфа. – А я – званый гость, или
незваный?..

– Какой же ты гость? – возразил Бошечка. – Ты же в этом доме, считай, раньше нас поселился!

–  Так то в доме! Я б, может, еще сто лет не показывался, и никто про меня не знал! Я ж про другое…

–  Званый, конечно, – отозвалась Кукушечка. Ее крошечный клювик был забавно перемазан сгущенкой. – Бошечка же тебе в потолок постучал, чтоб ты со своего чердака спустился, забыл?

Фанфа   обрадованно   хлопнул   себя   ладонью   по   лбу.    Косички подпрыгнули, бубенчики звякнули.

–  А что это вы тему такую странную завели? – спросила Тошечка, в утренних поисках кошки пропустившая дикие поздравления, которыми обменивались домочадцы.

– Да уж, – поддержал Бошечка, обращаясь к Средней вороне. – Откуда ты такой праздник взяла – «День незваных гостей»?

Но та ничего пояснять не стала, и только молча пожала плечами.

– Ну, вообще-то есть такой, – сказала Старшая ворона. – В одной очень далекой стране, в которой я была однажды. Давно.

И тоже больше ничего пояснять не стала.

–  Мне как-то почему-то вдруг стало не по себе, – объявила Тошечка.

–  Получается, что незваный гость – это плохо? – спросила Младшая ворона, растерянно вертя черной блестящей головенкой то на одного, то на другого.

– Ничего подобного! – решительно отрубил Бошечка. – Вовсе не плохо, а просто… неожиданно! Всякие трусихи, конечно, неожиданностей боятся, и коленки у них дрожать начинают, и вообще…

– Да ничего я не боюсь! – возмутилась Тошечка. – Просто… без кошки как-то непривычно.

– Да она просто гуляет сама по себе, – предположил Фанфа. – Кошка же!

–   Это да, но наша кошка поесть любит, – сказал Бошечка. – И основательно!

– А чего худая такая?

– Так ведь гуляет сама по себе!

Все захихикали, и тут вдруг раздался довольно громкий стук в окно. Все притихли.

–   Кошка?  –  прошептала  Младшая  ворона  и  спряталась  за Старшую.

Но это была не кошка.

– Накаркала, – тихо сказала Старшая ворона, глядя на Среднюю.

– Заходь, кто пришел! – пригласил Бошечка.

 

*   *   *

 

Здесь все же необходимо прерваться, и попробовать начать с самого начала.

Рассвет только-только заиграл над горизонтом нежными перламутровыми всполохами. Солнце еще не успело показать даже краешка своего румяного горячего бока, и поэтому было довольно холодно. Холодно и тихо-тихо. Тишина окутывала мир подобно незримому облаку, а редкие утренние звуки лишь подчеркивали ее. Вот прошуршали перья о стенку скворечника… Легонько звякнул один из бубенчиков перевернувшегося во сне Фанфы… Спал даже ветерок, и некому было шевелить листочки деревьев.

«Ну почему по утрам так ужасно хочется есть?.. Хотя, по ночам тоже. И днем… Но утром сильнее. Или все-таки ночью?» – раздумывала кошка, неслышно переставляя лапки по половичку, ведущему к входной двери. Та даже не скрипнула, выпуская беглянку в прохладу внешнего мира. «Брр!» – вздрогнула кошка, когда чувствительные подушечки ее лап коснулись влажного от росы травяного ковра, и поспешно перескочила на тропинку. Путь ее лежал к одному из тайничков, которые держат все уважающие себя кошки. Всякие такие вкусные секретики – где что. Съестной припас про запас. Про черный день. Или, скорее, утро…

Так приятно в тишине и блаженном одиночестве задумчиво погрызть припрятанный хрящик, или нежную куриную косточку… Нет, кошка не была скупердяйкой или жадиной, потому что будь вы голодны, она бы вам этот хрящик запросто отдала. Да пожалуйста, приятного аппетита! Просто… Просто она была кошка. И она очень ценила эти мгновения, принадлежавшие исключительно ей. Это же так здорово – утро, покой, и тихий хруст хрящика… Что может быть лучше?!

«Эх, перекушу-ка я кетовой головой, – мечтательно подумала кошка, – а к обеду выпрошу у Тошечки еще чего-нибудь вкусненького…».

Но перед тем как вскрыть свой главный тайник (возле третьей сосны справа), кошка оглянулась на дом. Ей всегда нравилось смотреть, как первые лучи солнца касаются крыши – колоски так красиво отливают золотом, а начинающий зреть виноград кажется изумрудными россыпями.

–  Ух ты-ы… – невольно вырвалось у кошки. – Это когда же Бошечка успел такой флюгер сделать?!

Она подцепила когтем рыбью голову, и, не отводя взгляда от новой диковины, принялась аппетитно похрустывать. Жизнь была хороша!

–  Ну, мастер… Ну, просто как живой получился… – урчала кошка, жмурясь от двойного удовольствия. – И как на нашу Старшую ворону похож… Она, она ему позировала, не иначе…

Рассвет меж тем набирал силу, точно играл симфонию утра. Инструментами для него служили и верхушки деревьев, и гладь озера, и синяя полоска леса на горизонте, и далекие заледеневшие пики гор… Быстрые лучи, словно пальцы опытного пианиста, пробежались и по новому флюгеру, заискрились на гладких, иссиня-черных перьях, отразились от темного бездонного зрачка, метнулись бликами по отполированным коготкам на лапах…

–  Это какая же музыка бы получилась! – Кошка, полуприкрыв глаза, даже взмахнула в экстазе лапой, точно дирижер во время показательного концерта, как вдруг…

– КА-А-А-Р-Р-Р-Р!!! – протяжным и печальным диссонансом разнеслось над спящим миром. Ворон взъерошил перья и уставил свои глубокие, точно колодцы, глаза прямо на кошку.

Эхо еще долго гасло среди стволов, а кошка уже летела пулей неведомо куда, не разбирая дороги, и, кажется, даже не касаясь лапами земли – лишь бы только подальше отсюда! У подножия сосны осталась забытая кетовая голова.

Кошка успела затормозить когтями всех четырех лап только у самого края мостков, построенных Фанфой и Бошечкой. «Только в воду плюхнуться не хватало», – тяжело дыша и дрожа, подумала бедная кошка. Без сил распластавшись на гладких бревнышках, она опустила взгляд на зеркальную поверхность воды. На нее уставилось ее отражение. «Боже, как я ужасно выгляжу», – содрогнулась кошка, и тут… отражение подмигнуло ей. «Схожу с ума», – только и успела подумать она, и впервые в жизни по-настоящему упала в обморок.

 

*   *   *

 

–  Какой же ты огромный, братец, – искренне сказал Бошечка, когда в столовой отзвучало дружное «ах».

–  Эх, ничего себе! Как же это! Да ты же… Ух, как оно! – затараторил Фанфа, то ли взревновавший, то ли изрядно напуганный. – Ты меня перерос прямо! Экий вот, а я! Ну, и… – он махнул рукой и отвернулся, занавесившись своей густой шевелюрой.

Да, стоя на полу, птица казалась еще громаднее, и оттого красота ее завораживала, и даже немного пугала.

– Я – Бошечка, – сказал тот, и отчего-то показал чумазую ладонь. («Еще и руки не помыл, – отметила Тошечка. – Эх, по заднице бы!»). – А вот Тошечка, и Кактус, и Кукушка, и рыбки, и вороны – Старшая, Средняя и Младшая. Кошки вот только нет…

Все представляемые, улыбаясь и кивая, сгрудились в одну кучу. Вряд ли даже отдавая себе в этом отчет, они отчего-то хотели быть поближе друг к другу.

– Ворон, – шумно вздохнув, глуховато, но четко произнесла вдруг птица, и тоже развернула крыло, словно желая поздороваться. Но, спохватившись, с шелестом заправила крыло обратно, и протянула мощную лапу.

–  Вот и славненько, – заключил Бошечка, пожимая ее. – Кофейку? Сырничков?

– Когтищи… – уважительно, но боязливо прошептала Младшая ворона и поспешно спряталась за Старшую.

– Пожалуйста, – умоляюще произнес Ворон, и снова шумно и прерывисто вздохнул, глядя на обитателей дома. – Что за напасть… Меня почему-то все боятся. Не надо. Пожалуйста… Это же я вашу замечательную кошку спугнул… Наверное, слишком громко каркнул.

– Кошка нашлась, – обрадовались все.

–  Ладно, обещаем тебя не бояться, – сказал Бошечка и с укоризной посмотрел на домочадцев. – Хотя за окружающий мир ручаться не могу. Некоторые живые существа, знаешь ли, полны предубеждений… Садись-ка ты лучше поза… то бишь пообе… да тьфу ты!!. поужинай с нами, а?

– Можно, я лучше посплю?.. – голос Ворона звучал все глуше и тише. – Я летел всю ночь. Увидел вашу крышу. Встретил на ней рассвет… Подождал, когда все проснутся… и…

Голос его перешел в неясное бормотание, черные глаза подернулись пленочкой – он уже спал. Подошедшая Тошечка осторожно укрыла его мягким клетчатым пледом с кистями.

– Бедный, – сказала Кукушка. – Наверное, он заболел. А мы тоже хороши – забились в уголок почему-то… Мы его расстроили! Может, он от расстройства-то и заболел! В нем же и вправду ничего страшного нет. Правда же?..

– Надо окружить его заботой и вниманием, и он сразу поправится, – сказала Тошечка, и подоткнула края пледа.

–  Да, всю ночь лететь несладко, по себе знаю, – пригорюнилась в воспоминаниях Старшая ворона.

А Средняя промолчала. Только пошла потом в мастерскую к Бошечке, и, взяв по чуть-чуть от каждой краски, которыми он когда-то разрисовывал новый туалет, раскрасилась всеми цветами радуги.

 

*   *   *

 

Ворон спал два дня. Проснувшись, долго и придирчиво рассматривал себя в зеркало.

– Ты замечательно выглядишь, – утешила его Тошечка, ставя перед ним миску с овсянкой. – Склюй до дна, пожалуйста – это полезно для здоровья.

– Да не болею я, – вздохнув, пробормотал Ворон, но послушно склевал все.

– Хочешь чего-нибудь еще? – спросила Тошечка, забирая миску.

– Да… Бумагу и карандаш.

Тошечка очень удивилась, но принесла. И Ворон…

Вы когда-нибудь видели, как рисуют птицы?.. Правильно, не видели. Тем не менее, ловко зажав в лапе карандаш, Ворон быстро сделал несколько набросков – Тошечка с миской в руках, Фанфа, шарящий под буфетом в поисках закатившегося бубенчика, и Кукушечка, с любовью перебирающая клювиком прическу Кактуса.

– Вот, – несколько смущенно произнес он. – Это вам в подарок.

– Ух ты… – сказал Бошечка, заскочивший из мастерской посмотреть, как дома дела. Даже перестал вытирать руки ветошкой. – Слушай, а чертеж прочитать сможешь?..

– Ну… – задумался Ворон, – смогу, наверное…

–  А начертить?

– Может быть… Не чертил, правда, давно. Да и рисовать я гораздо больше люблю.

–  Да нет, это я так, я и сам начерчу!   Я тут, понимаешь, приспособу такую задумал…

– Тогда уж пошли, покажешь!

И они споро пошли в мастерскую, на ходу уже вовсю обсуждая какие-то технические детали.

–  Эх, ничего себе птица, однако… Хороша птица, хочу я вам сказать! Хорош, то есть… гусь! – с сомнением поводя головой, быстро пробормотал Фанфа.   Он   всегда   переходил   на   быструю   неразборчивую   речь,   когда волновался.

– Ты не расстраивайся, – сказала все понимающая Тошечка. – Я тебе тут тоже дело найду.

И дала ему починить корзинку с прохудившимся дном.

Вернувшиеся тем временем вороны доложили, что облетели все окрестности по пятому разу, но кошки по-прежнему не обнаружили. Теперь уже Фанфе пришлось успокаивать Тошечку.

– Дело-то молодое, – говорил он, а прутики в его руках так и мелькали. – Мало ли, за бабочкой там погналась… цветочки красивые нашла, и давай букетики вязать, что твои снопы…

– Это наша-то кошка? – удивилась Тошечка.

– Талант, настоящий талант! – произнесла Старшая ворона.

– Это у нашей-то кошки?! – еще больше изумилась Тошечка.

–  Да не у кошки, – захихикала Младшая, – а у Ворона! Я тоже хочу портрет!

– Портрет, – вдруг скрипуче повторила Средняя ворона и прошлась туда-сюда перед зеркалом. – Он, конечно, долговечнее, чем отражение, которое меняется день ото дня… Но бывает и наоборот.

И, не добавив больше ни слова, она выпорхнула в открытое окно и скрылась в скворечнике. Никто ничего не понял. Старшая ворона вздохнула.

– Отнеси ей потом малинки сушеной, – сказала сердобольная Тошечка. – Кажется, она простудилась. Вон голос какой сиплый.

В это время раздался быстрый топот, и влетел Бошечка, потрясая каким-то листком:

– Видали?! Нет, видали?!

На листке был легкий, живой набросок, где виднелся угол их дома, тропинка, убегающая к озеру, и само озеро, а на фоне этого пейзажа возвышалось какое-то тонкое ажурное сооружение, увенчанное чем-то вроде пропеллера.

–   И что  же  это такое? – полюбопытствовала Тошечка,  вытирая полотенцем только что вымытую тарелку.

– Да я ему только чертежи показал, как он тут же все понял, и нарисовал, как все это будет!

– Да что будет-то?

–  У-у, это такая особенная приспособа на системе колес и шестеренок, такой насос, понимаешь?! Вот тут такие распорочки, а тут шланг, а тут вот лопасти, и трубы такие, а когда ветер…

Но Тошечка заткнула уши от технических подробностей и потребовала перевести на обычный язык.

– А на обычном это – водогонный ветродуй! – рассердился Бошечка. – И Ворон его нарисовал! По моему чертежу! В общем, вода будет дома, как в водопроводе… Эх, женщины, ничего-то вы в технике не понимаете!

И опять ушел в мастерскую. А все стали разглядывать рисунок.

–  Удивительно, – сказала Кукушка и задумалась. Во всем этом было много непонятного. И в появлении незваного гостя, и в его неожиданных талантах… Хотя, действительно, чего не бывает на свете?..

Впрочем, Средняя ворона к ужину из скворечника не показалась, да и кошка по-прежнему гуляла сама по себе неизвестно где.

Рисунками Ворона была уже увешана вся стена в передней комнате (она же столовая), и «водогонный ветродуй» потихонечку начал уже воздвигаться над землей, как вдруг…

– Мне надо лететь, – сказал Ворон.

И это тоже было неожиданно. Все уже успели к нему привыкнуть и даже привязаться, хотя прошло не очень много дней с тех пор, как он постучал к ним в окно.

–  Опять? – печально спросила Старшая ворона, и даже сняла очки. – Оставайся! Ты же знаешь, что такое усталость после длинных перелетов…

– Знаю, – грустно согласился Ворон. – Но мне надо лететь.

–  Ты хороший, – сказала Кукушечка. – Прости, что мы когда-то тебя испугались.

– Спасибо, – улыбнулся Ворон. – Я давно не чувствовал себя как дома…

– По-моему, ты еще не совсем выздоровел, – сказала Тошечка, – тебе еще нельзя дышать холодным воздухом неба!

– Да не болею я… – еле слышно возразил Ворон. – Мне надо… надо лететь.

– А зачем? – спросила Младшая ворона. Она стояла прямо перед ним и смотрела на него снизу вверх – такая она была маленькая, а он – такой большой.

Он поправил взъерошенные перышки на ее черной блестящей головке.

– Будь умницей, – сказал он ей, – и всегда слушайся старших.

– Ну, ты это… слышишь, птица… Ты не обижайся, если что не так… – смущенной скороговоркой пробормотал Фанфа и протянул что-то: – На! На память тебе! Это чтоб нас не забывал! И чтоб веселее было лететь в ночи! И на случай… Может, захочешь вернуться когда.

Это был бубенчик от одной из его многочисленных косичек. И Фанфа привязал его к огромной лапе Ворона.

– Спасибо, – растроганно сказал тот.

– Эх, Ворон-Ворон, – вздохнул Бошечка. – А с тобой интересно спорить. О технике, и вообще… Короче говоря, слетай там, куда надо, сделай свои дела… и, если хочешь, давай к нам на поселение. Мы втроем такого наварганим!

– А то ж! – приосанился Фанфа.

Ворон благодарно покивал. Но вид у него был невеселый.

Раздался шум крыльев, и по подоконнику застучали чьи-то коготки. Это была Средняя ворона, расписанная на этот раз во все оттенки синего и голубого.  Она разевала клюв и быстро перебирала лапами, двигаясь то вправо, то влево. Она явно хотела что-то сказать, но то ли не находила слов, то ли, наоборот, сдерживалась, чтобы чего-то не сказать.

– Самое главное – это хотеть вернуться! – наконец громко каркнула она. – А еще главнее – это чтобы было, куда возвращаться!

Ворон вздрогнул.

– Она права, – сказал Бошечка. – Хорошо, когда есть, куда возвращаться. И хорошо, когда таких мест – несколько. Наш дом всегда для тебя открыт.

–  Спасибо, – тихо повторил Ворон и вытащил из-под крыла листок бумаги. – Вот, это я по памяти…

Это был портрет кошки. Тот самый момент перед рассветом, когда она вдохновенно смотрела на крышу, ожидая первого луча солнца. Тошечка громко всхлипнула.

–  Какой замечательный портрет, – сквозь слезы сказала она. – Я хочу, чтобы он кошке тоже понравился! Чтобы она его… увидела…

–   Увидит. И он  ей  понравится,  – заявила Средняя  ворона.   Она  спорхнула  с подоконника и встала рядом с Вороном – небольшая, но очень решительная птица.

Тут все заметили, что у нее на шее висит замшевый мешочек на шнурке – он был у нее, когда она появилась у них в самый первый раз.

– Не плачь, Тошечка, – улыбнулась Средняя ворона. –  Главное – верить, что все будет хорошо. Я верила в это всегда, и поэтому лечу теперь вместе с Вороном. Так надо. Когда-нибудь вы все узнаете…

И было большое, дружное «ах».

Больше всех, пожалуй, поразился Ворон. Но он ни словом не возразил против неожиданно появившейся у него попутчицы. Бошечка развел руками:

– Тут уж я просто не знаю, что сказать, – заявил он. – И поэтому ничего говорить не буду. Надеюсь, вы знаете, что делаете. По мне, так главное – именно это.

–  Нам пора! – решительно объявила Средняя ворона, поправила свежепокрашенный синий хохолок на макушке и вспорхнула на подоконник. – Сегодня летная погода!

Последний прощальный взгляд на уютный кров, на гостеприимных его обитателей… И вот в безоблачном небе стремительно удаляются два силуэта – большой и поменьше, черный и синий. Вот это уже не силуэты, а точки… А вот уже и нет ничего, словно и не было. Одно бескрайнее синее небо.

Тошечка не сдержалась и заревела в три ручья, сев на крылечко. Ей тихонько вторила Младшая ворона, сунув голову под крыло Старшей. Бошечка растерялся, сел рядом с Тошечкой и обнял ее за плечи. Он совсем не знал, как ее утешить. Он говорил, что не зря Средняя ворона раскрасилась в цвета птицы счастья, и что все обязательно получится, но Тошечка продолжала жалобно всхлипывать…

И тут  повод для утешения появился сам собой. Этот повод гордо и неторопливо вышагивал по тропинке от озера к дому на задних лапах. В передних помещался огромный букет полевых цветов, а на ушах косо сидел большущий венок из водяных лилий. Догадались, да?.. Конечно, это была кошка, и при этом она еще и напевала что-то, страшно фальшивя и перевирая слова, так что никто и не понял, что именно она поет. Зато Тошечка и маленькая ворона немедленно перестали плакать. А через полминуты они уже хихикали на пару, потому что в таком виде кошку никто и никогда еще не наблюдал.

– Кажется, она окончательно свихнулась, – очень непочтительно буркнул Бошечка. (Между прочим, именно потому, что испытал громадное облегчение оттого, что кошка нашлась, живая и невредимая, да еще в очень нужный момент).

– Вы знаете, – нерешительно произнесла Кукушечка, – у нее, скорее, такой вид, словно она…  влюбилась.

Все обитатели дома, сгрудившись на крыльце, уставились на маленькую птичку в изумлении.

– Это наша-то кошка?! – хором воскликнули они.

 

8. СУЕТА ВОКРУГ КОТА

 

– Его зовут Макрониус! – гордо объявила кошка в пространство – как бы
сразу всем, и никому.  И больше ничего не сказала.  Сунула букет в руки
Бошечки, и ушла в дом, все так же фальшиво что-то намурлыкивая с обалделой и
счастливой улыбкой.

– Даже поесть не попросила!.. –  потрясенно сказала Тошечка.

– М-да, – повертев в руке букет,  озадаченно  протянул  Бошечка и повернулся к Кукушечке: – Похоже, ты была права! Только все равно непонятно…

– Немного погодя она сама все расскажет, – успокоила Кукушечка. – Она не
утерпит, увидите! Сейчас она просто не хочет спугнуть тайну…

*  *  *

А было так.

Если вы помните, бедная напуганная кошка лежала в обмороке на мостках. Но в обмороке-то не лежат вечно, а рано или поздно приходят в себя. Например, какую-нибудь нервную даму можно привести в чувство с помощью нюхательной соли… И чуткий кошкин нос через какое-то время действительно кое-что унюхал. Запах был настолько божественным, настолько манящим, что кошка слегка приоткрыла один глаз. Затем очень быстро – другой. А уже через две секунды оба ее глаза округлились, как чайные блюдца – так было неожиданно то, что предстало взору.

Перед самым носом кошки высилась горка свежайшей речной рыбы. Было такое впечатление, что штук пятнадцать представителей подводной фауны одновременно   сошли   с   ума   и   решили   податься   на   сушу,   а   именно – выброситься на мостки.

Одна из рыбок еще вяло пошевеливала хвостом. Охотничий инстинкт заставил кошку тут же подскочить и ловко прижать добычу лапой.

– Странно! – пробормотала кошка, еще не совсем очнувшись, а рыбка
меж тем как-то быстренько проглотилась. За ней – вторая, а где вторая, там и
третья… Позавтракать-то она так и не успела!

– Очень, очень непонятно… – мурлыкала кошка, уминая нежданный подарок судьбы (а аппетит, как известно, приходит во время еды!). – Знать бы… знать бы, кому я обязана…

– И что бы вы тогда сделали, сударыня? – раздался совсем рядом
рокочущий, с хрипотцой, но очень приятный голос.

Кошка взвилась как ужаленная над мостками, замолотила лапами по воздуху, и… да-да, именно в воду она и упала. Но тут же неведомая сила вынесла ее обратно на мостки.

– Какие вы, женщины, порой беспомощные! – пророкотал тот же голос,
и в нем слышалась улыбка.

– Ах, право, – расслабленно произнесла кошка и повела очами. – Вы кто?
И нос к носу столкнулась…

Они действительно были очень похожи. Не зря же кошка подумала, что ее отражение ей подмигивало… Правда, он был раза в полтора больше – усищи… плечищи… Кот все-таки.

– Кто я? – переспросил он и осанисто расправил усы. – Мое имя –
Макрониус. А ваше, сударыня?

– Я кошка… просто Кошка, – скромно отозвалась та. – Однако отчего вы сидите в воде?! Вы же простудитесь!

– Я в воде не сижу. Я в ней живу, – уточнил тот.

– Как-как?.. – растерянно переспросила кошка.

– А вот так!

По воде хлестнул мощный темный хвост, на спине Макрониуса, точно шерсть дыбом, поднялся то ли гребень, то ли плавник… да целый парус! И совершенно фантастическое существо, вспенивая волны, описало по озеру полукруг и лихо причалило обратно к мосткам. Был ли это котовий русал… или рыбокот… или которыб… в общем, решать вам. А по мне, так самый обычный озерный кот.

А кошка… Вы думаете, она снова упала в обморок?! Как бы не так! А знаете, что она сделала?!

Все ее четыре лапы напружинились, кончик хвоста возбужденно задрожал, и кошка крикнула что было силы:

– Макрониус! А можно мне с вами! Вот так же!!

– Какая доблесть! Вы настоящая амазонка! – крякнул тот восхищенно и подставил свой загривок. – Прошу, сударыня… Ну что, помчимся с ветерком?

–  О да!! – с горящими глазами воскликнула кошка, и, недолго думая, вскочила на Макрониуса верхом. Позади нее поднялся темный парус-плавник, и странная парочка зигзагами помчалась по синей глади озера, взрезая ее не хуже быстроходного  пиратского  клипера.  И утреннее  солнце  горстями  бросало золотые блики на белые бурунчики волн.

Вот как все это было.

 

*   *   *

 

Весь день все домашние с нетерпением ждали кошкиного рассказа, а та словно воды в рот набрала, хотя прекрасно знала, что все уже просто изнывают от любопытства. При этом она чуть ли не каждые полминуты чему-то улыбалась задумчиво, или задирала вверх одну бровь, или фыркала и поспешно затыкала рот лапами. Когда же тот или другой обитатель дома пытался хоть как-то намекнуть на то, что пора бы и поделиться с родными и близкими новостью (а, судя по таинственным ужимкам кошки, новость была – о-го-го!), то хитрюга с невинным видом пожимала плечами. Ну, что ж, как говорится – не хотите, и не надо…

А под вечер настало привычное время для собраний под деревом из страны Желании. Под ним так уютно в сумерках, его ветки посвечивают таким домашним оранжевым теплом, и все это так располагает к откровенности…

– Ты заметила, как странно ведет себя наша кошка? – шепнула Тошечка Кукушке, но так, чтобы кошка слышала.

– Еще бы, – прошептала та в ответ. – Только ничего тут странного нету. Все влюбленные ведут себя поначалу как сумасшедшие.

Кошка покосилась в их сторону и слегка пошевелила усами, но ничего не сказа­­­ла.

Тошечка незаметно подмигнула всем и тихонько продолжала:

– Поначалу-то конечно! По крышам там ходят… Или, хм, у воды сидят ночами, на луну смотрят, как будто им делать больше нечего…

– Или песни начинают сочинять, – негромко присоединился к разговору Фанфа.  – Причем, чем сильнее влюбишься, тем глупее эти песни получаются! Помню, я как-то раз…

– Ш-ш… – сказала Тошечка, подмигнув простодушному домовому отдельно. – Ну вот, попоют они песенки, по крышам побегают, а потом?

– Ну, потом женятся, скорее всего, гнездышки вьют, – задумчиво и тихо сказала Старшая ворона.

– Или домики строят, – добавил Бошечка. Он выстругивал что-то маленьким ножичком, устроившись возле ветки, которая светила ярче остальных.

– А зачем? – спросила Младшая.

– Чтобы помогать друг другу… Жизнь друг для друга интереснее делать… По крайней мере, я так думаю, – пожала плечами Тошечка.

– А по крышам уже потом не бегают? – не отставала маленькая ворона.

– Ну почему же, – возразил Бошечка. – Если свободное время есть, можно и   побегать… И на луну посмотреть… Или, к примеру, такую штучку сделать… Тошечка, это тебе!

И он отдал ей только что законченный и надетый на кожаный шнурок кулончик в виде смешной носатой птички.

– Ух ты, спасибо! – Тошечка обрадовалась, сразу надела подарок и быстро поцеловала Бошечку в нос.

Про кошку как будто бы все и забыли, и образовали свой собственный перешептывающийся кружок. Кошка растерянно потопталась на траве, и хвост ее заметался туда-сюда. Теперь ей самой смертельно хотелось все выложить, но она уже не представляла, как.

–  А больше всего на свете, – как ни в чем не бывало, продолжала Кукушечка развивать общую мысль, – хочется друзьям рассказать, какой замечательный тот, в кого ты влюбился…

–  Ой, да, это точно! – рассмеялся Фанфа. – Бывает, что все уши прожужжат! Один мой знакомый домовой…

–  Ш-ш… – тихонечко повторил Бошечка. – Знаете, а мне кажется, что кошка вовсе и не влюблена…

Все тотчас отметили краем глаза, как напряглась и напружинилась та, о ком шла речь.

– А что же с ней, по-твоему, произошло? – заинтересовалась Тошечка.

– Ну… Ворон же говорил, что напугал ее! Вот она, наверное, и побежала, не разбирая дороги, а потом, наверное, ка-ак стукнется обо что-нибудь головой! – вдохновенно сочинял Бошечка. – Вот она и странная такая стала! И, наверное, надо ее полечить – например, давать касторку перед завтраком, обедом и ужином… Или, нет! ВМЕСТО завтрака, обеда и ужина!

– Ну, уж это как-то… – усомнилась Тошечка.

– Да точно тебе говорю! – воодушевился Бошечка. – И холодный душ все время делать – ну,  например,  каждые  пять  минут…   особенно  спросонья хорошо… Недельки две таких процедур – она и вылечится как миленькая!

Все мигом отвернулись кто куда, а Фанфа даже носом в траву упал, издав какой-то приглушенный звук.

«Вы не совсем правы, друг мой, – возразил Кактус Бошечке мысленно, но услышали все. – Помните, было произнесено имя? Кажется, Макрониус… Так что, видимо, кто-то с этим именем существует на свете!».

– Не факт! – совсем разошелся Бошечка. – Кошка же головой стукнулась! Вот и придумала невесть что! И имен таких не бывает даже… А если даже кто-то и есть с таким именем, то какой-нибудь… Он знаете, какой?! Лопоухий, горбатый, рогатый, лысый, и бородавка на носу…

Этого кошка уже стерпеть не смогла. Она подскочила как ошпаренная, и, растолкав всех, ворвалась в круг, донельзя разгневанная. Шерсть ее стояла дыбом, а глаза грозно сверкали:

–  Это у кого?! У Макрониуса?! Да я за него знаете, что?! Да он… Он самый лучший! Он самый красивый! Он самый-самый! А вы – ну, не ожидала от вас! И имя не понравилось! У тебя, что ли, Бошечка, имя лучше?! Да вы вообще Макрониуса не знаете!!! Он полководец! Возглавляет подводный охранный отряд! Да я вам про него сейчас всю ночь буду рассказывать, и спать не дам, чтобы вы узнали, какой он, и глупостей всяких больше про него не сочиняли!

Все вздохнули с облегчением, мысленно пожали друг другу руки и уселись поудобнее. А кошка сдержала свое обещание, и сначала выложила все про их первую встречу, а потом до рассвета просвещала притихший народ про скрытую жизнь озера.

Это было потрясающе! Подводные дворцы из ракушек, уютные пещеры с воздушными колоколами, где можно дышать обыкновенным воздухом, заросли разноцветных водорослей, глубинные лабиринты, созданные самой природой, множество рыб разной величины, окраски и хищности и строгие, суровые озерные коты, следящие за порядком в этом удивительном мире – про все, про все рассказала домашним кошка, и все слушали, затаив дыхание. Особенно Бошечка – жажда дальних странствий так и горела в его глазах. Наконец он не выдержал:

–  Но как?! – вскричал он. – Как же там все это помещается?! Ведь не такое уж оно большое, это озеро!

– Зато какое глубокое, – возразила кошка и хитро прищурила глаз, глядя на Бошечку. – А там и еще тайны имеются – оно соединяется с другими озерами, с подводными реками, с глубинными пещерами…

Бошечка издал приглушенный стон.

– Это настолько непохоже на наш мир, что можно написать толстенную книгу! Впрочем, – прервала себя кошка, – я писать не умею, и не собираюсь… Кому не лень, тот пусть этим и занимается!

Она оглядела присутствующих и неожиданно зевнула.

– Ну, а как же, в самом деле, ты могла все это видеть?! Чем ты дышала под водой?! – не отставал Бошечка.

–  А я под водой и не была – вот еще, терпеть не могу бултыхаться в глубине! А все равно все видела. А как – не скажу! И даже не из вредности, а потому что это не моя тайна, а Макрониуса…

Кошка снова зевнула и покружилась на месте. Глаза ее слипались, но остановиться она уже не могла:

– А еще они там рыбу разводят, как некоторые на суше – кур… Ешь – не хочу…

–  Просто кошачий рай… –  задумчиво проговорила Старшая ворона.

– Значит, я его заслужила, – проворчала кошка, приминая траву подушечками лап. Она отсутствующим взглядом уставилась на медленно розовеющую линию горизонта, и вдруг зевнула в третий раз, да так широко, что ее зубам позавидовали бы и тигры.

– А еще у Макрониуса есть две трубки… – пробормотала она. – Одну он на берегу курит, а другую – прямо в воде. Такие пузыри забавные получаются…

После чего она рухнула на траву и заснула как убитая.

 

 

*   *   *

Кошка проснулась от дуновения ветерка и шепота: «Осторожнее, ты ей чуть на хвост не наступил!». Согласитесь, от таких слов кто угодно проснется (особенно тот, у кого есть хвост!). Поэтому кошка слегка приоткрыла глаза, и обнаружила себя под тем же деревом, только ее кто-то заботливо прикрыл одеялом, а под голову сунул подушку. «Надо же», – подумала кошка и незаметно осмотрелась.

Вокруг царила какая-то суета. Вот мимо на цыпочках просеменил Фанфа, неся лукошко, в котором Бошечка обычно хранил гвозди… Вот прошумели крылья всех трех ворон – в их клювах что-то белело… Вот Бошечка бесшумными прыжками пронесся со стороны озера с железной линейкой, как с копьем, наперевес… А потом мимо медленно прошествовала Тошечка, неся на тарелке что-то, прикрытое полотенцем. Ее сопровождал шлейф аппетитных запахов. А пахло-то, между прочим, вкусно приготовленной рыбой… Этого кошка оставить без внимания никак не могла.

– С добрым утром, между прочим, – с упреком проговорила она, поспешно протирая глаза и выкарабкиваясь из-под одеяла. – Рыбный день решили устроить, а мне почему не сказали?!

– Проснулась! Проснулась! – радостно зашумели домашние.

– Я, собственно говоря, каждый день просыпаюсь… – подозрительно оглядывая их торжественные лица, отозвалась кошка. – Что это вы смотрите на меня, как на именинницу?!

–  А почему ты решила, что сегодня рыбный день? – хитро спросил Бошечка вместо ответа.

–  Потому что сегодня четверг! Я же говорила, что у меня врожденное чувство времени… А потом, рыбой же пахнет на всю округу – нос-то у меня на что?! Вы мне зубы не заговаривайте,  а признавайтесь – что стряслось-то?! – потребовала кошка.

– Как, ты не знаешь? – простодушно удивилась маленькая ворона. – Ты же ведь выходишь замуж!

На нее все зашикали, но было уже поздно. Глаза кошки полезли на лоб.

– Куда-куда я выхожу?! – ошарашено переспросила она.

– Ой,   проболталась… – смущенно   каркнула   малышка,   но   тут   же решительно махнула крылом: – Просто мы все решили устроить тебе сюрприз!

– И кучу свадебных подарков! – поддержал Бошечка. – Свадьба – это ж такое событие! Почище Нового Года!

– А я стол буду делать на мостках! – засуетился Фанфа. – Они мостки потому мостки, что одним концом в воду уходят, а другим – на берегу стоят! Вот и будет вашим и нашим!

–  А я сошью тебе фату и белое платьице! – сказала Тошечка. – Пока швейная машинка опять  не заартачилась – с  ней  это в  последнее время частенько происходит…

–  Чур, я  придерживаю фату во время свадебного шествия! – закричала маленькая ворона. – Это будет так красиво!

–  ВЫ! ВСЕ! СОШЛИ! С УМА!!! – набрав побольше воздуха в легкие, завопила кошка так, что все мгновенно умолкли. С верхушек деревьев на землю, кружась, осыпалось добрых три пригоршни листьев.

–  Ого… – в наступившей тишине завистливо пробормотал Бошечка. – Мне бы такую глотку…

–  Ничего себе придумали! – разорялась меж тем кошка. – Вот уж сюрпризец так сюрпризец – без меня меня женили! А я-то думаю – что это за суета вокруг  кота?!   Вы  меня-то  хоть  спросили?!   А  фата?!   Это  ж  надо придумать! А в платье я вообще буду выглядеть полной идиоткой!!

–  Да ты не бойся, я не буду делать много рюшечек… – попробовала уговорить Тошечка, но Старшая ворона незаметно подергала ее клювом за подол, и Тошечка снова замолчала.

– Ни в какой такой «замуж» я не пойду! – отчеканила кошка.

Фанфа с Бошечкой смущенно переглянулись. Бошечка почесал затылок, отчего его волосы взъерошились сильнее обычного.

– Э-э, понимаешь, кошка… – кашлянув, начал Фанфа.

–  В общем, поздняк метаться, – заключил Бошечка почти удрученно. – Мы уже  все  сегодня  поутру познакомились и  с  Макрониусом,  и  с  его подводным отрядом. А что? Классные ребята…  Рыбы вот нам на свадьбу дали…

И тут кошка снова грохнулась в обморок.

–  Ну вот, – недовольно сказал Бошечка. – По-моему, это стало ее любимым занятием.

*   *   *

 

 

Вечером того же дня кошка сидела на мостках рядом с Макрониусом. Оба молчали.

–  А хороший рыбный день получился, а? – робко спросила кошка и потерлась щекой о плечо прославленного полководца. Тот вздохнул, но ничего не ответил.

Щебетали какие-то вечерние птицы, тоненько зудели мошки, а с озера потянул свежий ветерок. Через какое-то время кошка нарушила молчание, тихонько заклацав зубами от холода. Макрониус вздохнул вторично и накрыл плечи кошки белой шалью. Эту шаль вороны и Кукушечка умудрились сплести из мелких белых цветов еще утром, пока кошка спала.

– Нет, ну правда, ну чего это они выдумали, а? – пробормотала кошка, боднув Макрониуса головой в плечо. – Ну, глупость же! А ты такой молодец, что с плотом придумал… Все приплыли в полдень на середину озера, и оно так удивительно, так волшебно опять стало прозрачным до самого дна! И они увидели все, что ты показывал мне… А я им про эту тайну ничего не говорила! Ну, про полдень… Я умница, да?..

Макрониус вновь вздохнул, и снова ничего не сказал. Кошка сникла немного, а потом встрепенулась опять:

– А как ты хорошо это сказал… – и она, понизив голос, торжественно процитировала: – «Жители Наземья! Если когда-нибудь вам понадобится наша помощь, достаточно будет крикнуть над озером, или над любым другим водоемом: «Союз воды и земли!» – и мы придем…»

– Да? – только и спросил Макрониус, скосив на нее глаз. – Ну и где этот союз?..

Кошка вспыхнула:

– Ты опять?! И шаль эту свадебную снова на меня нацепил!!! Нечего за моей спиной всякие свадьбы придумывать… Не буду носить!

Она решительно сбросила ее на траву.

– Ну и характер, – буркнул Макрониус, болтая в воде хвостом. – Тебе бы полководцем родиться!

–  Ну и вся в тебя! – вяло огрызнулась кошка, опуская голову. Через полминуты молчания она снова начала клацать зубами от холода. Макрониус крякнул и потянулся было за сброшенной кошкой шалью.

– Смотри-ка… Проросла, – удивленно сказал он.

– Кто пророс?

– Шаль твоя, – снова вздохнув, пояснил он. – Из цветов же… Зато теперь не завянет.

–  И теперь у меня будет личный коврик для загорания, – заключила кошка. – Прекрати дуться и пусти меня под крылышко… под лапу то есть…

Макрониус фыркнул. То ли потому, что еще сердился, то ли, наоборот, – потому что не мог больше сердиться. Все равно ведь кошку не переспоришь…

Так они посидели еще немножко. А потом за их спиной что-то забрякало и зазвякало в отдалении. Они обернулись и увидели, что к ним от домика приближается Бошечка, неся в охапке что-то не очень большое, поблескивающее металлом и стеклом.

–  Добрый вечер, Макрониус, – сказал Бошечка, ставя сооружение на землю.

– Хорошего улова, – приветливо отозвался озерный кот.

– А мне добрый вечер? – с укором спросила кошка.

– А тебе – вот, приспособа под названием Подводное Ведро! Бывший свадебный подарок! – отрезал Бошечка. – А то ты все боялась хвост свой намочить на глубине… В общем, Макрониус, научишь ее, – я тебе показывал…

Это был поистине царский подарок! То, что надо! Все для того, чтобы отлично видеть под водой и оставаться сухой. И руль, и окошечки, и удобные, как у велосипеда, педальки, которыми приводится в движение винт… Но пока растерянная кошка подыскивала слова благодарности, Бошечка, размахивая руками, уже удалился обратно к дому. Впрочем, на полдороге он развернулся, широкими сердитыми шагами снова приблизился к парочке и достал из-за пазухи какой-то сверток.

– Ум с тобой, кошка, весь свихнется! – буркнул Бошечка и протянул ей сверток. – Это тебе от Тошечки. Помнишь, еще давно она что-то полосатое вязала?.. Ну вот, получилось пончо. И для хвоста там труба такая длинная… Носи, не стаптывай, а то зубами тут клацаешь от холода… Макрониус, а тебе я обещаю, что придумаю для тебя и для всего Охранного Отряда что-нибудь особенное. Вертится уже в голове этакое… Скоро оформится. Ладно, пойду. А то с этой кошкой…

Он фыркнул, гордо вздернул голову, и, все так же беспорядочно размахивая руками, зашагал по дороге к дому.

–  Ну вот как их оставишь, а? – огорченно глядя ему вслед, скорбно проговорила кошка. – Они же как дети прямо… А кто им тикать будет?.. В общем, ладно – с   ними   я   все   улажу.   Но   какая   шикарная   приспособа!! Макрониус, поплыли кататься, а?!

И глаза кошки засияли таким восторгом, что он совершенно не смог устоять.

 

 

9. ОСНОВА ВСЕГО

 

Тошечка постучала в мастерскую к Бошечке носком туфли. Руки она почему-то держала за спиной. Бошечка открыл ей, боднув дверь головой, потому что его руки были донельзя перемазюканы машинным маслом.

– Ага, – сказала она, скользнув по ним взглядом. – Тогда закрой глаза и
открой рот.

– И чего? – Бошечка сделал попытку заглянуть Тошечке за спину, но она
ловко увернулась:

– Ага, хитрый какой! Так неинтересно. Закрывай давай глаза! Вот, а
теперь жуй… Ну?!

Бошечка поспешно проглотил и завопил:

– Еще!!! А что это, а? Персик в шоколаде?

– Ха! – лукаво улыбнулась Тошечка. – Еще раз глаза закрой… А сейчас
осторожнее, там косточка, даже две… Ну?!

– Тьфу-тьфу… А это чего? Двойная вишня в малиновых сливках? А еще
есть? – облизнувшись, с надеждой спросил Бошечка.

Тошечка повертела пустыми ладонями.

– А как это хоть называлось-то?

– Если честно, я и сама не знаю, – призналась Тошечка. – Хотя мы с
воронами уже всего только что напробовались. В общем… Лучше тебе самому
посмотреть. Только… я тебя умоляю – помой руки!!

Вскоре свежеумытый Бошечка шагал за Тошечкой в их садоогород, где потихонечку зрел-зрел, и вот, видимо, дозрел урожай. И посреди весело зеленеющих, лиловеющих, оранжевеющих и всячески разноцветнозреющих плодов Бошечка остановился в недоумении.

– Не понял, – сказал он честно. – Это вообще – что?

– Ну… Как говорится, что выросло – то выросло, и очень даже вкусное,
как ты успел заметить. А вот что именно… Не знаю, и все тут, – вздохнула
Тошечка, но вид у нее был не озабоченный, а безмятежный. – Вроде бы сажали
все привычное – и малину, и крыжовник, и яблони, и все-все… И поливали
обычно, и все как обычно…

– А ты уверена, что все как обычно? – спросила Старшая ворона, которая
попрыгивала с ветки на ветку и метко высматривала вредных жучков и гусениц
– это была их с Младшей вороной обязанность. – А скорость, с которой все это
выросло?!

– Ну, вообще, да. Разогнались они все, конечно, прилично. Ну так ведь
это ж здорово!.. Ой, ворона, давай отпустим этого жука, он такой красивый…
Лети, жук, отсюда, пожалуйста!

В это время Бошечка бегал между грядками, петлял среди кустарников и деревьев, и придирчиво все рассматривал.

– Ой, вот помидорка, обычная! – раздавались тут и там его возгласы. –
О, вишенки… А кофе, где кофе?! Ура, не изменился!! И жареный сразу вырос… А запах!.. А это что за … кряка-вяка такая… хм, вкусная?.. Нет, этак я все тут пробовать буду, а надо думать, думать…

– Да что тут думать, трясти надо, – захихикал Фанфа, выныривая из-за
развесистого куста черной смородины, чем-то нагруженный. – Тошечка, я тут
корзинок понаделал разных-всяких, ну, и начну я, пожалуй, все подряд в них собирать, то есть, не все подряд, конечно, а в одну – одного, а в другую – другого…

– Только ты, пожалуйста, собирай пока все знакомое, ладно? – попросила Тошечка.

– Само собой, лучше бы с ним сначала познакомиться, а то незнакомое-то неизвестно, как к этому отнесется… Как разорется еще… Вот виноград только сегодня кусаться-то перестал, и поэтому его уже можно есть! Я уже и попробовал!   Самый   обычный   домашний   виноград.   Приручился,   значит, наконец!

Если вы помните, стены дома, когда он еще только-только приземлился, оплели побеги дикого винограда. Все попытки его приручить пока не имели успеха. Ягоды его были зеленые, твердые и холодные, точно изумрудины (это, конечно, красиво, но зато страшно невкусно!), а усики все норовили схватить проходящих за одежду. Фанфа, конечно, преувеличил насчет кусания – чем же это виноград мог кусаться без зубов?! – но известие всех порадовало.

– Да вы же – ик! – самое главное – ик! – забыли! – вдруг воскликнула Младшая ворона, спорхнув с груши на ручку большой корзины. – А я – ик! – только что – ик! – вспомнила… ИК!

–  Неужели ты опять съела волосатую гусеницу?!  – всплеснула крыльями Старшая ворона. – Непослушная глупышка… Немедленно выпей воды!!

– Да ничего со мной – ик! – не будет! Мне же – ик! – не больно, а – ик! – щекотно даже!

Но, несмотря на ее протесты, Тошечка прямо ладошками зачерпнула из поливательной кадушки дождевой воды:

– Давай, она полезная… Только задержи дыхание и сделай ровно десять глотков. Считай про себя, и внимательно!

Маленькая ворона послушалась, и к своему удивлению, перестала икать.

–  Вот здорово! – закричала она. – Теперь всегда буду так делать! И, значит, можно есть сколько хочешь вкусных волосатых гусениц!

–  Ты, по-моему, со своими гусеницами забыла, о чем хотела сказать, – упрекнула Старшая ворона.

–  А, да, то есть нет – не забыла! Это как раз вы забыли, кто знает о растениях все, или почти все!

– Кактус!!! – хлопнул себя по лбу Фанфа, и умчался в дом, звеня всеми своими бубенчиками.

–  Молодчина! – похвалил Бошечка маленькую ворону, а та от радости так распрыгалась, что упала в корзинку. Это, впрочем, ее не смутило.

– Ура! – закричала она изнутри. – Я буду играть в большое гнездо!

– Вот непоседа, – проворчала Старшая ворона, но больше для порядка.

Между тем вернулся торжествующий домовой. На голове у него сидела Кукушечка, а в руках был горшок с Кактусом.

–  Милый Кактус, ты сегодня просто ослепителен! – ахнула Тошечка, и было с чего – на его макушке было целых три цветка – два бирюзовых, а один ярко-малиновый.

–  Можно мне сегодня глоточек воды? – вежливо подумал Кактус. – Спасибо, одного вполне достаточно.

–  У Кактуса сегодня один из дней рождения, – застенчиво сказала Кукушка и перепорхнула в горшок. – Не удивляйтесь – у растений их может быть много…

–  А, догадалась! – закричала маленькая ворона из своего «большого гнезда»,  подпрыгивая  на дне  так,  что  ее  черная  блестящая  макушка то выныривала над краями корзинки, то исчезала в глубине. – Когда появляются почки, когда появляются листья, когда цветы, и когда плоды, ага?!

– Совершенно верно, смышленая маленькая птица… – улыбнулся Кактус. – У меня вот сегодня – цветы…

–  А плоды будут?! – не отставала она, не обращая внимания на Старшую, которая пыталась ее потихоньку урезонить.

– Разве что плоды раздумий, – ответил Кактус. – Но вы же хотели узнать не об этом?

– Мы хотели, друг Кактус, спросить тебя об этих странных пришельцах, что поселились у нас по всему садоогороду, – сказал Бошечка. – Они все вкусные, конечно… но больно уж непонятные.

– Корни, – ответил Кактус.

– Чего «корни»? – не понял Бошечка.

– Корни в этой жизни – основа всего, друзья мои. Немного поразмыслив, вы поймете, что это так и есть…

– А как это – «основа всего»? – маленькая ворона выпорхнула из корзинки и уселась на ее ручку. – У меня же вот нет корней, у меня – лапки… Правда, Большая Ворона говорила, что мы пустили корни в этом доме…  Правда, Большая Ворона?

Та важно кивнула.

– Ой, я, кажется, начинаю понимать… – задумалась малышка. – Значит, корни…

– Может быть, корни – это что-то вроде смысла жизни? – робко спросила Кукушечка.

– Да! – обрадовалась Младшая ворона. – Наши смыслы… то есть, наши корни – в этом доме, раз мы нашли тут приют, а мои… Мои – это, наверное, ты, Большая Ворона! Остальные, вороны, конечно, немножко, тоже… Но ты – больше всех!

Старшая ворона рассмеялась и слегка клюнула-чмокнула ее в макушку.

– А наши корни где? – спросила Тошечка у Бошечки.

– Да везде, где захотим, – сказал он и крепко взял ее за руку. – Сейчас вот здесь, а до того были – там… В общем, где мы с тобой – там и наши корни. Ага?

– Ага, – сказала Тошечка и положила голову на его плечо. – А где корни у нашей кошки?

–  Да у нее скоро не корни, а ласты вырастут, – фыркнул Бошечка. – Целыми днями в озере плещется!

– Так ведь есть, с кем! – защитила ее Тошечка. – Значит, в этом сейчас смысл ее жизни, и значит, там вполне могут быть и корни…

– А мои корни – этот дом, – сказал домовой Фанфа. – Мы с ним прямо срослись за столько-то лет.

–  Конечно, – сказала Кукушка, – ведь домовой – это душа дома, и по-другому быть не может.

– Я так чую, что и у дома корни появились, – сказал Фанфа. – А то ведь раньше-то он как проснется, так и давай мне про дальние страны…

– Как это?! – ахнули Тошечка с Бошечкой. – Наш дом – живой?!

– Умора с вами, – ответствовал Фанфа, – а то какой же?! А то сами не чувствуете… Да так еще не у всех. У некоторых дома полудохлые, заморенные – ведь больше всего они не любят, когда в них ругаются, посуду бьют, или дуются, молчат да затаивают обиду… Это хуже всего! Тогда дома глохнут, слепнут, теряют разум, а потом умирают. В них, конечно, можно жить, только что уж это за жизнь! А уж о домовых-то не говорю…

– Перестань! – всхлипнула от ужаса маленькая ворона. – Неужели те, кто в них живут, ничего не понимают?!

– Выходит, так… Но только тут уж ничего не поделаешь – каждый свою жизнь волен сам устраивать. Каждый сможет, если захочет, вдохнуть душу в свой дом – да в кого угодно! – и тогда этой души становится больше. А кто не хочет – тот вместо дома и получит руины…

–   А  здесь  так  не  будет!   Никогда!   –  сердясь  на  весь  остальной непонятливый  мир,  сказала маленькая  ворона,  топнула лапкой  по  ручке корзины в знак протеста, и, не удержавшись, шлепнулась на дно.

–  А здесь так не будет, – подтвердил Фанфа, доставая ее оттуда и высаживая на травку. – Ты не переживай за остальных-то – у них свои головы… Только что мы все о доме, да о доме… Ты, Кактус, про растения давай!

– Ну, а что про растения? – подумал Кактус. – Они ведь тоже живые. И идей разных у них полно. А кое-что им дом подсказал – прямо через корни. Их знаете, как под землей много… А некоторые так переплелись, что расстаться не могут,  и  решили  вот  что-то  новое  на  свет  выпустить.   И  неплохо  ведь получилось! Так что ешьте вы спокойно все, что тут растет – все это от доброты появилось!

– Как это? – растерялся Бошечка. – Это и всего-то? Так просто?!

– А тебе надо, чтоб все сложно? – рассмеялась Тошечка, срывая с ветки какой-то синеватый плод в виде сердечка и спокойно отправляя его в рот. – Ух ты, и косточка в виде сердечка.

– А как же исследования, а как же эксперименты? – заспорил Бошечка.

–  Это сколько угодно! Устрой вот стеклодувню и понаделай мне кучу разных банок под варенья и соленья. В виде рыбок, звездочек, мишек, и… и, в общем, чтобы все были смешные.

Бошечка почесал затылок:

–  А что, это мысль… Это надо обдумать… Это занимательно… Но абсолютно непрактично!

– Почему это?

–   Потому   что   на   полки   ставить   неудобно!   –   Бошечкины   глаза разгорелись – он уже обдумывал новый проект. – Если хочешь знать, банки надо вообще квадратными делать! Будет очень хорошо!

–  Ну, разве что в смысле техники, – возразила Тошечка. – А я ж тебя прошу, чтоб красиво было! Тебе жалко, что ли?

Бошечка всплеснул руками:

–  Да не жалко! Но как ты, интересно, из банки в виде звезды будешь варенье выковыривать?!

– Очень просто – ты сделаешь кривую ложечку с загогулинками, чтобы во все лучики залезала! А когда варенья останется совсем чуть-чуть, можно налить туда чайку и взболтать! Вот и все!

Вороны захихикали. Бошечка только махнул рукой:

–  Ладно, ладно, сделаю… А все же… Слушай, Тошечка, ну все-таки, неужели тебе неинтересно докопаться до того, какие именно корни создали то, что ты в данный момент опять жуешь?!

–  Не-а, – беспечно отозвалась Тошечка, довольно облизываясь. –   Из этих, между прочем, отличное варенье получится, кисленькое такое… То, что растет, я люблю, и ухаживаю за ним за всем, а оно нас тоже любит, и поэтому вкусно угощает. Вот она где – основа всего. Все именно проще простого. А названия мы и сами придумаем, и никто не обидится, правда ведь?.. Бошечка, сорви мне, пожалуйста, немножечко кряки-вяки – ты уже знаешь, где она растет!

 

 

10. КОЛОБОБИК

 

– Я прямо замучилась с этой швейной машинкой! – вздохнула Тошечка, откидываясь на спинку стула. – Она шьет не то, что нужно, а то, что сама хочет! Вот, пожалуйста, я шила Фанфе рубашку, а получились опять штаны! Штаны с рисунком из бабочек! Кошмар какой-то.

– Ничего не кошмар! – запротестовал Фанфа, вертя обновку. – Спасибо, Тошечка! Ни у кого нет штанов в бабочку, а у меня есть! И красная панамка…

– …которая сшилась вместо трусов! Если бы кошка не ушла на тренировку, она бы точно съехидничала, что я шить не умею!

– А может, ты и правда шить не умеешь?! – съехидничала кошка, появляясь в дверях с большой рыбой под мышкой. – Вечно ругаться на свою швейную машинку – это уже тревожный симптом… А ты, Фанфа, теперь на Красную Шапочку похож. С бородой, правда… Тошечка, пожарь, пожалуйста, рыбу в кляре – у тебя это такое объеденье! Сегодня как раз четверг…

– Ага, рыба объеденье, а шить не умею! – поддела Тошечка, и они пошли в кухню. – Да ладно, шучу… Что новенького в озере?

– Есть, есть новенькое…  Только не в озере, а в лесу…  Лучше не спрашивай, а то скажешь, что я люблю напускать туману…

– Вот любишь ты, кошка, напускать туману! – расхохоталась Тошечка, открывая кран, и водогонный ветродуй (такой, как вы помните, домашний водопроводик, придуманный когда-то Бошечкой) тотчас принялся гнать в кран  водичку. – А я тебе без всякого туману скажу, что у нас тоже есть новенькое – Бошечка наконец часы починил!

– А, вот то-то! – споро орудуя когтями и очищая рыбу от чешуи, хмыкнула кошка. – Стоило мне перестать тикать… А кто время вместо Кукушки говорит?

– Ой, это просто сказка! – всплеснула руками Тошечка. – Каждый час из дверцы вылетают такие радужные мыльные пузырики, по количеству часов…

– А если ты в другой комнате сидишь, и эти пузыри не видишь? – скептически перебила кошка.

– А вот тогда, – торжествующе ответила Тошечка, – они лопаются с мелодическим звоном, и достаточно просто посчитать, сколько раз прозвенело!

– Мда, красиво, должно быть, – признала кошка, передала ей очищенную рыбину, и уселась рядом на табуретке, аккуратно свернув кольцом хвост. Уж очень ей нравилось смотреть, как Тошечка готовит.

 

* * *

– Кстати, насчет тумана, – сказала кошка уже за столом, когда все до
отвала наелись рыбы в кляре (а кляр, кто не знает – это такое жидкое тесто, и
рыба, в нем пожаренная, всегда нарядная, румяная и очень-очень вкусная). – Так
вот, прибрежные дозорные, Ал и Фил – это у которых плавники алый и
фиолетовый – сказали, что несколько раз по утрам видели на окраине леса странный сгусток тумана. Он такой круглый, белый, величиной с футбольный мяч, и почему-то быстро носится, появляясь то в одном, то в другом месте. Исчезает очень быстро, точно развеивается, никак не уследишь. А уследить бы надо…

– Да ну, мистика какая-то, – усомнился Бошечка, – прямо бабушкины сказки…

Тут Фанфа неожиданно раскашлялся,  а Тошечка принялась  быстро барабанить его по спине, скрытой копной волос:

– Что?! Рыбья кость?! Может, корку хлеба?!

– Да в этой рыбе почти костей нет! То есть мелких… Только хребет и
ребра, – успокоила кошка.

– Да не кость… – просипел Фанфа, с трудом отдышавшись и утирая рукавом выступившие слезы. – Просто не в то горло попало…

– А нечего в два горла есть, – назидательно сказала кошка. – Тут на всех хватит, и еще останется… Все, спасибо, и чао-какао! Я опять на тренировку – парусные гонки уже через неделю намечаются…

– А как же какао?

Кошка виновато развела лапами:

– Да не пью я его… Эх, жалко, молоко кончилось, – и сгущенка, и даже порошковое! Ладно, до ужина, народ.

И ее полосатый хвост бодро замелькал в траве по направлению к озеру.

 

*  *  *

 

Ветерок с утра задувал, что надо, и водогонный ветродуй работал вовсю.

Посуда была давно вся перемыта, и выстиранные одежки обитателей дома весело трепыхались на веревочках. Тошечка даже пару раз окатила из шланга обеих ворон. Это не специально получилось – просто Тошечка устроила радугу, нацелив шланг в небо, а маленькая ворона решила на этой радуге покататься. Попробуйте-ка повторить ее смелый шаг, и посмотрите, как трудно на радуге удержаться! Видя, как ее питомица то и дело шлепается в траву, Старшая ворона решила, что у той что-то стряслось. Она полетела на выручку, а попала под душ.

Бошечка выскочил на шум из мастерской (он ковырялся там со злополучной швейной машинкой), и тоже оказался окаченным с ног до головы.

– Эй, ненормальные! – запрыгав от неожиданности, завопил он сердито. – Что это за вселенский потоп вы тут устроили?!

–  Это спецкупание для трудоголиков! – крикнула Тошечка. – А тебе давно умыться пора, чумазейка!!

И помчалась на него со шлангом наперевес.

– Ну нет, я так просто не дамся! – азартно возопил Бошечка, бросаясь наперерез.

Тут уж брызги полетели во все стороны, и все были вскоре мокры, хоть выжимай.

–  Выжимать будем на озере! Сегодня день купания, загорания, в-лесу-гуляния и дуракаваляния! – закричала Тошечка. – Эх, а кошку-то не окатили!

– Ой, насмешила! – возразил Бошечка, сидя в большой луже с вороной на голове. – Для нее эти брязгалки – уже не развлечение, а образ жизни…   А вот жалко, что Фанфы не было!

– А где ж он ходит-то?

– Пошел в долину гербарий пополнять.

Это было новое увлечение Фансафалифафлюпика. Он собирал всяческие травы-муравы, а потом вел долгие беседы с Кактусом об их полезных или бесполезных свойствах. А Кукушечка записывала все в особую тетрадку. Ее уже давно интересовали свойства самых разных растений, и поэтому ее тоже не было дома – она пыталась отыскать в долине особую траву. Положишь пучок этой травы под подушку, и смотришь приключенческие сны. Или мультики. Кто что выберет.

И все пошли на озеро, брягзались там вволю, загорали, смотрели, как тренируются озерные коты, и отметили, каких успехов достигла кошка. Она упала в воду со спины Макрониуса всего два раза, а в обморок – вообще ни одного! И всех безмерно удивила, сказав, что к обеду не придет, а наскоро перекусит тут же, на озере.

– Впрочем, чего удивляться, – через минуту расхихикался Бошечка. – Она же на рыбе помешана, и ни на какие супы, каши и салаты ее уже не променяет!

– Я все слышу, между прочим, – не преминула крикнуть кошка, стоя ласточкой на спине проносящегося мимо Макрониуса. – И вовсе ты не пра-а-ав…

– Ну, если не прав, тогда я – лев! Р-р-р! – зарычал Бошечка, падая в песок на четвереньки, и сделал вид, что собирается укусить Тошечку за босую пятку. Она завизжала, и тут завизжали и загалдели все остальные – так же интереснее! – и устроили догонялки с кучей-малой.

– Ну, дети малые! – важно покрикивала кошка из озера.

– А теперь пошли в лес, играть в прятки! – наконец запыхавшись, объявила маленькая ворона. – Там можно так здорово спрятаться в дупле!

Старшая ворона погрозила крылом:

– Вот была бы здесь Средняя ворона, она б тебе объяснила, что в дупла лазить – ни-ни! Это может быть очень, очень опасным. Уж она-то знает…

– Да тем более, я ни в какое дупло не умещусь, –  захихикал Бошечка.

Они уже шагали по лесной тропинке. Солнышко ласково просвечивало между   стволов   и    ерошило    макушки    кустарников.    Где-то    в   вышине перекликались птицы на разные голоса, а в траве звенели и деловито жужжали насекомые.

–  Здесь совершенно не хочется прыгать и вопить, – шепотом сказала Тошечка. – Хочется просто слушать лес…

–  Ага, – тоже шепотом отозвался Бошечка, восторженно озираясь по сторонам.

Он так давно не вылезал из своей мастерской, что как будто бы и забыл даже, как выгладит опавшая кора, подрагивающие на ветру тоненькие паутинки в капельках росы, ползающие по стволам блестящие жучки… И  все это он сейчас разглядывал с огромным удовольствием, словно видел впервые. Это так важно – уметь видеть все живое, словно впервые! Попробуйте этому научиться, и тогда вы поймете, какое все замечательное, очень-очень важное, и поэтому неповторимое.

– Я знаю, я знаю, – торопливо зашептала Младшая ворона, перепархивая от одного к другому. – В лесу живет столько тайн, а если мы вдруг разоремся, то всех их спугнем!

И как же малышка была, оказывается, права!..

– А давайте играть в лесные тайны! – возбужденным шепотом крикнула она, подскакивая на голове у Бошечки. – Будем идти тихо-тихо, чтобы даже веточка не хрустнула, как будто нас тут и нет, вот все тайны и вылезут!

–   Ладно,  принято,  – сердито  зашептал  Бошечка.  –  Только  хватит царапаться, и сойди с моей головы! То есть слети!

И они крадучись пошли по тропинке дальше. И увидели на нижней ветке дерева лохматое гнездо. Там сидела большая птица синего цвета и кормила своих голубеньких желторотых детенышей толстыми мягкими гусеницами. На голове у птицы был красивый бирюзовый хохолок. Птица внимательно посмотрела на компанию изумрудным глазом, кивнула и прижала указательное перо к клюву – птенцы засыпали. Все поспешно закивали в ответ, зажали себе рты, и только через порядочное расстояние перевели дух.

– Вот это да, – сказал пораженный Бошечка. – ВОТ ЭТО ДА!

– Вы поняли, да? – спросила Старшая ворона. – Это была птица счастья! Та самая Синяя птица!

– Какие у нее птенчики хорошенькие, – улыбаясь, прошептала Тошечка.

– А она нас совсем не боялась! – сказала гордо Младшая ворона. – Это потому, что мы хорошо себя вели и не орали.

– А еще потому что мы не пытались ее поймать, – сказала Старшая. – А то знаете, как некоторые… Как увидят, так сразу начинают за ней гоняться, и стараются ее схватить, да в карман, или там за пазуху…

– Зачем? – изумилась Тошечка.

– Ну, чтобы счастья себе побольше заполучить…

– Счастье руками не хватают, – авторитетно заявил Бошечка. – И вообще, я слышал такую мудрую вещь – «счастье, за которым нужно гоняться – это не счастье»…

– Да как ее вообще можно хватать?! – совсем растерялась Тошечка. – У нее же птенчики…

–  Не беспокойся, – утешила Старшая ворона, – это ни у кого и не получится – если до нее дотронуться без ее согласия, она исчезнет, и появится совсем в другом месте. Со всеми птенчиками.

–  А мы ее увидели, потому что и так счастливые, да? — весело порхала Младшая. – Ой, давайте опять в тайны играть, мне понравилось! Вдруг опять чего-нибудь интересное встретится!

–  Да, встретится тебе, как же, если будешь так шуметь! – возразил Бошечка. – От тебя грибы даже разбегутся!

И они потихонечку пошли дальше по тропинке, огибающей озеро.

– Ой, смотрите, серебряная елочка… Да не одна! Пушистенькие какие… – тихо сказала Тошечка.

И в самом деле, невдалеке росли группкой удивительные деревца. Вроде бы и елочки, но цвет… По глубокому зеленому тону они были словно припорошены серебристыми искорками, которые волшебно мерцали и переливались под лучами солнца, пробивающимися сквозь высокие кроны.

– Как было бы здорово, если б и у нас росла такая… – мечтательно прошептала Тошечка. – Давайте посадим перед домом семечко, и будет у нас своя серебряная елочка на все Новые года!

Она пошла вперед, а за ней все остальные, как вдруг…

– Ш-ш… – хватая ее за рукав, прошептал Бошечка. – Слушайте все…

Они испуганно остановились и прислушались.

Сначала за елочками раздалось шуршание травы, потом что-то вроде повизгивания или похрюкивания… И раздался голос, такой хорошо знакомый голос Фанфы! «Колобо-обик! Колобобичек! – ласково ворковал Фанфа. – Вот озорник какой… Скушай пряничек! А кто мне палочку принесет?».

– С кем это он? – недоуменно произнес Бошечка. – Давайте-ка подойдем потихоньку…

И они, осторожно приблизившись, вгляделись через ветки. Ориентиром им служила красная панамка… И было, на что глядеть!

Что-то странное, абсолютно круглое и белое, размером с футбольный мяч, весело повизгивая, шныряло без всяких признаков конечностей вокруг Фанфы. Кроме того, оно то исчезало непонятным образом, то появлялось неизвестно откуда!

–  А не тот ли это таинственный сгусток тумана, о котором говорила кошка? – спросила проницательная Старшая ворона.

– Похоже на то… Но об этом лучше спросить у Фанфы – он-то теперь уж точно знает, – ответил Бошечка. – Я так думаю, сейчас лучше пойти домой, и подождать его там, а то как перепугаются…

И они пошли домой. Между прочим, приближалось время обеда. Никогда они еще не ждали его с таким нетерпением, и поэтому у Тошечки на кухне сразу появилось множество помощников. «Вот, всегда бы так», – фыркала она, едва успевая подхватывать и передавать приборы, подогретые кастрюльки и баночки с соленьями. (Баночки были в форме звездочек и смешных зверюшек – Бошечка сдержал свое обещание). А Кактус только улыбался в пушистую бороду.

В это время глянувший в окно Бошечка тихонько свистнул в два пальца.

– Идет, идет! – засуетились и забегали все. – Эх, кошки нет, самое интересное пропустит… Сейчас спросить, или после обеда?.. Или во время?

– Во время нельзя, а то опять подавится!

– А после – ну, я просто не выдержу!!

– А как же он будет рассказывать голодный?!

Во время этих жарких дебатов и появился в столовой Фанфа, чрезвычайно довольный. На плече его сидела Кукушечка, в ее клювике был зажат пучок сонной травы. Видимо, они ее все же умудрились найти.

– Вот, Тошечка, подвесь к потолку, пускай высушится хорошенько!

Тошечка, почему-то сделав реверанс, приняла у них траву, с отсутствующим видом положила в карман передничка и оглянулась на домочадцев:

– Все. Сейчас не выдержу.

И все тут же словно взорвались вопросами про непонятного Колобобика. Фанфа даже оглох на несколько секунд, а потом лукаво усмехнулся:

–  Вот ведь как быстро тайны открываются! Только не все сразу… А правда же он замечательный, Колобобик? Я его уже совсем приручил! Он такой смышленый, такой умница, и так быстро под землей бегает!

– Где-где? – в недоумении переспросили домашние.

– Да под землей же! Это вообще удивительная история… Особенно для тебя, Бошечка!

– Это почему же?

– А вот слушайте… Это рассказала мне Синяя птица. Мы с ней частенько беседуем, когда я в лесу бываю… Короче говоря, спустя какое-то время после нашего сюда прибытия появилось в лесу странное существо. Маленькое такое, кругленькое, розовенькое и сморщенное. Вы не думайте, что, мол, раз оно такое маленькое, так на него никто внимания не обратил! Там, в лесу, всему учет ведется – и листочкам, и веточкам, и птенцам, и жучкам. Так вот. Только было хотела одна птичка проверить существо это на съедобность, как оно – нырь в землю! Перепугалось, и быстро закопалось. Ну, думает птичка, подожду немножко. А оно через несколько метров как вынырнет – и деру! Ага, подумала птичка, оно не только под землей умеет прятаться, так оно еще и быстро двигается, да еще соображает, что за ним охотятся! Значит, умнее, чем жучок, и пусть его ловит кто-нибудь другой. Зверушки мелкие тоже его ловить пытались, да только бесполезно – никто больше под землей-то не бегает! И не подкараулишь! Потому что нельзя предугадать, в каком месте он вынырнет! А дни-то идут! А существо-то растет! И потихонечку покрывается шерсткой, беленькой такой, гладкой, плотно прилегающей к телу. Пригляделись к нему – нет, не хищник, никого не ест, питается травой, листиками и землей…

– Землей? – медленно повторил Бошечка, начиная что-то соображать. – Кругленький? Розовенький? – И он хлопнул себя по лбу: – Не может быть!

– Тем не менее, так оно и есть! – хитро улыбнулся Фанфа.

– Тошечка! – завопил Бошечка. – Помнишь червяка-колобка, который со второй попытки не получился в штрицзубеле, то есть, получился, но не так… в общем, ты меня поняла!

– Ух ты, – удивилась Тошечка. – И что же, это он теперь такой? Да еще и ручной?

– А то ж! – горделиво подтвердил Фанфа. – И палочку носит, и слушает так внимательно, и веселенький такой… как собачонок! Вот я его Колобобиком и прозвал!

– А чем он пряники-то ест, он же червячок! – изумилась Младшая ворона.

–  Он уже не червячок, – строго поправила Старшая. – Он уже Колобобик.

–  У него есть ротик и глазки, черненькие такие, – сказал Фанфа. – И слышит он прекрасно. Шерстка у него гладенькая… прямо как у морского котика! И вода с нее скатывается – он мне палочку из озера даже приносил! И хвостик – такой коротенький, и крючком, но поменьше, чем у поросенка! Только лапок у него нет, да они ему и не нужны, он и так быстро бегает.

– Так пусть он у нас живет! – воскликнул Бошечка. – Чего ж ты его раньше не приводил?!

* * *

 

Вот так и поселился у них Колобобик. Жил он с Фанфой на чердаке – очень уж они друг к другу привязались! Во время еды у его стула сидел, и иногда подпрыгивал нетерпеливо, вкусненького выпрашивал. И однажды такое случилось!

– Хочешь сахарку, Колобобик? – спросил как-то за завтраком Фанфа. – Сахарку-то ты у меня еще и не пробовал… На-ка кусочек… Ой! Мамочки! Чего это ты плюешься! Ой! Ты еще и хихикаешь! Что же это делается?!

– Что случилось? – приподнялась Тошечка. – Он выплюнул сахар? Не понравился, что ли?

– Он и правда хихикает, – сказала маленькая ворона, и сама захихикала.

Прыгающий    возле    стула    Фанфы    Колобобик    издавал    какое-то попискивание, словно покатывался со смеху.

– Он не выплюнул сахар, – удивленно сказал Фанфа. – Он в меня чем-то таким плюнул… Вот как дельфины плюются, из дырочки на спине! Не знал, что он так умеет… На стол еще несколько капель попало! Такие белые, как… как…

– Молоко! – кошка птицей взвилась в воздух, и всеми четырьмя лапами приземлилась на стол,    чего никогда себе раньше не позволяла. И быстро слизнув  эти  капельки,   оглядела  присутствующих  с  растерянно-радостным видом: – А ведь это… Это и впрямь молоко!!

–  Эх, ничего себе! – вскочил Бошечка. – Надо совершить эксперимент! Фанфа, дай-ка ему еще сахара.

И уставился сосредоточенно на Колобобика.

Фанфа кинул ему еще кусочек сахару, тот подскочил и ловко поймал его, и вдруг… Над его спинкой брызнул фонтанчик, точно у маленького китенка, а сам он снова разразился хихикающим попискиванием. Зато Бошечка успел подставить ладошки лодочкой и поймать в них то, чем плевался Колобобик. И тоже выпил.

–  Молоко! – торжествующе закричал он. – Самое настоящее молоко! Очень вкусное! И я даже понял, как оно получается! Если мы едим лук, нам горько! Если лимон – кисло! Если сахар – сладко! А если Колобобик ест сахар, то ему… смешно! Понимаете – смешно! Мы сделали открытие!

– Ну на-адо же… – умиленно прижав лапы к груди, проворковала кошка. – Нет, это, конечно, ополоуметь можно – червяк-мутант, которого еще и доить можно… Но тем не менее – чего в жизни не бывает, и все к лучшему! Ах ты, радость ты моя молочная!..

И в порыве нежности она лизнула его в макушку.

– А я еще кое-что придумал, – добавил Фанфа, сунул еще сахара в рот Колобобику и быстро перевернул его кверху пузом над стаканом. Колобобик с ерзаньем и хихиканьем наполнил его молоком.

– Странный способ дойки, – усомнилась Тошечка. – А ему это нравится?

– Еще бы, – подмигнул Фанфа и в доказательство пощекотал белое пузо. Коротенький хвостик завертелся как пропеллер. – Были б у него лапки, он бы ими дрыгал от удовольствия!

–  Теперь у нас есть собственная маленькая коровка! – рассмеялась Тошечка. – Ну что, кому еще молока?

И угадайте, кто первый успел подставить свою большую кружку?

 

 

11. ХАРАКТЕР

 

– Сегодня на обед – суп из квакушек! – объявила Тошечка, внося
супницу.

– Как, ты сварила лягушек? – ужаснулась Кукушечка. – И тебе не было их жалко?!

– Да не лягушки! А квакушки! Есть же разница! Просто ты еще не
знаешь – я совсем недавно так назвала зелененькие такие плоды из нашего
садоогорода. Как раз, когда их готовила.  Они растут на грядках, кругленькие и
пупырчатые, а когда их пополам разрезаешь, они говорят «квак!» Вот потому и
квакушки.

Кукушка успокоилась.

– А внутри у них было что-то вроде сметаны, только как будто с перцем,
– продолжала Тошечка. – Вот тут она, в соуснике. Можно добавить в суп, очень
вкусно. А сами квакушки напоминают по вкусу грибные шляпки. Тем более,
когда сварятся, они уже коричневенькие.

– О!   Грибочки!   –  неожиданно  обрадовалась  кошка  и   быстренько
набросилась   на   еду,   пояснив   удивленным   домашним:   –   Ну,   они   такие
сопливенькие… В общем, обалдеть, какая вкуснота!

Суп был изумительным! Квакушек они еще пока не пробовали. Впрочем, урожай был столь разнообразным, что не пробовали они еще многого. И многие плоды еще не имели названий. Впрочем, куда было торопиться-то?..

– Так как же насчет швейной машинки? – напомнила Тошечка после
обеда.

– Машинка?..   –  задумчиво   переспросил   Бошечка.   –  Хм,   чинится
потихонечку…

И почему-то вздохнул.

– Я тебя понимаю, – сказала Тошечка. – Характерец у нее – не дай
боже… Такой, что я, пожалуй, без нее не особо соскучилась.

– Да? – с надеждой переспросил Бошечка.

И прошло еще несколько дней.

*  *  *

               – Ну вот…   Кажется,  сделал…   – Бошечка переминался  на пороге
мастерской и что-то загораживал спиной от Тошечки. – Сделал, говорю, твою
швейную машинку… Моторчик там переделал немного – теперь как зверь
работает… Колесики там смазал… Вот…

– Как  – «колесики»? Там же одно!

– Ну… это… теперь их три… Хм…

– Странно. У меня же не три руки все-таки, – Тошечкой овладели
смутные предчувствия. – А еще чего?

– Ну, там… ремни на другие заменил…

Поскольку Бошечка продолжал мяться, Тошечку охватили нешуточные подозрения:

– А еще чего там есть?

– Ну… это… еще у нее шесть ножек таких… и седло я кожей обтянул, и
кисточки на руле тоже кожаные…

– ЧЕ-ГО?!

Тошечка решительно отодвинула Бошечку в сторону и вошла в мастерскую… После этого она просто потеряла способность как-либо выражать свои мысли.

– Ну, понимаешь, – заторопился Бошечка. – Это же машинка… Если уж не шьет – ну, думаю, пусть хоть ездит, что ли…

Тошечка уперла руки в боки:

– Ну и как этим теперь управлять?! Со швейной машинкой я, по крайней мере, знала, что делать!

– Да это проще простого! Я тебя научу! – радостно воскликнул Бошечка и поспешно выкатил наружу сооружение.

Оно было маленьким, трехколесным, с округлыми ребристыми боками, выдвинутым вперед носом, гордо торчащим рулем и удобным сиденьем. Тошечка скептически хмыкнула.

– Вот на эту кнопку надо нажать, мотор заведется, а правую ручку руля повернуть, и она поедет! Это по твердой земле. А если там глина какая-нибудь… или лужи… Вот, тут из боков выдвигаются этим рычажком ножки – они тонкие, но крепкие! – и она прямо по лужам почапает… И все! Садись.

Тошечка опять скептически хмыкнула, но все же села. Сиденье под ней мягко спружинило. Тошечка коснулась пальцем круглой кнопочки на небольшой панельке, и моторчик негромко заурчал и зафыркал. Сооруженьице мелко затряслось. Тошечка погладила покатый обтекаемый нос:

–  Что же это она так дрожит, будто ей холодно… Смешная она, моя бывшая швейная машинка!.. И милая такая… Хорошенькая… Мордочка у нее стала глу-упенькая… – Тошечка уже вовсю ворковала над новой приспособой, разглядывая ее со всех сторон прямо с седла. – Ой, какая ты славная… А если еще и чапать умеешь, то будешь Чапчерицей… Ах ты, Чапчерица моя!

Бошечка даже обеими руками рот зажал, чтобы не прыснуть.

– А где можно на ней ездить?

– Да где хочешь! Да, и вот еще… Если тебе покажется, что она ведет себя не так, как надо, покажи ей обыкновенный лоскут.

Тошечка очень удивилась:

– Как, прямо перед носом, что ли, потрясти?

– Ну да… Перед фарами, которые впереди! Понимаешь, она, оказывается, так шить не любила, что у нее один вид ткани отвращение вызывает.

Тошечка изумилась еще больше:

–  Значит, несмотря на то, что  облик машинки изменился, характер прежним остался?!

– Ну, вообще-то, – рассудительно сказал Бошечка, – каждая железка свой характер имеет. Иной раз все перепроверишь раз по десять – вроде все как надо, а – не хочет работать, и все тут! Это, значит, характер у нее такой… И ничего с этим не поделаешь, а надо к этому характеру самому приспосабливаться!

– Ну ладно, – решительно сказала Тошечка. – Попробую я покататься. Вот заодно и приспособимся.

– Только правую ручку на руле сразу сильно не поворачивай, потому что от нее скорость зависит, – напоследок предупредил Бошечка.

И Тошечка ка-ак поехала! Резво так поехала, подпрыгивая на кочках, по направлению к долине.

– Осторожней! – крикнул ей вслед Бошечка.

– Да ладно! –   уже издалека прокричала она в ответ. – Я там кашу сварила, ее только разогреть!!

 

 

*   *   *

 

Когда Тошечка под вечер возвратилась домой и слезла с Чапчерицы, ее шатало во все стороны, а ноги заплетались.

– Где это вас носило? – поинтересовался Бошечка, снимая с огня чайник и вытаскивая из печки сковородку с лепешками. – Садись ужинать, все поели уже… И рассказывай.

– «Где нас носило», – иронически повторила Тошечка. – Лучше спроси, где ЕЕ носило! Да, характерец у нее еще тот! Сначала все было вроде ничего. Ход у нее такой мягкий, даже по буеракам не очень трясло. Потом мы на ручеек наткнулись. Вот, думаю, самый случай ножки включить. Ну и включила… хм, на свою голову!

– Так что было-то? – сгорая от нетерпения, поторопил Бошечка.

– Ты не спеши, – с набитым ртом сказала Тошечка, наворачивая салат из бамбуквы  (такие тонкие суставчатые стебли, растущие со скоростью бамбука, только оранжевого цвета. Они хрустящие, кисло-соленые и сочные. Очень вкусны с подсолнечным маслом). Щеки Тошечки разрумянились, а глаза сияли ярче обычного – ей явно пошла на пользу скачка на Чапчерице: – Это увертюра, а первое действие еще впереди! В общем, включила я ножки и направила ее к ручью…   Что  ж  ты думаешь?  Она одной     ножкой  – передней!  – воду попробовала, и отскочила. Потом – задней. И тоже отскочила. А потом дунула вперед, прыгая с левого бережка на правый и наоборот, только держись! Прямо как на диком мустанге! Думаю, всё – с ума сошла Чапчерица! А потом только сообразила, что именно она делала!

– Ну же, что?!

– Вот что значит не быть знакомым с портновскими тайнами… Да это она вдруг вспомнила, как была швейной машинкой, и пыталась строчить зигзагом!!

Бошечка схватился за голову.

–  Ты погоди, – усмехнулась Тошечка, – Это была первая часть Мерлезонского балета, сейчас будет второе действие! Повернула я руль покруче в сторону, и вылетели мы с ручья на цветущий луг. Вот, думаю, замечательно. Ни тебе бугорка, ни ямки, все ровненько, травка мягкая, низкая, а цветы крупные, разноцветные – загляденье! И вдруг…

– Господи, что она там-то вытворила?!

–  А вот то! Встала на дыбы как норовистая лошадь, а потом стала танцевать.

– Чего-чего делать?!

–  Танцевать! Это был такой кордебалет, что во сне не увидишь! Она приседала,    прыгала   на   одной   ножке,   делала   батманы   всеми   ногами попеременно, и выписывала разные фигуры вокруг цветов. Как я с нее не шлепнулась, до сих пор понять не могу…  Но ведь не шлепнулась же! – торжествующе сказала Тошечка. – И тоже сообразила, почему ее вдруг так понесло!

– И почему?

– На этот раз она, представь, вышивала!

Бошечка вторично схватился за голову:

–  Это уже не характер! Это уже мания величия! Ей что же, показалось, что все эти цветы на лугу вышила она?!!

– Подозреваю, что так, – усмехнулась Тошечка, допивая вторую чашку чая и намазывая лепешку джемом из кряки-вяки. (Из кряки-вяки получается не варенье, а именно джем, потому что под плотной кожицей у нее что-то вроде пасты с банановым вкусом и мелкими зернышками, а варить ее можно вовсе без сахара – в процессе паста загустевает, и сама становится слаще). – Но и это еще не все!

– Я уже начинаю бояться, – признался Бошечка.

–  Поздно бояться! – засмеялась Тошечка. – Я вернулась уже, жива и здорова. Кроме того, последняя выходка Чапчерицы была самой безобидной – она мчалась домой на всех парах, но только задом наперед!

– Кошмар! Это-то еще почему?!

–  Ну, ведь у швейных-то машинок тоже бывает задний ход! Вот она и решила его испробовать напоследок. А ножки сама втянула. Вот у меня голова потому и кружилась! Знаешь, как неудобно ехать спиной вперед, и постоянно оборачиваться!.. Спасибо за ужин, очень вкусно.

– На здоровье… Все, – решительно встал Бошечка. – Пойду разберу ее по винтику!

Но Тошечка не менее решительно схватила его за руку:

– Нет уж! Мою Чапчерицу! Я только-только ее полюбила… Хоть у нее и дурацкий и капризный характер, но он у нее все-таки есть! Свой собственный и неповторимый! Поэтому с ней и не соскучишься… А швейную машинку ты мне другую соберешь, ладно?..

 

 

12. ХРАНИТЕЛЬ ВОДОПАДА

 

После появления Чапчерицы Бошечку обуяла жажда создания всяческих движущихся агрегатов. На основе кошкиного подводного ведра он сделал наземные ведра-самокаты для всего отряда озерных котов. Нижняя, хвостатая часть их туловища при этом помещалась собственно в ведре, а передними лапами можно было приводить в движение колесики и одновременно рулить. При желании можно было наливать в ведро воду и плескаться себе, как в сидячей ванне, во время путешествия. А плавники-паруса при попутном ветерке придавали самокатам изрядную скорость.

Озерные коты были страшно довольны и безмерно благодарны Бошечке. Раньше-то они не могли себе позволить дальних вылазок на сушу! Ну, разве что порой посидеть на бережку. А теперь можно было запросто кататься в гости, водяной магнитофон слушать. И на разведку! И просто на прогулки! И… да мало ли!!

Самокатное же ведро Макрониуса было оснащено съемной коляской – для кошки, разумеется. Кошка была в полном восторге, и тут же переделала название «самокат» на «самокот». А Макрониус от своего лица, и от лица всех разумных подводных обитателей присвоил Бошечке почетное звание Подвижника.

Чапчерица же продолжала резвиться, и ее выходки раз от разу были все чудней и удивительней. Уже даже и лоскутки не помогали. А когда Тошечка пыталась ей носовой платок на руль привязать, Чапчерица его старательно своей тонкой ножкой сковыривала.

Как-то раз, когда кошка в очередной раз собиралась в гости в озеро – а она практически оттуда и не вылезала! – Тошечка решила помочь ей донести гостинцы. (На сей раз это были сырники). На полпути кошка зачем-то обернулась и не без ехидства воскликнула:

– Ого, какой паук у нас завелся! Интересно, он очень опасный или
притворяется?!

– Какой такой паук? – обернулась и Тошечка, и остолбенела: Чапчерица
спокойненько шлепала себе вверх по стене на всех шести ножках,  держа курс
на крышу. После чего она аккуратнейшим образом скосила там все колоски,
которые, кстати, уже поспели, и точно так же деловито пошлепала вниз по
отвесной стене.

Ноги у Тошечки подогнулись, и она, хохоча, села прямо на траву.

– Ой, ну я прямо не могу уже с этой Чапчерицей, – сказала она
слабеющим голосом. – Угадай-ка, что это она делала?!

– У нее что, опять прорезались воспоминания? – догадалась кошка.

– Ну да! И это она вроде как неудачный узор распарывала!

– Распорола на ура. Теперь только обмолотить!

После этого случая Бошечка сконструировал специальный дистанционный прибор Принудительного Возвращения (ПРИВОЗ в сокращении) – мало ли на какое дерево или на какую скалу Чапчерицу занесет!

А Тошечка, наоборот, еще чаще стала на ней кататься, потому что самой ведь на скалу не влезть! На дерево проще, но не на всякое. А очень хочется. Сверху-то все гораздо лучше видно! Только Бошечке она про свои похождения не спешила рассказывать. Вдруг, чего доброго, в целях безопасности ножки ей открутит! (Чапчерице, конечно, а не Тошечке!).

И   представьте,   пригодился   вскоре   приборчик!   Очень   даже   скоро пригодился. Буквально через два дня.

 

 

*   *   *

 

Накормила Тошечка всех завтраком, и сказала, что в лес поедет. Не в ближний, а в тот, что за озером. Уже все и пообедали, и кофе свежего попили (из нового урожая), и все дела переделали, и время ужина настало… а Тошечки все нет и нет. А без нее ужинать скучно!

Тянулся вечер. Кошка металась по двору, заламывая лапы как трагическая актриса, и бормотала себе под нос: «Надо что-то делать… надо делать что-то…». Фанфа, крякнув, полез на крышу, и уселся там на коньке с полевым биноклем наперевес. Кукушка и вороны предложили себя в качестве разведывательного летного десанта. Кактус совсем уж было собрался пустить Великий Телепатический Зов по всем корням вплоть до дальнего леса, да позадумался, так как переполох получился бы изрядный.

А не на шутку встревоженный Бошечка сгонял в мастерскую и включил свой ПРИВОЗ на полную мощность. Да, видно, от волнения что-то немного перепутал, потому что от озера на всех парах примчалась целая эскадра самокотов во главе с Макрониусом. Они, оказывается, под вечер на дальнем берегу самокотные учения проводили, и очень удивились, когда в результате оказались в трех шагах от дома своих наземных соседей, причем без всякого усилия со своей стороны!

– Извините, – смущенно развел руками Бошечка. – Ошибся мал-мала…

–  Хм-м, что ж, бывает, дорогой Подвижник, – рокотнул Макрониус, расправляя усы. – Наша помощь требуется?

–  Ах, как хорошо, что ты здесь, Макрониус! – затараторила кошка. – Теперь уж точно все будет в порядке!

– Даже не знаю, что сказать, – неуверенно начал Бошечка, и тут наконец-то из-за кустов, окаймлявших правую сторону озера, вывернулась Чапчерица и резво потрусила к собравшимся. И Бошечка с облегчением увидел, что на ней восседает Тошечка.

– Я уже фиг знает, что передумал! – сердито начал он, но вид у Тошечки был отсутствующий, и она что-то бормотала себе под нос.  Она даже не заметила, что ее встречает целая толпа. Бошечка недоуменно прислушался.

– Ни с кем весь день я ни гу-гу, хотя хочу я и могу; хотя могу я и хочу, я в одиночку хохочу; я сочиняю на ходу, и даже с рифмой я в ладу; но только эхо мне в ответ – ведь никого-то рядом нет…

Заметим, что раньше Тошечка никогда ничего не рифмовала, а если и пыталась, то крайне неудачно.

– Тошечка, очнись! – испуганно крикнул Бошечка, слегка встряхнув ее за плечи, и Тошечка немедленно очнулась.

–  Ой… как здорово, что все вы здесь сегодня собрались… – стряхивая остатки оцепенения, и широко раскрывая глаза, произнесла она. – А ему там так одиноко… Вот что, поехали к нему прямо сейчас! И все вместе!

– Да к кому, скажи ты толком!

– Его зовут Бурлим, и эти стихи он сочиняет сам себе целыми днями, и распевает их вслух, потому что рядом с ним – ну никогошеньки…

 

 

*   *   *

 

Но поехали они туда только утром. Тошечка так устала, что, едва успев проговорить свое предложение рвануть к неведомому Бурлиму всей толпой, незамедлительно уснула, не слезая с Чапчерицы. Пришлось относить ее в кровать на руках. Да оно и лучше – утро-то вечера мудреней …

А утром Тошечка, встав раньше всех, собрала припасы в несколько объемистых корзинок, и объявила, что будет завтрак на природе.

–  Пикник – это так романтично, – мурлыкнула кошка, потягиваясь и косясь на Макрониуса. – А у нас то сборы, то маневры, то тренировки, то учения…

–  Виноват, исправлюсь, – совершенно не смущаясь,  браво рявкнул Макрониус. – Прошу в персональную коляску, мой очаровательный командир!.. А не кажется ли вам, моя дорогая, что в ней еще порядочно места?

– Виновата, исправлюсь! – гаркнула кошка и подмигнула собравшимся: – А учения-то – это не так уж и плохо… Дорогой Фанфа, устраивайся рядышком! Вместе с Колобобиком и Кактусом!

И все они отлично там поместились. Тошечка с Бошечкой уселись вдвоем на Чапчерицу, и процессия ходко двинулась в сторону дальнего леса. Вороны и Кукушечка летели следом.

А дальний лес был старый и седой. Он просто казался дедушкой их привычного ближнего леса – такие здесь были замшелые стволы, такие белесые пятна мха на больших валунах, такие перепутанные заросли кустарников, и почти полное отсутствие тропинок. Но Чапчерица, шедшая в авангарде, отлично выбирала дорогу и ловко перепрыгивала через всякие мелкие препятствия в виде камней, луж и упавших веток.

– Гляди-ка, – удивился Бошечка, – и не капризничает!

– Ну не всегда же ей дурью маяться, – заступилась Тошечка. – Ты вот даже не знаешь, какая она умница. Это ведь она Бурлима нашла! Потому что у нее еще и слух музыкальный… Вот, смотри!

И все с удивлением увидели, что кисточки на руле у Чапчерицы сначала затрепетали, а потом поднялись торчком.

– Собственно, мы приехали, – заметила Тошечка. – Так что вы не шумите пока, а слушайте. Во-он за тем большущим валуном…

И все услышали то ли веселый плеск, то ли журчание, то ли все это вместе.

–  Прямо как мой водяной магнитофон, только громче… и там кто-то напевает! – удивленно пробормотал Бошечка.

– Этим утром так птицы поют, что затих я на пару минут, – переливчато раздавалось совсем рядышком, – а ко мне прилететь не хотят – ну зачем им лесной водопад?! Ни побрязгаться в нем, ни попить – лучше в небе высоком парить…

–  Вчера он на две четверти пел, а сегодня – на три… – прошептала Тошечка. – Или, скорее, на шесть восьмых с затактом… Это такие музыкальные размеры, кто не знает, – пояснила она, обернувшись к притихшей компании.

–  Ах, какой замечательный день! – продолжал заливаться невидимый незнакомец. – Здравствуй, старенький дедушка Пень! Здравствуй, Радуга выше небес! Здравствуй, добрый и ласковый Лес! Вам приветы в стихах шлет Бурлим, трам-пам-пим, пим-пилим, пи-ри-рим!

Переливчатый голос, пропев последнюю строчку, затих, и на фоне равномерного журчания и плеска отчетливо раздался всхлип Тошечки:

– Вот видите, какой он одинокий – ему же никто-никто не отвечает!.. Это же так обидно, когда некому порадоваться твоим песенкам! Так же нельзя! А ведь он такой хороший, такой талантливый, и… Все, я иду говорить, чтобы принимал гостей.

Бошечка не успел удержать ее за рукав, как собирался, и Тошечка, резво спрыгнув с Чапчерицы и скрывшись за огромным валуном, крикнула кому-то:

– Здравствуй, Бурлим! Мы к тебе пришли!

 

 

*   *   *

 

…Это было удивительно красивое зрелище. Были бы здесь туристы – ух бы они своими фотоаппаратами защелкали! (Вот и здорово, что никаких туристов там не было).

Маленький лесной водопад был наполовину спрятан в зарослях деревьев. Он не падал широкой стеной – для этого он был не слишком велик – а играл и переливался то сливающимися, то распадающимися струями. Они ловили хрустальными спинками солнечные блики и перебрасывались ими, словно мячиками. Внизу струи взбивались в пену и бурунчики, а потом эти бурунчики, вдоволь натузив друг друга, весело уносились вдаль, растворяясь в небольшой, но резвой речушке. Река, что падала сверху, была чуть пошире и поспокойней, а еще дальше и выше начинались горы. Вскарабкаться туда при желании было, наверное, можно, но пока не хотелось. Еще так много предстояло узнать здесь, внизу!

Вы представляете, как обрадовался Бурлим, когда увидел, сколько народу пришло его навестить?! Он тут же разразился тирадой:

– Наконец мой час настал, ведь один я так устал! Как я долго в одиночку эти песни сочинял! Приходите вы опять, я вас буду развлекать, и красивые ракушки буду вам я собирать!

И бурунчики заплескались и закувыркались с новой силой, точно аплодировали гостям.

–  Так мы никуда и не уходим, – засмеялся Бошечка. – Мы же только пришли!

–  Да это я для рифмы, ведь поэт-то из меня не очень… – смущенно отозвался тот.

И они неспешненько все перезнакомились, а также узнали, что речка – та, что наверху – мама Бурлима, и зовут ее Бурлямка. А ту речку, что внизу, зовут Бурлюнька, и она сестра Бурлима. А сам Бурлим знаете кем оказался? Самым настоящим Хранителем Водопада!

Все, конечно, захотели его не только услышать, но и увидеть.

–  Ха-ха, – рассмеялся Бурлим, – да пожалуйста! Вы на меня и так смотрите! А хотите – сделаюсь ненадолго человечком или птицей, а хотите – даже Колобобиком, только прозрачным… Только как же вы узнаете, где именно я? Я же вода! А вода, как известно, не умеет сама держать форму. Налейте ее в стакан – будет в форме стакана…

– А если в банку в виде звезды, будет звезда! – подпрыгивая на камушке, закричала маленькая ворона.

–  Правильно, – смеясь, подтвердил Бурлим. – Только где же ты такие банки видела?

–  У нас дома, у нас дома! – распрыгалась шалунья, и вдруг случилось нечто такое, от чего впору испугаться, да только никто не успел, потому что слишком быстро все произошло. Маленькая ворона поскользнулась на мокром камне, шлепнулась прямо в клокочущие буруны и в мгновение ока исчезла с головой. Ей бы взмахнуть крыльями вовремя, да и взлететь над камешком! А сами знаете, как трудно сообразить, когда внезапно поскользнешься, что надо бы отпрыгнуть или быстренько удержать равновесие! Вот и она вовремя не сообразила.

Но тут вдруг две большущие прозрачные ладони поднялись над поверхностью воды и вынесли глупышку на сушу, подальше от осклизлых камней.

–    Чхи!    –   громко   сказала,   зажмурившись,   Младшая   ворона,   и, встряхнувшись, бодро запрыгала к Старшей. – Кажется, я случайно искупалась?

И она даже не поняла, почему Старшая ворона в запоздалом испуге крепко прижала ее к себе.

– Это была Бурлюнька, – пояснил, шумно переведя дух, Бурлим. – И ведь не скажешь, что она всегда так выглядит…

– А вот я ужасно люблю экстремальные виды спорта! – громко объявила кошка, вроде бы ни к селу, ни к городу, но на самом деле мудро отвлекая общее внимание от только что пережитого. А когда все позади – чего переживать-то?! Только зря она думала, что все волнения уже кончились…

–  О, да! Опасный спорт – для отважных, – пророкотал предводитель подводного охранного отряда, хитро покручивая усы. – К примеру, можно покататься сверху вниз на водопаде!

Кошка поперхнулась. Ее неосторожно брошенная фраза, кажется, грозила грандиозными последствиями.

– Как! – жалко пискнула она. – Но это же… это же… так опасно!..

–   Иными   словами  вы,   сударыня,   сомневаетесь   в   нашей   отваге  и доблести? – еще более хитро сощурился Макрониус.

–  Я?! Нет! Я… А как же я… – еще более жалко пролепетала вконец растерявшаяся кошка.

– Вот и славно, – заключил бравый озерный кот, словно не замечая ее паники. – Лишь бы был не против Бурлим!

– Почту за честь, – сказал Бурлим. – А как вы на скалу-то заберетесь?

Тут  все  очень  выразительно  посмотрели  на  Чапчерицу.  Чапчерица поскребла ножкой землю, но, видимо, поняла своими шестеренками, что ей не отвертеться. И понеслось!

Тошечка, решив устроить пикник в гостях у Бурлима, и не подозревала, что жителей Наземья ожидает такое фантастическое шоу!

Чапчерица только успевала поворачиваться, шустря вверх-вниз по скале. Должно быть, вспомнила, как в былые времена в швейной машинке с бешеной скоростью сновал челнок.

Озерные коты, сверкая разноцветными парусами, один за другим проносились по отвесным струям, делали в воздухе кульбит, шумно падали в воду и выныривали с большущей рыбиной в зубах.

– Ух, никогда мне не было так весело! – всплескивал брызгами Бурлим. Но весело было не всем.

Кошка с сумасшедшими глазами молча металась по берегу, выискивая взглядом Макрониуса. На этот раз она не заламывала лап и не падала в обморок, потому что испугалась по-настоящему.

– Ой, Бошечка, мне ее жалко, – прошептала Тошечка, вцепившись в его рукав.

–  Да ты что, не видишь, что ли – это же он специально для нее такое представление устроил! – тихо возразил Бошечка.

– Как это? Зачем?

–  Ну, чтобы она поволновалась за него… Посмотри, какой у него вид довольный!

– Ну, вообще… – возмутилась тихо Тошечка. – Представь, ты мне такое устроишь… Я сразу с ума сойду!

– Да? – с интересом посмотрел он на нее.

– Сойду-сойду, – пообещала Тошечка. – И не вздумай проверять даже!.. Ой, бедная-бедная кошка…

–  Да не бедная она, а вредная, – возмутился теперь Бошечка. – Ей полезно даже иногда за других поволноваться…

Но тут случилось такое, чего уж никто и никак не ожидал. Наверху как раз готовились к прыжку Фил (фиолетовый плавник) и Бел (сказать, какой, или сами догадаетесь?).

А кошка… Видимо, отчаяние придало ей смелости и скорости, так как она взлетела на скалу без помощи Чапчерицы и в рекордно короткое время. Все измерялось уже долями секунды, как в большом спорте.

Фил и Бел, точно в замедленной съемке, взвились в воздух. Кошка же, издав какой-то апокалипсический вопль и отчаянно молотя всеми четырьмя лапами по воздуху, воспарила с ними вместе и приземлилась на спину Филу.

– Остановись мгновенье, ты прекрасно, – не удержался Бошечка, но тут все вновь пришло в движение.

Не прекращая завывать, точно заправский локомотив, кошка в коротком своем полете умудрилась удержать равновесие на спине Фила. А чтобы не нырнуть вместе с ним, непостижимым образом переместилась на проносящегося мимо торпедой Бела. Вот это был номер так номер! Зрители на берегу разразились настоящей овацией, а перепуганный Бел пулей выскочил на траву, пока кошка не успела нахлебаться воды.

–  А ты говоришь – «маневры»… – растерянно проговорил Макрониус, покуда та трясущимися передними лапами отжимала хвост.

–   Ну,   камикадзе…   –   восхищенно   и   с   легким   оттенком   зависти прошептала Младшая ворона.

Притихшие озерные коты молча выложили перед кошкой свою добычу. Это было что-то вроде лаврового венка победителю. Кроме того, это было мудро. Присутствие еды всегда действовало на кошку весьма благотворным образом… Она нервно хихикнула и оглядела подношение.

– Вот эту возьму, – наконец сказала она и решительно вцепилась зубами в толстую коричневую рыбину. – А вообще-то я молодец, – с набитым ртом заметила она, – и экстремал.

Все облегченно перевели дух. Аппетит в данном случае являлся признаком здоровья… А значит, все обошлось, и кошка пока не собиралась сходить с ума. Поэтому все, проголодавшись, тоже накинулись на припасы, которые собрала предусмотрительная Тошечка.

Различные лесные пичуги – те, что побойчей – сновали рядышком, и им перепало множество лакомых кусочков. А Чапчерица сидела в тенечке и обмахивалась носовым платком, совершенно забыв о том, что терпеть не может тряпки.

– А ты говорил – «разобрать», – кивнув на нее, шепотом сказала Бошечке Тошечка. – Она, по-моему, скоро говорить уже начнет…

–  А зачем хранить водопад, Бурлим? – спросила маленькая ворона, аккуратно выклевывая из травы последние крошечки (после пикника надо всегда быть очень аккуратным!). – Его же никто не украдет!

–  Хранитель – это не сторож, понимаешь? – отозвался Бурлим. – У каждого леса есть хранитель,   у любого ручейка,   у скалы, у долины… Он хранит историю! Помнит, с какого деревца, с какого семечка начался этот лес и знает в нем каждую пичужку, каждого паучка… От какого родника ведет начало ручеек, какие он любит камушки… А у долины можно спросить, где лучше всего построить дом, и она подскажет…

–  Фанфа! – воскликнула пораженная Тошечка. – Неужели, пока мы спали, наш дом и ты вели переговоры с долиной?!

Бубенчики домового согласно звякнули, но он тут же прижал палец к губам.

–  Просто о чем-то лучше промолчать, чтобы не спугнуть тайну… – тихонько сказала Кукушечка.

–  Наверное, это правильно, – сказал Бурлим. – Но, знаете, некоторые тайны сами ужасно хотят, чтобы про них узнали.

– Как это? – спросила Младшая ворона.

И вдруг поверхность Бурлюньки заходила ходуном, и что-то мощно плеснуло.

– Что это?! – вскочили все.

– Вот об этом-то я и говорю, – пояснил Хранитель Водопада. – Это очень                    странная тайна. В Бурлюньке кто-то поселился не так давно, и мы называем его                   Речной Змей, потому что очень похож.  Он появился сразу, и словно бы  ниоткуда.

– Что-то мне это сильно напоминает… – пробормотал Бошечка.

– Он очень большой, но какой-то безобидный. Потому что вообще ничего и никого не ест, только роет норы и сидит там целыми днями. А при полной луне высовывается, и тихонько так и грустно свистит классические произведения.

–  С ума сойти, – признался Бошечка. – Если это то, что я думаю… Фанфа, вот ты у нас теперь спец по всяким странным созданиям… Как ты считаешь, узнал бы его Колобобик?

Тем временем Макрониус подал знак Олу и Лилу (совсем молоденьким озерным котам с оливковым и лиловым плавниками), и те бесшумно нырнули в реку. Сам он, похоже, боялся отойти от кошки – мало ли, что еще она выкинет.

– Да какой я спец, – сказал тем не менее польщенный Фанфа, щекоча пузо лежащему у него на коленях Колобобику. – Хотя, знаешь ли, не думаю, что такое возможно. Они и раньше-то на это не были способны…

– Да вы о чем?! – изнемогая от любопытства, поторопила кошка.

– А ты сначала вспомни, из-за чего ты первый раз в жизни упала в озеро! – поддразнил ее Бошечка.

–  Кто старое помянет… – недовольно фыркнула кошка. – Ну, была виновата, исправлюсь…

И вдруг глаза ее стали круглыми как блюдечки:

– Ты хочешь сказать, что это тот самый исчезнувший…

– Брр! Да это не Речной Змей, а червяк какой-то, – шумно отфыркиваясь от воды, выпрыгнул на плоский камень Ол, а вслед за ним появился и Лил. – Мы его сейчас во всех подробностях рассмотрели.

– Большой, толстый и розовый! – вытянувшись в струнку, отрапортовал Лил.

–  Агрессии не наблюдается, на предложенную рыбу не реагировал, в речевой контакт вступить отказался, скрылся в норе! – четко доложил Ол.

– Ну, вот вам и ответ, – подытожила Старшая ворона и вздохнула: – О-хо-хонюшки, как много разных странностей на свете!..

–  Самое странное, что я сам не знаю, что за приспособу я сделал, – проворчал Бошечка. – Надо бы поисследовать, на что на еще способна…

– Ты смотри там, – на всякий случай сказала Тошечка. – Мало ли что…

И они рассказали Бурлиму, сгорающему (если так можно сказать про водопад!) от любопытства, как было дело.

– Да, удивительно все это, – задумчиво прожурчал Бурлим. – Но не зря же вас сюда что-то привело. И я уже не один, и загадку эту нашу речную разрешили… В общем, я очень рад, что мы познакомились!

Они и не заметили, как прошел день – так всем было хорошо. Но как бы ни было хорошо в гостях, надо было собираться обратно, пока солнышко не зашло.

– Бурлим, а какие ты любишь камушки? – полюбопытствовала Младшая ворона напоследок.

–  А я люблю ракушки! – рассмеялся он, и легкая прозрачная волна вынесла на берег целую пригоршню раковинок разной формы и цвета. – Это Тошечке на ожерелье…

–  Ой… – тихо вздохнула Тошечка, и глаза ее засияли. – Удивительное дело – это то, что я хотела! Буду в них я как русалка… Потому что они очень красивые!

Тошечка совершенно не умела сочинять стишки, но это ее ничуточки не расстраивало!

 

 

13. ОЧЕНЬ МОКРАЯ СКАЗКА

 

Фанфа с Колобобиком придумали новую игру. Она называлась: «Поймай Колобобика». На первый взгляд – все просто. А на самом деле – ничего подобного, очень даже непросто!

Представьте себе прямоугольное поле, шагов так двадцать на тридцать, поросшее невысокой зеленой травкой и огороженное ленточками. На поле там и сям – красные флажки. Десять штук. Их издалека хорошо видно, и расстояние между ними как раз, чтобы хорошенько побегать. И флажки эти там не просто так, для красоты! Это чтобы вы ногу себе не свернули, угодив прямиком в ямку – прорытый Колобобиком ход! А рядом с флажками еще и мисочки стоят с белыми шариками (потом скажу, зачем).

И все носятся по этому полю как сумасшедшие, мечутся от флажка к флажку, пытаясь угадать, из какой норки в следующую секунду вынырнет Колобобик! А угадать-то это практически невозможно! Если только очень повезет… И хитрить нельзя, прикрывая ямки чем ни попадя. И Колобобику тоже нельзя хитрить, прорывая новые ходы.

Кто Колобобика поймал или хоть дотронулся, берет из мисочки белый шарик. А после игры подсчитывают, у кого больше. (Сами понимаете, что по два или по три хватать нельзя, потому что нечестно!). Кто набрал больше всех, получает синюю ленточку. А у кого соберется десять синих ленточек, получает одну красную… Ну, и так далее. А как шарики все кончатся, так и игре конец. Вот такие вот смешные догонялки, зачастую с кучей малой.

Это все Фанфа придумал. Здорово, правда? Только красных ленточек еще ни у кого не было. По чести говоря, и синих тоже. Потому что как раз сегодня была самая первая игра!

Все запыхались и умаялись, уселись на крылечко и занялись очень интересным делом – подсчетом своих трофеев.

– Три! У меня три! – закричала маленькая ворона, опередив всех. – Нет,
большая ворона, не подсовывай мне свои шарики, так нечестно!

– Тогда у меня четыре, – смущенно отозвалась та.

– А у меня вообще два… – разочарованно заметила Тошечка.

– Конечно, путаешься в своих юбках, – ответил Бошечка, выгребая
шарики из карманов двумя горстями. – О, целых шесть… Сшей себе штаны!
Или просто возьми у меня другие!

– Вот еще, – возразила она. – Я тогда не буду на Тошечку похожа!

– Ты всегда на себя похожа, – не уступил Бошечка. – Не навсегда же
штаны-то, а на время игры!

– Эх! – воодушевился Фанфа. – А можно вообще! А можно совсем! Для
всех! А?!

– Штанов для всех понашить, – иронично перевела кошка. – В виде
специальной спортивной формы для игры…  Нет, не спорю, идея хороша,
конечно… Но я в них ходить не буду! И даже на игре! Хоть ты их позолоти. А
представьте ворону в штанах?!

Все представили, расхохотались и, оставив эту идею, возобновили подсчет. У Кукушечки с Фанфой оказалось по пять шариков, а у кошки – четыре, как и у Старшей вороны. Так что в первой игре бесспорным победителем стал Бошечка, и Фанфа торжественно вручил ему синюю ленточку. Колобобик во время этой церемонии вертелся рядом, подпрыгивал и ластился ко всем подряд, всем своим видом излучая вопрос: «А мне что?! А мне что?!».

– А тебе – сахарку для хорошего настроения, – рассмеялась Тошечка. – Тем более что молока хочется. Отличный ужин – молоко с лепешками!

И все они отлично поужинали и быстренько разбрелись спать.

А Тошечка не разбрелась, а села на крылечко, подперла щеки кулачками и задумчиво так уставилась в понемножку лиловеющую даль. А потом Бошечка пришел и сел рядышком. И сидели они, обнявшись, на крылечке, и молчали. Очень было уютно так молчать.

– А помнишь… – одновременно начали они и, захихикав, умолкли. Потом посмотрели друг на друга и опять прыснули.

– Ты чего хотел сказать-то? – спросила Тошечка.

– А ты чего?

– А я просто вспомнила…

– Как мы один раз тоже сидели на крылечке…

– И вдруг пошел дождик…

– И капли так здорово, так потрясающе…

– Так удивительно и музыкально…

– Стучали по крыше!

Они разом выдохнули и уставились друг на друга, а потом улыбнулись.

– Да, – сказал Бошечка. – Дождичка бы сейчас.

И, словно в ответ на его слова, где-то далеко (но не очень!) что-то глухо и сердито заворчало. Две фигурки на крыльце насторожились и замерли. Потом заворчало чуть поближе.

– Не верю ушам, – пробормотал Бошечка.

–  А глазам веришь?! – вскочила Тошечка и вытянула руку вправо, к горизонту за долиной. Там сверкнула зарница, а потом снова торжествующе загрохотало, словно кто-то сердито рассмеялся.

И тогда Тошечка с Бошечкой рассмеялись тоже:

– Ура! Настоящая гроза! К нам идет гроза!

Вот еще, скажете, выдумали. Грозе радоваться! А если вы ее давно не видели? И никакого дождика тоже давно не видели? Теплого такого! Проливного! И чтобы по лужам всласть!! И чтобы никто за это не ругал!!! А-а, ну то-то.

И все проснулись, и тоже как выскочат на крыльцо, кто в чем! Но это было еще только началом великой катавасии.

Гроза надвигалась широко, с размахом, захватив добрых полнеба – и это она еще была далеко! Там, где она шла, небо полыхало всеми оттенками розового и оранжевого, высвечивая, точно прожектором, участки леса и поля, тогда как остальной мир, готовясь ко сну, постепенно погружался во мрак. Вовсю задувал ветер, трепля макушки деревьев, но он был теплым и ласковым, как ладони великанской мамы.

– Ой, что это такое, смотрите-ка… –  приглядевшись, вдруг удивленно сказала Тошечка, поставив ко лбу ладонь козырьком.

Какая-то странная светлая туча мчалась впереди грозы. Но это была вовсе даже не небесная тучка-странница – скорее, она была похожа на взбесившуюся простыню. Летела этаким извивающимся полотнищем, то вспухая и клубясь, а то снова истончаясь подобно редкой марлечке.

– А слышите? – насторожила ушки кошка. Она стояла в проеме двери и явно не собиралась веселиться под дождем. (Не поймешь эту кошку! Как в озере брязгаться – так это пожалуйста…).

Все прислушались. К привычному шелесту листьев добавился еще какой-то звук. Неясный шорох и шепот наполнил пространство, словно работали сотни крохотных крылышек.

– Так это, кажется, она так трещит, – задумчиво протянул Фанфа. – Ну, эта… которая похожа на бешеную простыню… туча!!!

– Даже не туча… Гуща! – поправила Тошечка. – Сгущенная простыня, в общем!

–  Я бы вам посоветовала еще и принюхаться, – добавила кошка, – но куда уж вам… В общем, озоном пахнет!

И тут эта самая непонятная сгущенка приблизилась настолько, что можно было уже разобрать некоторые подробности.

Во-первых, это была, конечно, не простыня. И даже не что-то единое целое. Это было большое полчище непонятных существ, отдаленно напоминающее стрекоз… нет, крылатых ящериц – если такие, конечно, бывают на свете! Их полупрозрачные тельца просвечивали изнутри голубоватым светом. И они были все ближе и ближе! А ветер становился все холоднее и холоднее!

– Ух ты! – закричала Тошечка, соскакивая с крыльца и обхватывая себя руками за плечи. – У них по шесть крыльев! И они ими всеми т-т-трещат! И еще у них хв-в-востики! И лапки! И г-г-глазки! Наверное, эт-т-то к-к-какие-нибудь гу-гущерицы!

Она задрала голову вверх, и все пыталась подпрыгнуть повыше, словно это могло ей помочь лучше разглядеть странных пришельцев. Все, кроме кошки, тоже выбрались на открытое пространство, дивясь происходящему.

– Тошечка, иди в дом, – позвал Бошечка. – Ты же замерзла вся! Дрожишь и слова уже не выговариваешь!

–  Очень я даже вы-вы-вы… говариваю! – возразила Тошечка, скача на одной ножке. – Это я им название просто прид-д-д… придумала! Гугущерицы! Потому что на ящериц похожи! И гу-гу-гущей летят!

И тут все гугущерицы разом расселись кто куда, облепили все, что только можно, и… внезапно стало очень тихо.

– Ну вот, – недовольно сказала кошка, и ее голос прозвучал гулко, точно в пещере. – Знаем мы эту тишину…

И тут как хлынет! Как засверкает! Как загремит! Никто и не заметил из-за этих гугущериц, что гроза подобралась уже совсем близко.

–  УРА! – закричали обитатели дома и выскочили под сумасшедший ливень.

Струи были толстые, как веревочки, и тугие! Казалось, что их можно потрогать! Казалось, что на них можно играть, как на струнах гигантской арфы! И гром звучал, словно барабаны! Или, может быть, кто-то вверху выражал свои чувства сердитым смехом. И все скакали, и подпрыгивали, и вертелись, подставляя лица под дождь.

–  Эх! – закричал Фанфа. – Хватайте кастрюльные крышки! Все, что есть!!!

– Как зонтики, что ли?!

– Да нет, зачем нам зонтики!! Норы на колобобичьем поле зальет, мы потом играть не сможем!

– И правда!

И все побежали за крышками, и дом наполнился хлопаньем дверей и дверок и шлепаньем мокрых ног. А поле наполнилось крышками, и было похоже, что десять кастрюль утонуло в земле, и вокруг этих кастрюль мокрые насквозь туземцы отплясывают ритуальный танец!

– А я вижу большие и длинные ноги дождя! – кричала Тошечка, пытаясь перекричать ветер. – И он ими ходит! И их много!.. А они… ха-ха-ха! Такие мокрые… И все за шиворот попадает!

– Ногами за шиворот?!

– Ну да, только это уже не ноги, а он уже дальше пошел!

– Эх, надо Бурлиму рассказать!

– И Макрониусу!

А Тошечка (ну вот непременно ей надо какую-нибудь зверушку погладить!) подобралась поближе к гугущерицам, и только было взяла одну из них в руки…

–   Ой,  мамочки!  – закричала она.  – Бошечка!   Они  бьются током! Исследуй их скорее!

Ну, а Бошечку хлебом не корми, а дай чего-нибудь поисследовать – он тут же примчался, разбрызгивая лужи. Гугущерица сидела у Тошечки на плече, вцепившись в рукав, и слабо искрила. Ее голубоватое свечение в животике то разгоралось, то гасло.

– Ну ничего себе!! – возопил Бошечка, осторожно снимая гугущерицу с Тошечкиного рукава. – Ой! Правда, током… Только очень слабо, как батарейка разряженная… Вот сколько раз я тебе говорил, хватит гладить всех подряд!

– Но они же такие хорошенькие, – жалобно сказала Тошечка.

– Ты бы еще электрического ската погладила, – пробурчал Бошечка, но уже не так сердито, и пошел в мастерскую, унося гугущерицу.  Фанфа с Колобобиком увязались за ним.

А Бошечка, проведя несколько экспериментов, выяснил, что: а) если гугущерица одна, то тока от нее мало, б) если их рядом несколько, то они искрят больше, в) гугущерицы всегда летят впереди грозы стаей (тучей, гущей – на выбор), и, видимо, в эту гущу лучше не попадать. Особенно в мокром виде – ибо вода, как известно, очень хорошо проводит электрический ток. Фанфа охал и ахал, выражая восхищение ученостью Бошечки, а Колобобик путался под ногами и всячески мешал экспериментам.

И тут Бошечку осенило. Если наловить очень много гугущериц и пустить их друг за другом гуськом по проводам бегать – может быть, в самом деле, получится настоящий ток! И он вытряхнул из различных емкостей в одну большую трехлитровую банку всех наловленных гугущериц, схватил большущее ведро и выбежал под дождь.

Вороны с Кукушечкой устроили «плюхательную чехарду» в лужах, а Тошечка, размахивая снятыми сандалиями, с жаром убеждала кошку хоть ненадолго попрыгать под струями дождя.

–  Какая тебе разница – озеро или ливень, все равно потом вся мокрая ходишь! – говорила она, каждые полсекунды сдувая с курносого носа повисшие на нем капельки. – А там тепло и смешно!

И ведь убедила! Кошка, состроив ужасающую гримасу, высунула нос под открытое небо и с криком: «Эх-ма, где моя не пропадала, была не была!» выскочила на улицу. И они с Тошечкой устроили догонялки. Кошка высоко задирала лапы и трясла ими всеми попеременно, что очень мешало ей развить приличную скорость.

Бошечка полюбовался на эту мирную картину и занялся собиранием гугущериц. Он так увлекся, что больше уже не замечал ничего вокруг, тем более, что мокрые волосы закрывали ему обзор, и он постоянно сгребал их назад пятерней. Хорошо, что шестикрылые создания сидели тихо на своих местах, и просто таращились своими круглыми ярко-синими глазенками. Поэтому Бошечка не сразу понял, что за жуткий тарарам поднялся за его спиной. Но что-то явно случилось.

Бошечка поставил на землю ведро, в очередной раз отгреб ото лба волну мокрых волос и остолбенел.

Кошка с Тошечкой неслись мимо него на всех парах, обгоняя друг друга и что-то вопя в полном ужасе.

– Спасайтесь! – кричала кошка.

– Вот те раз! – почему-то кричала Тошечка и показывала куда-то назад. А ветер весело свистел и ревел, а дождик хлестал, и им не было никакого дела, что кто-то там чего-то испугался!

– Дикобраз!! – хором закричали и вороны (а вовсе, оказывается, не «вот те раз!»), суматошно размахивая мокрыми крыльями, а Кукушечка от волнения, кажется, и вовсе онемела.

–   ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ   ДИКОБРАЗ!!!   –   закричали   все   напоследок суматошным хором и скрылись в домике.

И тут Бошечка и в самом деле увидел какого-то огромного светящегося ежа с горящими глазами и во все стороны торчащими колючками, который с той же скоростью преследовал улепетывающих домочадцев. Кроме того, он, кажется, издавал угрожающее ворчание, перемежающееся хриплым визгом.

– Эге, – смекнул Бошечка. – А дело-то серьезное!

Он стремительно опорожнил ведро (гугущерицы разлетелись веером) и галопом помчался за процессией, которая уже в панике грохотала по дому.

– Берегись! – закричал Бошечка, проносясь по столовой и опрокидывая стулья. В мощном прыжке, коему позавидовал бы и олимпийский чемпион, благородный защитник настиг нарушителя и накрыл его ведром.

Тут же стало тихо. Домашние робко выглянули из углов, куда было забились в страхе, и потихонечку собрались в кружок вокруг ведра, на которое Бошечка для верности сел сверху.

– Он там, – отдышавшись, торжественно объявил он, шлепнув по ведру. – И никуда не денется! Ну! Предлагайте, что будем делать.

–   Надо…   Надо  на него строго  посмотреть!  – возмущенно  сказала Кукушечка. – Напугал как всех!

–   И даже,  вероятно,  погрозить  пальцем, – сдвинув  брови,  сказала Тошечка голосом классной дамы.

– А я бы вообще в угол поставил, – буркнул Бошечка. – Прямо в ведре. И на целую неделю!

Все оцепенели от такого неслыханного наказания. А Бошечка подмигнул всем и нарочито грозным голосом добавил:

– И НЕ ДАВАТЬ СЛАДКОГО! МЕСЯЦ!

Всем показалось, что в ведре жалобно всхлипнули. Бошечка раскрыл было рот, чтобы добавить еще что-нибудь в таком же роде, но Тошечка протестующе всплеснула руками и укоризненно склонила голову. Всему же предел есть!

И тут снова распахнулась дверь и кубарем влетел Колобобик, оставляя за собой широкий мокрый след.

– Наконец-то… – начал Бошечка. – Эй, а куда ты Фанфу дел? Слетай-ка за ним, друг!

Но обычно покладистый Колобобик не послушался, и начал всем на удивление выписывать какие-то вензеля и кренделя вокруг ведра.

– Ну, молодец, молодец, хороший сторож, – похвалил Бошечка, пытаясь погладить Колобобика, однако тот ловко увернулся, и ткнулся в ведро с другой стороны. И тут же изнутри ведра что-то отчаянно зашебуршилось.

Все моментально почуяли неладное, а Бошечка быстро поднял ведро… Все так и ахнули, потому что под ним обнаружился изрядно помятый Фанфа, отчаянно протирающий глаза от яркого света. Колобобик тут же с радостным визгом стал на него наскакивать. Если бы он был собачкой, то Фанфа оказался бы облизанным с головы до пят!

– А где же этот… дикобраз?.. – дрожащим голосом спросила Тошечка.

И тут выяснилось следующее. Дикобраза не было вообще! Никакого и никогда! А объяснялось все очень простым образом.

Если вы помните, Бошечка закончил лекцию по электричеству, высыпал в трехлитровую банку гугущериц, и с большим ведром (вот этим самым!) побежал за новой порцией. Фанфа же с Колобобиком остался в мастерской.

Все еще восхищаясь удивительным выкрутасам природы, Фанфа через стенки банки разглядывал шестикрылых созданий. Они сосредоточенно ползали друг по другу, такие полупрозрачные, молочно-белые, голубовато искрясь.

– Козя-авочки, – нежно приговаривал Фанфа (он животных любил так же как Тошечка – дай им волю, так они из дома живо бы зоопарк сделали!).

Но разглядывания ему показалось мало. Ну, он и сунул свою мокрую руку в банку, чтобы достать себе какую-нибудь самую маленькую… при этом уже напрочь забыв все, что говорил Бошечка и о гугущерицах, и об электричестве. Ну, и подскочил он чуть ли не до потолка! А шевелюра у Фанфы и так вставала дыбом от малейшего волнения! Представляете, на что он наэлектризованный стал похож?! Правильно, на дикобраза!

Фанфа, окончив рассказ, шмыгал носом и виновато посматривал на всех.

– Только не надо… в угол, – наконец попросил он. – И… как же я… без сладкого-то…

Тошечка тут же подбежала к нему и обняла:

– Да ты что! Это же Бошечка шутил так в воспитательных целях! Он бы даже настоящего дикобраза так не наказал! А ты же Фанфа, наш Фанфа! И вообще, быстренько переодевайтесь все в сухое, и будем пить чай! Много, и с малиной!

Все так и сделали. Повеселевший Фанфа поскакал на чердак, где у него был весь скарб и запасы малины, а Тошечка срочно поставила самовар. И вскоре все, насухо вытертые, переодетые и разрумянившиеся сидели и пили чай с разными сладостями. Дождь барабанил по крыше и создавал неповторимый уют.

 

 

14. ЗАГАДОЧНЫЕ  РАЗГАДКИ

 

Наутро все гугущерицы испарились, будто бы их и не было. Напрасно Тошечка в третий раз обходила двор и садоогород, заглядывая чуть ли не под каждый листик в тщетной попытке отыскать хоть маленького гугущереночка… Фанфа старательно ей помогал, видимо, обуреваемый той же надеждой. Но напрасно. Никогошеньки они не нашли.

– Не огорчайся, – утешал ее Бошечка, ходя за ней следом. – Ты ведь даже не знаешь, как за ними ухаживать! Вот чем бы ты ее кормила, например?

– А я бы терла кусочек янтаря о шерстяную тряпочку, – безнадежно отвечала Тошечка, подныривая под разросшиеся огуречные плети (опять никого!), – и давала бы этот янтарь ей подержать… Он же наэлектризовывается об тряпочку… и она бы этими маленькими разрядиками питалась…

Фанфа поразился на этот раз Тошечкиными познаниями об электричестве.

– Пойду-ка я под листьями моркоклы поищу, – посмотрев на нее с уважением, пробормотал он.

(А моркоклой они назвали такой поперечно-полосатый длинный корень фиолетово-оранжевого цвета. Он был красивый, как чулок, и по вкусу напоминал попеременно то свеклу, то морковь, – в зависимости от того, какого цвета кусочек вам попадался. Тоже очень неплохие салатики из нее получаются, особенно если заправлять их соусом из сердцевины квакушек).

– Ну, Тошечка, – не сдавался Бошечка, – это, конечно, очень неплохая идея, но… Вдруг гугущерицы живут только стаей? Вот как муравьи в муравейнике! Ты же не станешь держать в коробочке одного муравья, потому что он не выживет! А вдруг бы у тебя гугущерица не выжила? В сто раз печальнее бы было, правда?

– Правда, – вздохнув, сказала Тошечка.

В это время появился Фанфа с пучком моркоклы, и тоже вздохнул:

– Ладно, исчезли так исчезли, ничего не поделаешь. Пошли уж домой, салат делать.

Они все позавтракали, а потом пошли на колобобичье поле, снимать крышки с норок. Играть было пока нельзя – после такого сильного ливня вся земля здорово пропиталась водой, и Колобобик напрасно подпрыгивал и ластился ко всем, зовя порезвиться.

– Дайте ему сахара, что ли – пусть похихикает, – проворчала кошка, ставя на подставку последнюю крышку. – Тем более, молока хочется…

– Не капризничай – только недавно позавтракали, – возразил Бошечка. – Хотя, знаешь… День сегодня какой-то серый. И холодновато. Хочется капризничать и нудеть…

– Ой, не надо, – испугалась маленькая ворона – она никак не могла представить себе нудящего Бошечку. – Лучше какую-нибудь игру придумаем. Например, я буду такой страшный дикобраз, а вы будете ловить меня ведром и ставить в угол… если поймаете, конечно.

– Это уже было, – возразила Тошечка.

Кошка же возвела очи к потолку, потом вскочила на часы и демонстративно затикала. А часы-то были уже починены, и как раз в этот момент решили пробить двенадцать раз. Из распахнувшейся дверцы бодро выплыла цепочка радужных шариков и да-авай лопаться с мелодичным звоном! После первого же шарика непривыкшая к ним кошка ретировалась бегством – только хвост мелькнул.

– Ты специально? Специально, да?! – приставала к ней Младшая ворона – уж так ей понравились дикие кошкины прыжки.

– Ничего подобного! – сердито огрызалась кошка, и нервно выкусывала несуществующих блох.

– Вношу предложение, – недовольно сказал Бошечка, который не любил всяческой суеты. – Лучше бы ты, кошка, больше не тикала, а мурлыкала, как все нормальные кошки. Это создает уют, чтобы ты знала.

– А я, может, не нормальная кошка, – проворчала та для порядка.

– Совершенно ненормальная, – любезно подтвердил Бошечка. – Но все же, пожалуйста, помурлычь. Вот тебе кетовая голова для стимула.

– Тогда кошка будет не мурлыкать, а чавкать, – возразила Младшая ворона, а Старшая только крыльями всплеснула.

Кошка взрычала аки лев и полезла со своим лакомством под диван. Оттуда сразу стали раздаваться немелодичное урчание и треск костей. Рыбки в аквариуме заткнули уши и забились под корягу.

– М-да, – задумчиво сказал Бошечка. – Создала, называется, уют…

Тошечка захихикала.

– А хотите… – робко сказала Кукушка, выглядывая из кактусиного горшка. – Хотите, я вам про растения почитаю? У нас в тетрадке уже порядочно скопилось записей! А Кактус, если что, сделает пояснения…

– А я буду страницы переворачивать, и гербарий свой принесу, чтобы все наглядно! –  засуетился Фансафалифафлюпик.

– А что, это полезно, – одобрил Бошечка. – Пойду вот только самовар поставлю… и можно читать!

– Хорошо бы начать с целебных трав, – предложила Старшая ворона.

– Да ну-у, лечиться! – протянула было Младшая, недовольная тем, что ее игру в дикобраза не поддержали, но на нее шикнули, и она спрятала голову под крыло.

И под чаепитие и кошкин чавк из-под дивана они принялись за чтение.

– Вот, например… зверобой продырявленный, – начала Кукушка.

– Кто это его продырявил? – немедленно расхихикалась маленькая ворона. – Звери? В отместку за то, что он их бьет?

Кукушечка подняла на нее удивленные глаза:

– Да он же так просто называется… Кстати, не знаю даже, почему – ведь у него листики не дырявые. В общем, запоминайте, как он выглядит – у него такой пряменький стебель, наверху он немножко ветвится, и там же, наверху, золотисто-желтые цветочки, и в середине каждого – пушистая метелочка. А листочки – овальные, небольшие, зеленые, такого глуховатого тона.

– А чем он полезен? – поинтересовалась Тошечка.

– Ой, много чем! – оживилась Кукушка. – Можно делать компрессы на царапины, можно зубы полоскать, если заболят вдруг… И для десен полезно.

– Ну вот, пригодится, – многозначительно поглядывая на Бошечку, заметила Тошечка.

–  Я почищу  на ночь зубы,  – быстро сказал он.

–  Да и утром не помешает! – ехидно заметила кошка, вылезая, наконец, из-под дивана и когтем выковыривая застрявшую меж зубов косточку. – И так каждый день, по два раза. Подумаешь, трудов-то. А зато не надо думать, что они когда-нибудь заболят!

– Тебе хорошо говорить, ты зубы вообще не чистишь, – вяло огрызнулся Бошечка и вздохнул.

– Кстати, можно и в чай добавлять высушенные цветки и листики зверобоя, – добавил Кактус. – Конечно, получится с горчинкой, зато полезно.

А Фанфа, гордо звякнув бубенчиками, пустил по кругу лист гербария с прикрепленным к нему образцом.

– Та-ак… а вот хотя бы ноготки… – продолжала Кукушка. – Фанфа, переверни, пожалуйста.

Домовой нашел нужную страницу, и вытащил из гербария образец круглых оранжеватых цветочков.

– Ха-ха! – засмеялся Бошечка. – Ноготки! Чьи, мои, Тошечкины или Фанфы?! А они от чего?

– Сейчас, сейчас… А, вот! Соком ноготков лечат ожоги, ушибы и порезы! А настой ноготков помогает, если болит живот! – торжествующе объявила Кукушка. – А еще… раствором настойки ноготков полощут зубы, когда они болят!

Бошечка тут же перестал веселиться.

– Ха-ха, – спокойно сказала Тошечка.

– Да почищу я зубы!!! – в отчаянии закричал он, и тут же, правда, побежал их чистить.

– Вот что значит медицина, – заметила кошка и от удовольствия замурлыкала.

– Только не ссорьтесь, – пробормотала Кукушка, торопливо проглядывая записи, которые пролистывал Фанфа. – Вот, еще интересное нашла… Левзея сафлоровидная, или маралий корень!

Это название рассмешило не только Младшую ворону и Бошечку, а вообще всех.

– Да что ж я, виновата, что ли, – оправдывалась маленькая птичка на фоне фырканья, прысканья и хихиканья, – не я же им названия придумываю! Фанфа, будь другом, покажи им образец, а то они так не успокоятся!

– На фертополох похове беф колюфек, – неразборчиво произнес Бошечка – во рту его была зубная щетка.

– Ты чисти, чисти, не отвлекайся, – сказала Тошечка.

– Та фиффю я…

– Используют настойку из корня при утомлении… Причем неважно, дрова ты колол с утра до вечера несколько дней, или над чертежом думал неделю…

– Ух, здорово, мне подойдет, – сказал вернувшийся Бошечка и продемонстрировал всем белозубую улыбку.

– А вот синюха голубая… Да успокойтесь вы! Лучше послушайте про нее, а при случае и соберите немного…

Но что уж тут поделаешь – у большинства растений были столь потешные названия, что даже Фанфе, который принимал в собирании и изучении самое горячее участие, было порой трудно удержаться. А Кукушка словно нарочно находила наиболее забавные. Башмачок, жабник, кирказон ломоносовидный, переступень, сусак, живучка, козлобородник…

Но уж после зюзника и дурнишника обыкновенного с лекарственными травами в этот день было бесповоротно покончено. Кошка повалилась на пол кверху пузом и задрыгала лапами в воздухе. Тошечка с Бошечкой сползли под стол, а вороны уткнулись друг в друга клювами и тихонечко подвывали от смеха. Когда они поднимали глаза на Фанфу с Кукушечкой и встречали их укоризненный взгляд, это вызывало новый взрыв хохота.

– Все просто устали. Теперь даже над брюквой или лопухом смеяться будут, – подумал Кактус. – Нельзя же столько информации сразу… Пусть отдохнут.

Когда все угомонились, настало время обеда и всяких мелких домашних дел. А ближе к вечеру все снова собрались попить чайку, в который Кукушка предусмотрительно добавила немного корня валерианы, листочки мяты и цветы ромашки – для успокоения.

– Да, – признала маленькая ворона, доклевывая печенье, – лекция была полезна, и чай тоже. И чур я буду медсестра.

– Только не клюй все подряд из прочитанного в порядке эксперимента, – предупредила Старшая ворона, и пояснила всем присутствующим: – Ведет себя иногда словно дурнишник обыкновенный… Хватит хихикать, чаем подавишься! Тянет в рот что попало эта медсестра, как маленькая. Ты уже, между прочим, вырастаешь потихоньку!

– Я не что попало тяну! – возмутилась Младшая ворона. – Я только волосатых гусениц… А Тошечка меня уже научила, как после них не икать!.. А давайте про всякие странные и волшебные травы почитаем, а?

– Вот, например, есть такая кошкина травка, – вмешалась кошка, вспрыгивая по привычке на часы. – Она абсолютно от всех болезней, и незаменима в рыбном соусе!

– Это да, но только ты одна знаешь, где она растет, – упрекнул Бошечка.

– Что ж я могу поделать, – вздохнула кошка. – Это потомственная тайна, и про нее знают только кошки. Не мной это заведено, и не мне это нарушать… А потом, она же от кошкиных болезней только помогает! А надумаете соус опять делать, так я вам ее сколько угодно принесу.

– А вот есть еще маморотник… – пролистав несколько страниц, пробурчал Фанфа. – И не простой, а специальный, черный… Страннее травы не придумаешь. Во-первых, цветет она только один день, летом. Да еще и ночью. Пылает этот цветок, как огонь, а растет только около болот, и во всяческих сырых местах. Чтобы его найти, нужна лучинка, обожженная с двух концов еще зимой, и огарок свечи. А под стебель маморотника надо тряпочку постелить. Цветок отцветет, осыплется на тряпочку, а ты его перышком в горку смети, а потом воском – раз! – и закапай. Он туда вместе с перышком запечатается, и его можно всегда с собой носить.

Все притихли. За окном вечерело, и тени ветвей чертили в воздухе таинственные знаки.

– Что за бабкины сказки… – пробормотал Бошечка, чтобы скрыть волнение.

– Ну, бабкины, не бабкины, а я все ж таки домовой, и кое-чего на свете повидал, – с важностью отвечал Фанфа, расправляя свои заплетенные в косички усы.

– Ну и зачем этот цветок нужен? – иронично (тоже, чтобы скрыть волнение) спросила кошка с часов.

– Ну, во-первых, клады искать, – стал перечислять домовой, – во-вторых, чтобы замки любые открывать – его еще «раздолбай-травой» называют… В-третьих, чтобы никто тебя не обидел. В-четвертых, если его на голове носить, то вообще будешь самый умный…

– От твоих сказок как-то не по себе, Фанфа, – заметила Тошечка, кутаясь в шаль, которую связала как-то между делом (то, что у этой шали еще почему-то оказался один рукав, длинный-предлинный, ее совершенно не смущало).

– Это еще что, – хихикнул тот, переворачивая еще страничку. – Вот тут написано, что когда ты этот цветок найдешь – если вообще найдешь, конечно! – на тебя такое из болота полезет, что только держись!

– Ой, а какое полезет?! – заинтересовалась маленькая ворона, подпрыгивая от нетерпения. – Такое страшное, как дикобраз?! Так я его сразу ведром!

– Да что ты все со своим дикобразом… – покраснел Фанфа. – Там этого… того… короче говоря, нечисть всякая.

– Так ее помыть надо, и все тут! – захихикала маленькая ворона, и все рассмеялись тоже.

– Ты где эту тетрадку-то взял? – поинтересовался Бошечка. – Это уже не ваша с Кукушечкой. Страницы какие желтые…

– Это еще от бабушки моей осталось, домовихи Разгадаевны.

– Ух ты, это ее прозвали так, потому что она хорошо умела загадки разгадывать? –  заинтересовалась Младшая ворона.

– Все гораздо хуже, – вздохнул Фанфа. – Она их сама придумывала.

– Почему хуже, наоборот лучше, – удивился Бошечка. – Надо изрядный ум иметь, чтобы загадки придумывать…

– Она, знаете ли, не загадки придумывала, – убитым голосом сказал Фанфа. – Она придумывала разгадки.

Воцарилось недоуменное молчание.

– Не понял, – честно сказал Бошечка.

– Думаешь, я понимаю? – спросил Фанфа, и вид у него был пренесчастный. – То есть она не то, чтобы придумывала разгадки, к которым еще загадок не было. Так, наверное, даже самый умный умник не сможет… Она придумывала новые разгадки к загадкам, уже известным!!

Тут все заметили, что последняя, примерно пятая, часть старой толстой тетради скреплена маленьким замочком.

– Чтобы разгадки не разбежались, – пояснил домовой. – Странная была у меня бабушка. Она говорила, что они – живые, но выпускать их не везде можно… А только в одной-единственной стране.

– Ой, я сейчас, кажется, лишусь чувств… – дрожащим голосом пролепетала Кукушечка, и Кактус тут же подставил ей плечо. – Как же называется та страна?

– Страна Мечтания, – был ответ.

Но Кукушечка не лишилась чувств. Она радостно улыбнулась. Больше ни на что у нее сил не было.

– Сдается мне, – в общем молчании произнесла Старшая ворона, – что вам с бабушкой Фанфы снилась одна и та же страна.

– Неудивительно, – подумал Кактус. – Добрые мысли и добрые сны частенько встречаются в этой особенной стране.

– Но я же не видела во сне бабушку Фанфы… – удивилась Кукушечка.

– А это уже не важно, – улыбнулся Кактус. – Ты принесла семечко из страны Желании, а тут у нас есть тетрадка из страны Мечтании.

– Только ключа-то к ней все равно нет, – расстроенно сказал Фанфа. – А замочек ломать нельзя – как-никак память о бабушке…

– Кто ж его ломать собирается? – удивился Бошечка.

– А еще моя бабушка такое сделала… – вздохнул Фанфа. – Редко какой домовой на это решится. В общем, собрала она котомку, сказала, что теперь, по наследству, заботу о доме перепоручает мне… И пошла себе. Просто взяла так и пошла по дорожке.

– А куда? – шепотом спросила Младшая ворона, затаив дыхание.

– Вот то-то и дело – куда… Я тоже спросил. А бабуля моя и говорит: «В страну Мечтанию, внучек!». Да-да, и этот вопрос я ей тоже задал – тот, который сейчас у вас на лицах написан: «А ты знаешь разве, где она?!». И она ответила: «Конечно, внучек, знаю! Не знала б, не пошла!..». Вот так и удалилась моя бабушка в неизвестном направлении. А я стал за домом смотреть. И тетрадку хранить.

Это была удивительная история. И все примолкли, думая каждый о своем.

– Кстати, народ, уже почти совсем спать пора, – удивленно сказал, наконец, Бошечка. – Предлагаю напоследок посидеть у Желанного дерева. Просто помолчать и подумать. Там это как-то уютней…

– А у меня тоже предложение, – встряла кошка. – Фанфа, помнишь ту удивительную траву, которую вы с Кукушкой долго искали, и нашли, наконец?

– А, это которую надо класть под подушку? Для приключенческих снов?

– Она уже просушилась, – сообщила Тошечка. – Действительно, весь день говорили о растениях – почему бы не испробовать одно из них?

Так и было решено, и после посиделок в беседке все положили себе под подушку по небольшому пучку удивительной травы.

– Ты чего себе заказываешь? – сонным голосом спросила Тошечка; глаза ее слипались.

– Не знаю, – зевнул Бошечка. – Но что-нибудь необычное… Спокойной ночи.

– Да у нас и так тут все необычное, – проворчала кошка, умащиваясь на диванном валике. – А я вот хочу про рыбу… Кстати, завтра рыбный день… и… и Макрониус привезет что-нибудь… обещал…

И все уснули.

 

 

15. ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКАЯ  ТРАВА

 

            Тошечка с бешеной скоростью перемывала посуду после завтрака  – она торопилась к Бурлиму за новой порцией ракушек. Они были нужны ей для потрясающей модели замка, который она строила уже неделю. Оставалось совсем чуть-чуть  –  украсить башенки поверху.

– Мне сегодня снился очень смешной сон, – сказала Тошечка. В этот момент она напоминала дискобола – с таким энтузиазмом она метала вытертые тарелки в гнезда сушилки. И ведь ни разу не промахнулась!

– А про фто сон? – спросил Бошечка, не вынимая изо рта зубной щетки. Лекция произвела на него такое впечатление, что он решил теперь чистить зубы не только утром и вечером, но и после завтрака, обеда и ужина.

– «Про фто, про фто», – рассмеялась Тошечка, чмокая его в нос. – Про гугуффериц, ф которыми мы водили электрифефкий хоровод!

– Ты фево дравниффя?!

Но Тошечка, расхохотавшись, выскочила на крыльцо, где ее уже поджидали Чапчерица и Фанфа. Тошечка обещала домовому подбросить его по дороге к ближнему лесу, где он хотел побеседовать о чем-то с Синей птицей. На всякий случай он взял с собой и корзину для грибов.

– Не забудь, что обещал мне сегодня доделать, наконец, швейную машинку! Должна же я сшить себе что-нибудь для игры в Колобобики! – прокричала Тошечка уже с седла, стремительно удаляясь по тропинке. Фанфа размахивал корзинкой, пытаясь удержать равновесие – наездник из него был никудышный. Колобобик пулей мчался за ними следом.

И Бошечка пошел в мастерскую.

Кошка, которая битый час прихорашивалась перед зеркалом, поспешила на очередное свидание с Макрониусом. Рыбный день, опять же…

Обе вороны во главе с Кукушкой отправились на торжественный разведывательный полет за арникой – легендарной травой для лечебных бальзамов. Этими бальзамами рыцари смазывали боевые ранения, и они заживали в считанные дни. Конечно, никто тут не собирался устраивать кровопролитий, но, согласитесь, даже обычную царапину очень приятно намазать рыцарским бальзамом.

Короче говоря, все разошлись по своим делам, и Бошечка блаженствовал в тишине. Он страшно не любил, когда ему мешали работать. Только сосредоточишься над чертежом, или начнешь устанавливать в нужное место тончайшую пружинку, а тут тебе – на! То кошка какую-нибудь бучу поднимет и будет переполох на весь свет, то маленькая ворона каждая пять минут влетает то в дверь, то в окно со своими «почему»… В общем, сумасшедший дом.

Бошечка запустил водяной магнитофон и под хрустальное пение веселых ручейков, бусинок и колокольчиков принялся за дело.

Все детальки будущей швейной машинки, новенькие и сверкающие, были уже аккуратно разложены на верстаке. А для экспериментатора Бошечки, который изобрел столько сложных приборов, собрать обычную бытовую технику было проще пареной репы! Именно обычную! Именно швейную! И  всяких там других особенностей типа огород на ней еще поливать – ни-ни! Тем более, обещал же. Вот Тошечка  обрадуется!

Полюбовавшись на свежесобранную машинку, Бошечка взял первый попавшийся под руку лоскут и вышил цветочек на пробу. Кособокий такой. Но кособокий не потому, что машинка работала плохо – она работала отлично! – а просто Бошечка вышивать не умел. А ну и что!

– Красота! – промурлыкал он, потянувшись и выглянув в окно. – Как раз мне снилось, что я ее собрал… Хотя странно даже. Хотел ведь про приключения с дальними странами… Пойду-ка, спрошу у Кактуса.

Но не успел он ступить и шагу к двери, как в нее постучали, а потом в приоткрывшуюся щель сунулась смущенная мордочка кошки.

– Хм… Бошечка, можно тебя на минутку?

«Есть же на свете справедливость, – подумал Бошечка. – Хоть не во время работы…».

– Ты же к Макрониусу собиралась, – заметил он. – Что случилось-то?

– Да вот, случилось… – пробормотала непривычно растерянная кошка. –  Там, на тропинке к озеру… какой-то странный мальчик. Без штанов, но в шляпе. Сказал, что пришел на Новый год… и что давно об этом мечтал.

Теперь растерялся Бошечка.

– Кошка! – сказал он. – Ты только не волнуйся! Кукушечка с воронами скоро прилетят, и сразу скажут, какая травка нужна в этом случае! А пока пойдем в дом, я тебя одеяльцем прикрою, чаек сделаю…

– Да Бошечка же! – закричала кошка, и даже топнула ногой, то есть лапой. – Не валяй дурака, я вовсе не сошла с ума! И если в этом доме у кого-то больное воображение, то, во всяком случае, не у меня! Там действительно что-то странное, иначе я бы к тебе и не пришла!

– Ладно, не кипятись, – примирительно сказал Бошечка, торопливо вытирая руки тем же лоскутком, на котором был вышит цветочек. – Странности я люблю… Пошли!

            И они пошли.

– Здравствуйте! – радостно сказал мальчик, поддерживая одной рукой сваливающиеся брюки, а другой пытаясь удержать сползающую на лоб шляпу. Надетый на мальчика пиджак был ему длиной до колена. – Меня зовут Крохотуля Карапузович, и я с детства мечтал встретить Новый год в такой компании! А кто тут есть еще?

– Ну, допустим, Колобобик, – подталкивая локтем Бошечку, осторожно сказала кошка. – Только он сейчас в гостях у Синей птицы. И вообще тут… э-э… много кого еще… А что?

Мальчик весело захлопал в ладоши. Штаны немедленно упали, а шляпа нахлобучилась до самых глаз.

Бошечка с кошкой переглянулись. У обоих было дикое желание покрутить пальцем у виска, но это было бы очень неприлично. Какой никакой, а все-таки гость…

– Значит, Новый год? – переспросила кошка, пытаясь быть очень-преочень вежливой и не ехидничать. – И карнавал, я вижу, к тому же?

– Да вроде нет, – сказал мальчик, пытаясь справиться со своей безразмерной одеждой.

– Костюм у папы, небось, без спросу взял? – уличила кошка.

–  Это мой костюм, – обиделся мальчик. – Только вот какой-то он большой стал… Может, это я похудел? А у вас зеркало есть? Я хочу посмотреть – это я или не я?

Кошка с Бошечкой опять переглянулись.

– Пошли лучше чай пить, – предложил Бошечка единственно верное решение. – Там и разберемся.

Шли они медленно, потому что странный мальчик постоянно путался в своих необъятных штанах, и один раз даже упал. Бошечка тут же его поднял. На предложение снять штаны и идти в трусах, как в шортах, мальчик ответил негодующим отказом: « В гости, да без штанов! Неприлично!». Как ни крути, тоже верно…

Бошечка торопился домой по двум причинам – во-первых, гостя надо было обязательно напоить чаем, а то и накормить, если он голоден, а то и уложить спать, если ему негде. А во-вторых, в этой ситуации, пожалуй, только Кактус мог дать вразумительный совет. По крайней мере, Бошечка очень на это надеялся. Поэтому пока кошка ходила ставить самовар, а мальчик с интересом оглядывался, Бошечка быстренько подскочил к подоконнику… Кактус спал! И спал очень крепко, потому что цветок его был темно-синим. Бошечка почесал в затылке. У него просто рука не поднималась разбудить спящего, если тот его об этом не просил. Не пожар же, в самом деле.

– Чай готов, – возвестила кошка и чопорно кивнула гостю: – Прошу за стол, Крохотуля Карапузович… с детства, хм, мечтавший посидеть в такой компании…

– Кошка, не смущай человека, – одним уголком рта прошипел Бошечка.

А кошка, хотевшая, видно, что-то ответить, так и застыла с раскрытым ртом, уставившись в окно.

– Это называется дежа-вю. Когда кажется, что происходит то, что уже когда-то было… – прошептала она, и шерстка ее встала дыбом. – А сейчас взорвется паровой котел, и мы полетим…

Бошечка тоже посмотрел в окно и присвистнул. За окном медленно и важно падали  пушистые хлопья снега. Они опускались на зеленые верхушки деревьев и кустов, на траву, на крышу вороньей конуры, покрывая их белыми шапочками. Такая же шапочка появилась и на молоденькой серебряной елочке, которую Тошечка все-таки посадила рядом с домом.

Удивительный мальчик радостно вскочил со стула и снова захлопал в ладоши:

– Я же говорил, что Новый год!

И он запрыгал по комнате. Остановившись перед зеркалом, он долго рассматривал свое отражение, а потом громко рассмеялся:

– Это же совсем не я! Поэтому я хоть на голову встать могу!

И он действительно сделал попытку встать на голову, но, конечно, запутался в своем безразмерном костюме и брякнулся на пол.

– Смотри, не ушибись, – задумчиво сказала кошка в пространство, и добавила невпопад: – Интересно, Макрониус когда-нибудь занимался подледным ловом, или нет?..

– Да они же там замерзнут все! – сбрасывая с себя оцепенение, спохватился Бошечка и побежал к входной двери. – И Тошечка, и Фанфа, и Синяя птица с птенцами, и Бурлим, и даже Макро…

Он хотел сказать «Макрониус», но не успел, потому что за распахнутой дверью… было лето. Припекало солнышко и доносилось веселое щебетание птиц. Бошечка со всех ног кинулся назад, к окну. За окном шел снег. Совершенно безмятежная кошка и довольный Крохотуля Карапузович, держа в руках свои блюдечки, шумно в них дули.

– Тебе налить чайку? – спросила кошка.

– Нет уж, я докопаюсь, в чем тут дело! – сердито сказал Бошечка, и опять повернул к двери: – Эксперимент сейчас будет! Сами чай пейте, а я буду в окно снаружи заглядывать.

Это было мудро. Чтобы добраться до окна, возле которого стоял стол, надо было обогнуть дом. Бошечка так и сделал, и попал-таки под снегопад.

– Ага, есть! – торжествующе закричал он. – Я понял – снег идет только с одной стороны дома! И я даже понял, почему!

А снежинки были совершенно не холодными. Впрочем, они не были и теплыми – просто невесомыми, а на ощупь и вовсе никакими. Так, конечно, не бывает, но, тем не менее, так оно и было. Бошечка ловил их на ладошки, и скатывал в шарики, и они ловились и скатывались, но не походили ни на снег, ни на вату, ни на тополиный пух. А когда Бошечка бросил в стену дома один такой «снежок», тот весело разлетелся серебристой пылью.

Бошечка добрался до крыльца и ласково погладил по стволу Желанное дерево:

– Признавайся-ка, твоя работа?

Но дерево молчало, и ни одна веточка его не дрогнула.

– А как же подарки на Новый год? – не отставал Бошечка. – Ты ведь неделю назад даже рыбкам зонтики подарило… подарил… в общем, даже и без праздника! А Новый год – это же такое! Ты не думай, я для себя ничего не клянчу! Подари что-нибудь хотя бы нашему гостю – он обрадуется…

Но обычно такое отзывчивое и теплое дерево из страны Желании молчало… Точно никогда и не было живым. Бошечка понурился, но тут вверху послышался шелест крыльев. Это возвращались вороны и Кукушка.

– Эй, крылатые-пернатые! – обрадованно закричал он и замахал руками. – Летите скорее домой, у нас тут такое!!!

– А у нас тоже тако-о-е! – закричала маленькая ворона, и тотчас сверху к ногам Бошечки что-то спланировало.

– Ворона каркнула во все воронье горло, – пробормотал он, разглядывая находку. – Это что же за цветок такой?..

– Не догадываешься?! – хитро подпрыгивая у него на плече, подзадорила она. – Эх ты, да это же маморотник, про который читал Фанфа! Смотри, как светится! Как уголечек! Я его и правда возле болота нашла, и никто из этого болота не вылез… Ура, теперь я буду самая умная, и найду всем клады!!

– Куда ты их только складывать будешь, – махнула крылом Старшая ворона. Они с Кукушечкой только что бережно уложили на траву какое-то громадное растение, увенчанное ярко-желтым цветком.

– Вот это и есть арника, – сказала крохотная птичка с такой гордостью, словно сама ее вырастила. – Только таких больших я еще никогда не видела!

– Значит, и впрямь Новый год – сплошные чудеса! – заключил Бошечка. – Во-первых, у нас гости, а во-вторых, с той стороны дома идет снег. Кошка пьет чай, даже про рыбный день забыла, а Кактус спит.

– Снежки! Будем играть в снежки! – закричала маленькая ворона.

– Кактус спит? – встревожилась Кукушка. – Полечу-ка я посмотреть, здоров ли он.

– Здравствуйте, Карапуз Капризулевич, – быстро поприветствовала гостя Кукушка, поспешно подлетая к горшку и прикладывая крыло к Кактусиному лбу.

– Кукушечка, у тебя просто мания всех лечить, – заметила кошка. – По-моему, с ним все в порядке. Недавно перевернулся на другой бочок.

Но на всякий случай Кукушка села возле Кактуса – мало ли что.

– А мое имя опять перепутали, – вздохнув, заметил Крохотуля Карапузович, но вид у него тем не менее был довольный. – Смотрите-ка, кто-то едет!

И он, болтая ногами в огромных штанинах, указал в противоположное окно, за которым было лето.

– Тошечка с Фанфой! – обрадовался Бошечка.

– Привет, народ! – отряхиваясь от снега, сказала раскрасневшаяся Тошечка. – Здравствуйте, Бутуз Крохотулевич! С Новым годом!

– Как, ты его знаешь?! Нашего гостя?! – поразился Бошечка.

– Первый раз вижу, – отмахнулась Тошечка. – Но разве это помешает нам попить вместе кофейку, поиграть в снежки, а потом достроить замок?!

С этим было не поспорить. Тошечка всегда умела разрешать любые проблемы и непонятности тем, что просто принимала все как есть и не тратила время на всякие там охи и ахи. Ну, пришел гость неизвестно откуда. Ну, штаны спадают… Зато снег среди лета! Кто об этом хоть на денек не мечтал?!

А узнав, что швейная машинка не просто собрана, а еще и работает, Тошечка чмокнула Бошечку в нос не один, а целых два раза!

– Если кому кофе с молоком, тогда дайте Колобобику сахара, – напомнила Старшая ворона, и все весело расселись по местам с дымящимися кружками в руках.

– Не нашел я Синюю птицу, и грибов тоже не нашел, – быстро работая ложкой, возвестил Фанфа – кофе он почему-то предпочитал заедать все тем же вареньем из помидор (его еще чуть-чуть оставалось). – Хоть Колобобика прогулял, и то ладно!

– Слушайте, а почему мы не празднуем Новый год, а сидим и просто пьем кофе? – полюбопытствовала Младшая ворона.

– Потому что Новый год  не у нас у всех, а только у… – начала Тошечка.

–… Крохотули Карапузовича, а то опять перепутаешь, – встряла кошка, облизывая молочные усы.

– А что, так бывает? – очень удивилась маленькая ворона.

– О-хо-хонюшки, еще и не то бывает, – заметила Старшая ворона.

– Какие вы все… ну, в общем, именно о вас я и мечтал! – улыбаясь до ушей, сказал удивительный гость.

– С самого детства, – не удержалась кошка – ехидство было у нее в крови. – А я мечтала о рыбе.

– Почему о рыбе-то?!

– Потому что я всегда о ней мечтаю! – гордо отрезала кошка.

А после кофе все играли в снежки и строили снежную бабу. Колобобик все норовил стать какой-нибудь частью этой бабы – он же белый и круглый! – но как-никак он был бегающей частью. А какая же это снежная баба с постоянно убегающей головой?!

А почти перед самым сном Тошечка с Крохотулей Карапузовичем сели достраивать замок. Рукава пиджака и брючины Тошечка ему закатала, чтобы не испачкать их глиной (вот ведь никто не догадался помочь ребенку!). От старания гость даже высунул язык и громко пыхтел, но работал очень аккуратно, поэтому башенки получились на славу. Все сразу сбежались полюбоваться на такую красоту.

– Да… здорово… – затаив дыхание, тихонько сказала маленькая ворона. – А кто там живет?

Тошечка пожала плечами:

– Наверное, сказка… Замок-то сказочный.

– Это самый красивый на свете замок. Самый-пресамый… – прошептал Крохотуля Карапузович, глядя на башенки, которые он только что помогал достраивать. Нижняя его губа вдруг выпятилась вперед и подозрительно задрожала, ресницы замигали, а нос покраснел.

– Как же я забыла поздравить тебя с Новым годом? – внимательно посмотрев на него, спокойно заметила Тошечка. – А подарки на Новый год всегда должны быть самые-пресамые. И на сей раз подарком будет сказочный замок, вот этот. Хочешь?

Крохотуля Карапузович быстро-быстро закивал головой. Он не произнес ни слова, только тихонечко всхлипнул, улыбнулся и погладил башенку. И все поняли, что он очень-очень рад, потому что от сильной радости тоже иногда хочется плакать…

И у всех тоже нашлись в подарок разные приятные мелочи. У маленькой вороны – перышко (вдруг пригодится?!). У Старшей – косточка в виде сердечка (вдруг вырастет, если посадить?!). Фанфа принес белый шарик с игрового поля (чтобы напоминал о Колобобике), Бошечка – свистульку в виде дракончика (которую сделал два дня назад). Кукушка нашла в своих записях листок с описанием бесполезных грибов (которые лучше не собирать, чтобы потом не болел живот), а кошка, поколебавшись, вытащила из-под подушки веточку синих кораллов (у нее их все равно было целых четыре, а Макрониус при необходимости мог принести их еще хоть десять).

– А можно, я все это положу рядом с кроватью на тумбочку? – спросил их маленький гость, улыбнулся и зевнул.

– И пусть тебе приснится очень хороший сон, – сказала Тошечка.

И все тоже стали готовиться ко сну. Маленькая ворона, издав тихий радостный крик, молнией метнулась к полу, и что-то с него подхватила.

– Что это, ты не ложку своровала? – строго спросила Старшая ворона.

– Нет, это мое, – сказала Младшая, и быстро упорхнула в скворечник. Пришлось поверить…

А потом все пожелали друг другу спокойной ночи. Только Кактусу не пожелали, потому что он и так спокойнейшим образом продолжал спать…

 

 

*   *   *

 

Тошечка ужасно торопилась, и поэтому посуду после  завтрака мыла так стремительно, как будто хотела побить рекорд по скоростному мытью. (Не знаю, бывают ли такие соревнования, но если бывают, то, скорее всего, Тошечка, занимала бы первые места).

– А фто тебе фнилось? – спросил Бошечка, не вынимая изо рта зубной щетки. Убоявшись зубной боли, он теперь чистил зубы не только утром и вечером, а и после каждой еды.

– Гугуфферифы! – рассмеялась Тошечка, чмокнув его в нос.

– Да фево ты дравниффя!

Тошечка, смеясь, собралась уже было выскочить на крыльцо, где ее  ждали Фанфа и Чапчерица.

– Стой! – закричал вдруг Бошечка не своим голосом, выплевывая зубную щетку и хватая Тошечку за рукав. – Это же малина!

– Ну чего ты плюешься, как маленький, – проворчала Тошечка, поднимая щетку, пока тот поспешно полоскал рот. – Пастой набрызгал… Малина. Какая малина?!

– Все это уже было! – продолжал кричать Бошечка, не успев даже вытереться как следует. – Я уже чистил вот так же зубы, а ты дразнилась! Вспоминай!

Тошечка приложила ладонь ко лбу.

– Да-да… Что-то такое припоминаю. Мне в самом деле снились гугущерицы… И, кажется, что-то еще, – нахмурившись, пробормотала она. – Вот ведь странно… Подожди, а при чем тут малина?

– При том, что когда это было в первый раз, зубная паста была со вкусом ананаса! А теперь она малиновая! А тюбик один! Вот я и подумал – что-то тут явно не так… К примеру, куда ты сейчас торопишься?

– Ну… за ракушками… мне же надо достроить замок… ой…

–  Вот именно, ой! – воздев палец к потолку, воскликнул Бошечка. – А он у меня перед глазами достроенный стоит почему-то.

– Я же его… Я же его подарила! – потрясенно пробормотала Тошечка.

В окно раздался стук. Это Фанфа напоминал, что кое-кто, кажется, торопился за ракушками. Чапчерица нетерпеливо скребла ножкой землю, а Колобобик зигзагами носился по двору.

– Эй, друг Фанфа! – закричал Бошечка, и замахал руками, приглашая его в дом.

– Чего у вас случилось тут? – полюбопытствовал Фанфа, появляясь на пороге. – Тошечка, ты же только что очень спешила!

И тут мимо него пронеслось что-то вроде вихря – это был Бошечка, который пулей вылетел из дома, бессвязно выкрикивая что-то вроде: «Машинка! Цветочек!».

– Тебя не снесло? – запоздало поинтересовалась Тошечка.

– Вроде бы нет, – перестав крутиться волчком, осторожно ответил домовой, прислушиваясь к своим ощущениям. – Голова только немножко кружится… Что это с ним?

– Понятия не имею, – пожала плечами Тошечка.

– С ума сошел, наверное, – с ноткой мстительности предположила кошка, отходя, наконец, от зеркала, у которого битый час прихорашивалась, готовясь идти на очередное свидание с Макрониусом.

Со двора тем временем снова раздались Бошечкины вопли. Фанфа предусмотрительно отошел в сторонку, и через секунду Бошечка ворвался в дом, потрясая каким-то лоскутом:

– Машинка разобрана! Вернее, не собрана! Детали лежат в том же порядке, в каком я их приготовил! А цветочек-то уже вышитый!! И лоскутик чистый, хотя я об него руки вытирал от машинного масла!

Все растерянно переглянулись.

– Бошечка, ты только не волнуйся, – сочувственно сказала кошка. – Кажется, ты просто переутомился. А от этого помогает лезавея… лизавета… сарафановидная. Вообще-то лучше спросить у Кактуса или Кукушки. А ты ложись на диванчик, мы чаю поставим…

– Да кошка же! – в сердцах топнув ногой, сердито возопил Бошечка. – Не валяй дурака, я не сошел с ума! В конце концов, это не у меня, а у тебя видения!

– Какие такие еще видения? – растерялась кошка.

– Про мальчика без штанов, но в шля… пе…

Настала секунда ошеломленного молчания, и тут все вспомнили всё. Бошечка рванулся к окну посмотреть, не идет ли снег, а кошка с Тошечкой со всех ног бросились к кровати, на которой вчера заснул счастливый Крохотуля Карапузович, окруженный горой новогодних подарков.

Крохотуля Карапузович исчез, словно и не было. Даже постель была не смята. Не убрана, а именно не смята. И не было подарков. Ни ракушечного замка, ни вороньего перышка… В общем, ничего-ничего.

– С добрым утром, дорогой Кактус! – раздалось от окна облегченное Бошечкино восклицание. – Как самочувствие?

– Отлично, друг мой! – со вкусом зевнув, бодро подумал Кактус. – А почему ты спрашиваешь?

– Да ведь ты спал целые сутки, вот я и подумал…

– Сутки? – удивился Кактус. – Да, здорово это я разоспался… Зато мне снился удивительный, и очень хороший сон.

– Про снег среди лета? Про Мальчика-С-Которого-Спадали-Штаны? Про Колобобика, который хотел стать частью снежной бабы? Про цветок маморотника, который нашла маленькая ворона? – наперебой заговорили все.

Кактус удивился еще больше.

– Откуда такие странные фантазии… – сказал он. – Нет, совсем нет. Мне приснился сон про одного человека, который больше всего на свете хотел попасть в сказку. Он мечтал об этом с самого детства. «Жили были человек и человечица, — сочинял он. – И все у них было хорошо, потому что они никогда не разлучались…» Мечтал даже тогда, когда стал совсем взрослым, хотя все его родные и друзья посмеивались над ним. «Брось свои чудачества, – говорили они ему, – и будь как все. На твоих мечтах много не заработаешь – ты же знаешь, что соловья баснями не кормят». Но он продолжал верить в сказку, и некоторые отвернулись от него…

Тошечка в этом месте всхлипнула.

– Тогда, – продолжал Кактус, –  он придумал себе талисман – просто маленькую, потерянную кем-то и уже ненужную вещицу – и всегда носил ее с собой. Оставшиеся знакомые спросили, на что она ему, и он ответил, что эта вещица когда-нибудь поможет ему осуществить давнюю мечту – попасть в сказку. Тогда и эти немногие оставшиеся знакомые отвернулись от него. Они подумали, что он окончательно свихнулся, потому что себя-то они считали абсолютно нормальными.

В этом месте всхлипнула даже кошка.

– И он продолжал жить один. Он вспоминал, какими смешными прозвищами называла его в детстве мама, и как он сердился на нее за это. Еще он думал о том, как хорошо бы было хоть ненадолго стать маленьким, потому что сейчас ему так не хватало этих смешных детских прозвищ – и это несмотря на то, что он был совсем уже взрослый. Только, к сожалению, мамы у него уже не было – это иногда стрясается с совсем взрослыми людьми…

Кошка и Тошечка тихонечко ревели в обнимку, а Бошечка обнимал их обеих и тоже едва сдерживался.

– А потом настал Новый год, – не замечая этого, говорил Кактус. – И человек, сжав в ладони талисман, дождался, когда часы пробьют двенадцать раз, и очень-очень сильно пожелал  попасть в сказку, или не просыпаться уже никогда…

– И?!! – закричали Тошечка, Бошечка и кошка в три взволнованных голоса.

– И его разбудил звонок в дверь. Было уже позднее утро. Человек открыл, и увидел, что на пороге стоит человечица с чемоданчиком в руках. Он сразу узнал ее. Когда-то в далеком детстве они с этой человечицей строили ракушечный замок и вместе мечтали, как поселятся в нем, попав в сказку. Потом родители увезли девочку куда-то, и она затерялась во времени. А теперь она стояла на пороге с чемоданчиком в руках, и тоже сразу узнала его. «Здравствуй, – сказала человечица. – Извини, что так долго. Я ехала к тебе всю жизнь. С Новым годом! Не нальешь ли ты мне чашечку чая?». «Пойдем-ка завтракать, – сказал человек. – А потом достроим наш замок – он все это время ждал, стоя в шкафу. Самый-самый лучший в мире, наш замок». Вот, собственно, друзья, и весь сон. А потом я проснулся.

– Получается… – растерянно сказал Бошечка. – Что ему снились именно мы?..

– А почему бы и нет? – сказала Тошечка. – Главное, что его мечта исполнилась, разве не так?

– Да, – спохватился Кактус, – одна маленькая деталь. Человек с того утра так и не нашел свой волшебный талисман. Собственно, он был ему уже не нужен…

С другого окна раздалось такое знакомое деликатное покаркивание-покашливание. На подоконнике сидели Старшая и Младшая вороны и Кукушка.

– Простите, – сказала Старшая ворона. – Мы успели к самому началу и слышали все до самого конца, только решили не перебивать и сидели тихонько… Вот тут Младшая ворона хочет что-то сказать.

– Я… – смущенно каркнула та. – Я прошу у всех прощения… потому что я наврала!

– Про что это ты наврала? – заинтересовались все, а Кукушечка, воспользовавшись общей заминкой, быстренько перелетела к Кактусу и потерлась щекой о его мягкую бороду.

– Ну, я… Вот! – и об пол что-то звякнуло. – Я вчера сказала, что это мое. А это было того мальчика, который справлял у нас свой Новый год. Я больше не буду. Честно. Просто он был такой блестящий…

И Бошечка поднял с пола маленький хорошенький ключик. Сказочный талисман.

– Наверное, это его подарок всем нам… – задумчиво проговорил он.

И вдруг в окно кто-то громко постучал.

– Эй, хозяева, гостей на рыбный день принимаете? – пророкотал знакомый голос Макрониуса.

– А рыба у нас с собой! – гаркнули хором коты – подводный охранный отряд в полном составе.

Кошка просияла и бросилась открывать.

– А еще один его подарок – это еще один рыбный четверг! У меня врожденное чувство времени! – крикнула она на ходу домашним.

– А может, я не сутки спал?.. – задумался Кактус.

*   *   *

 

Вечером Бошечка во второй раз (а может быть, в первый – кто его знает?) собрал швейную машинку. И хотя в доме царил обычный гвалт, а маленькая ворона, как обычно, влетала то в дверь, то в окно со своими «почему», настроение у Бошечки было превосходным. И собранная машинка шила и вышивала замечательно – Тошечка лично ее опробовала. И в благодарность поцеловала Бошечку в нос не один, не два, а целых три раза.

Пернатый народ, улетев на вечернюю прогулку, вернулся-таки с большим пучком арники. Она была обычного размера, но полезные свойства ее от этого совершенно не уменьшились. Правда, маленькая ворона нипочем не соглашалась лететь домой, пока она не найдет цветок маморотника. А он все не находился и не находился. Чуть ли не за хвост пришлось ее из болота вытаскивать. Так и не нашла. Ее утешили уже дома большим пряником (а по пути она еще утешилась двумя волосатыми гусеницами. Икала, разумеется, всю дорогу).

А когда настало время ложиться спать, совершилось еще одно открытие.

– Поразительно, как никто не понял этого раньше, – сказала Кукушка, и Кактус мысленно согласился с ней (довольно громко). – Все, что с нами всеми произошло – это же проделки приключенческой травы!

Фанфа шлепнул себя по лбу столь звучно, что звякнули все его бубенчики разом. Остальные подивились своей недогадливости не столь эмоционально.

– Что ж,– заключил Бошечка. – Снег среди лета – это было забавно, но… Но, пожалуй, даже чересчур. Я полагаю, что приключений на нашу долю хватит и без всякой приключенческой травы! Давайте-ка ее выкинем.

И все с ним согласились.

 

 

16. ЖЕЛАНИЯ  И  МЕЧТАНИЯ

 

– Тошечка, что ты думаешь про наш вчерашний визит к Бурлиму? – спросил Бошечка, задумчиво глядя на Желанное дерево.

На одной из веток вдруг возник небольшой алый бутон, и стремительно разросся в цветок необыкновенной красоты. Цветок же достиг размера хорошо надутого воздушного шара, и, как шарик же, оторвался с ветки и плавно взмыл в воздух. А, покачавшись секунд пять, вдруг бесшумно рассыпался в воздухе огненными искорками.

– Впечатляет, – признался Бошечка. – Так чего?..

– Очень глупо влюбляться в тучки, – встряла кошка, хотя ее никто не спрашивал.

Просто когда они все вместе в очередной раз пришли в гости к Бурлиму, тот действительно читал нараспев какие-то глупые стишки, обращенные к пушистенькой беленькой тучке, висящей прямо над водопадом. (Впрочем, это же его личное дело, верно?).

Но дело было не в тучке. Увлеченные обменом новостями, жители Наземья и Хранитель Водопада не сразу заметили, что с ними присутствует еще КОЕ-КТО. Тот, кто вовсе не совершал со всеми вместе прогулки в дальний лес, но, тем не менее, был теперь там же, на берегу! И по всему было видно, с интересом внимал тому, что происходило вокруг. Все, конечно, сделали вид, что так и надо. Но явление Желанного дерева столь далеко от дома, без сомнения, поразило всех.

– Между прочим, кошка, некрасиво вмешиваться в разговор старших, – заметил Бошечка.

Кошка набрала в грудь побольше воздуха, но так ничего и не сказала. Видимо, возмущение ее было так велико, что она просто подавилась словами.

– Иди покатайся лучше в самокоте – вон за тобой Макрониус приехал, – добавил Бошечка. – Или сказать ему, что очень глупо почтенному озерному коту влюбляться в обыкновенных кошек?

Кошка возмущенно фыркнула и, задрав хвост, пошла навстречу предводителю подводного охранного отряда.

– Ха, «обыкновенная»! – бурчала она на ходу. – А я, может, очень даже необыкновенная! И, потом, еще неизвестно, кто из нас старше! У меня тут с вами год за два идет…

Бошечка, проводив кошку взглядом, снова обратил его к Тошечке. Та медленно расхаживала по дорожке, пиная сандалией круглый камушек.

– Просто не знаю, что и сказать, – наконец, вздохнув, призналась она. – Это никак не укладывается у меня в голове. А, наоборот, прыгает… Зато у нас есть кое-кто, кто знает о растениях все или почти все! Может быть, посоветоваться с ним?..

– Конечно же, Кактус! – воскликнул Бошечка, мысленно ругая себя за недогадливость. – Тошечка, ты умница!

Кактус слегка простыл, и Кукушечка строго-настрого запретила ему вчера выходить на такую долгую прогулку. Даже шарфом желтеньким повязала (этот тон гармонировал с новым цветком). Так Бошечка его и вынес – в шарфике.

Кактус весьма одобрил факт размышления о данном феномене, и даже предложил устроить дискуссию. (Если вы думаете, что дискутировать – это дисками кидаться со страшной силой, то вы ошибаетесь! Это значит, просто мнениями обмениваться, ну, и немножечко спорить. Но когда спорят множечко, то могут в пылу обсуждений и кидануть друг в друга тем, что под руку подвернется. Бывали такие случаи).

– Дорогой Кактус, я тут подумал-подумал… – смущенно начал Бошечка. – Мне все-таки кажется, что наше таинственное дерево умеет передвигаться на корнях. Мы же о нем так ничего почти и не знаем! Может, оно еще и не растение никакое…

Кактус тоже подумал. Молча. А потом мысль его зазвучала:

– Скорее всего, нет, друзья. Корни – это все же не средства передвижения. Они более тяготеют к стабильности, нежели к подвижности.

Немного помолчали.

– Тошечка, – зашептал Бошечка одной половиной рта. – Я не понял последней фразы.

– Неудобно шептаться, – тихонько ответила Тошечка, и добавила погромче: – Милый Кактус, это значит, что если ты где-то пустил корни, то там и живешь себе?.. Если, конечно, тебе это нравится. Вот наш дом ведь больше никуда не улетает… пока что. Ему тут нравится. И Желанное дерево, вроде, прижилось… Правильно?

– Ну… В общих чертах, – ответил Кактус.

– Тогда… А не могло ли оно взять и полететь по воздуху? – выдвинул Бошечка новую идею.

– Летящее дерево само по себе явление очень редкое, и его поэтому трудно не заметить, друзья мои, – возразил Кактус. – Равно как и ходящее. Тем не менее, вы его не заметили.

– Ага! – радостно вскричал Бошечка, воздев палец, точно нанизав на него следующую теорию. – Может быть, в этом все дело?! «Не заметили»! То есть не увидели! Повторяю, мы очень мало о нем знаем… А вдруг оно стало невидимым и – р-раз! – быстренько переместилось туда, куда хотело?! Не знаю как. А?!

– Хм, что ж, все эти версии по-своему  красивы, но… не получается, – с сожалением вздохнул Кактус.

– Но почему? – воскликнул огорченный Бошечка.

– Потому, что я всю вашу прогулку простоял на подоконнике и смотрел на улицу, – ответствовал Кактус.

– Ну и?

– И дерево все это время спокойно стояло там же, где и обычно – у крылечка.

Эта новость была ошеломительна.

– Интересно, раздвоение личности именно вот так начинается?.. – пробормотал Бошечка. – Я в шоке.

– Ой, – тихо сказала Тошечка и прижала к щекам ладошки. – Ой, а вдруг… вдруг там, у водопада… было совсем не наше дерево, а?

Не успел никто отреагировать на это предположение, как что-то энергично прошелестело, и…– бах-бах-бах! – с кончиков веток удивительного дерева сорвались чередой  блестящие фиолетовые шарики и сердито полопались в воздухе.

– Сдается мне, оно нам возражает, – заметил Кактус.

– Ух ты! – восхитилась Тошечка. – Оно же первый раз с нами заговорило! Хотя бы таким способом… И говорит оно, что мы ошиблись. Другого дерева там не было, ладно… Ну, а если там вообще дерева никакого не было?

– Ты хочешь сказать, была массовая галлюцинация?! – уточнил Кактус.

Бах-бах-бах!!! Ба-бах!!! Теперь шариков полопалось вдвое больше, и на этот раз они были черными.

– Прости, милое дерево, – сказала Тошечка. – Мы совсем не хотели тебя сердить. Но как же нам иначе догадаться, что случилось? Ты же вот молчишь, а мы можем только догадываться…

Шепот листьев волной прокатился по всей кроне – дерево словно шумно вздохнуло.

В это время, отдуваясь, появился Фанфа, таща в обеих руках по здоровенной корзине. В одной из них были белые грибы, – крепенькие, как на подбор, – а в другой орехи.

– Синяя птица передавала… что-то же она такое передавала-то… что-то важное… – Фанфа наморщил лоб, усаживаясь на нижнюю ступеньку крыльца. – Это же надо же так устать… Она мне сейчас тайные ореховые и грибные места показывала! Вот я там бродил-бродил…Добродился, значит. Всю память растерял.

Фанфа был неумеренно говорлив в двух случаях – если волновался, и если расстраивался.

Колобобик сорвался с места, исчез в домике, погремел там чем-то и кубарем скатился с крыльца. Во рту у него был кусочек сахара. Потеревшись о ноги домового, Колобобик ловко вскочил к нему на колени и быстренько перевернулся кверху пузом. Его маленький хвостик крутился как пропеллер.

– Вот ведь умница какая, – умиленно сказал Фанфа, почесывая белое пузико (хвост заработал в два раза быстрее). – Молочком хочет нас угостить умница!

Бошечка сбегал за стаканами, и они все присели в беседку под деревом.

– Ну вот, – сказал довольный Фанфа. – Стоило молока попить, как сразу все вспомнилось… Привет вам Синяя птица передавала!

Бошечка булькнул в стакан с молоком.

– Хм… э-э… спасибо большое, конечно, но… и все?! – подняла брови Тошечка.

– А-а, ну да! У нее выросли птенцы!! И сегодня они все улетели из гнезда!

Это действительно была новость так новость. Тошечка с Бошечкой даже молоко пить перестали.

Тошечка, например, колебалась – радоваться ей стоило за Синюю Птицу, или огорчаться. Это для любой мамы, конечно, событие и большая гордость – видеть, как вырастают из ее желторотых несмышленышей большие, красивые птицы. Но ведь они уже больше никогда не будут такими маленькими, такими беззащитными, и их уже не возьмешь в ладошку, чтобы тихонечко прошептать: «Засыпай, кроха»…

– А зачем же они… все улетели? – тихо спросила Тошечка.

– Ну, как зачем. Надо же, чтобы и в других местах были Птицы Счастья, – сказал домовой. – Хорошо бы, конечно, чтобы Счастье было везде, но… так почему-то не получается.

– Кукушечка с воронами полетели их немного проводить, – раздалась мысль Кактуса. – Они-то уже знают, что такое дальние страны…

Бошечка снова чуть не поперхнулся молоком. Упоминание о дальних странах всегда вселяло в него какое-то неясное волнение.

– А скажи, Фанфа, – начал он, как вдруг с места встала Тошечка и вытянула руку, показывая на что-то. Она молчала, но глаза ее были красноречивее всяких слов.

И все тоже посмотрели в ту сторону. На самых кончиках ветвей Желанного дерева медленно распускались невиданные цветы бирюзового цвета. Но это были не цветы. Это были… Синие птицы.

Они расправляли крылья и медленно поднимались в воздух. Их было много, очень много. Они заполнили небо точно нежные голубоватые облака. Не было обычного птичьего гвалта, который сопровождает в полете любую стаю. Они двигались в воздухе бесшумно и величаво, и у каждой было свое направление и своя, неведомая прочим, цель. Одни, превратившись в маленькие точки, уже исчезали за горизонтом, другие двигались им вслед – во все стороны света, а им на смену приходили новые и новые. Но вот  последняя птица невесомо растворилась в воздухе.

– Я догадалась… – шепотом сказала Тошечка. В глазах ее стояли слезы (а от сильной радости, как вы помните, тоже можно плакать. Как и вообще от любого сильного чувства). – Мы только что говорили, что хорошо бы счастье было везде… Мне кажется, наше дерево тоже очень сильно этого пожелало, и – вот…

С одной из веток слетел, мгновенно распустившись, ярко-алый цветок и опустился Тошечке на ладонь. Это было согласием Желанного дерева, и радостью от того, что его поняли.

– Вот ведь как бывает, – подивился Фанфа, поглаживая разомлевшего у него на коленях Колобобика. – Значит, оно не только желания исполняет, а и само мечтает! Значит, это дерево не просто дерево. Мы и раньше, конечно, знали, что оно так и есть, но не знали, что оно настолько живое. То есть, конечно, мы всегда знали, что оно живое, но… Эх!

Фанфа окончательно запутался в словах, смутился, махнул рукой и замолчал. Но ему на колени – прямо на Колобобика – спорхнул второй цветок.

– Оно тоже мечтает о том, чтобы дать кому-нибудь хотя бы несколько минут радости, – подумал Кактус. – Это не совсем птицы счастья для всего мира. Это лишь мечта о них. Но если кого-то коснется хотя бы тень крыла такой мечты о Синей Птице… Если эта мечта вызовет хотя бы улыбку на чьем-нибудь лице…

Третий алый цветок неторопливо спланировал вниз и лег рядом с Кактусом.

– …то этот кто-то тоже захочет счастья для кого-нибудь, – задумчиво улыбаясь, предположил Бошечка, и четвертый цветок мягко лег на его плечо. – А еще я понял, почему мы видели наше удивительное дерево у водопада. Это было не совсем оно. Это была его мечта о том, как хорошо бы побывать где-нибудь вместе с нами, увидеть что-нибудь из того, о чем никогда не узнаешь, стоя все время у крыльца…

– И вы все помогали ему, – заметил Кактус. – Были его глазами и ушами, вдыхали запахи трав и цветов, растущих далеко от дома, прикасались к прохладным речным волнам, шершавым ракушкам и гладким камушкам. И оно чувствовало все это благодаря вам.

Шелест кроны был ему ответом.

– Надо рассказать обо всем кошке, – сказал Бошечка. – А то вон она какая надутая ушла. Поднимем ей настроение!

– Макрониус  уже давным-давно поднял ей настроение бешеной гонкой под парусами и солидной порцией рыбы, – смеясь, возразила Тошечка. – Расскажем, когда сами устанем от ее непременного вечернего повествования о подводном житье-бытье, и о том, какой Макрониус замечательный!

– Смотрите-ка, от горизонта какие-то точечки приближаются, – приложив руку ко лбу козырьком, доложил Фанфа. – Целых три!

– Это возвращаются вороны и Кукушечка, – улыбаясь, подумал Кактус. – Будет мне сейчас нагоняй, несмотря на шарф… Бошечка, будь другом, отнеси меня обратно в дом. Не хочется снова пить отвар зверобоя от простуды – он же все-таки горький…

Но при этом вид у Кактуса был очень счастливый.

 

 

17. НА  ПОРОГЕ  ВЕЛИКОЙ  ТАЙНЫ

 

В это утро настроение у Бошечки менялось раз пять, не меньше.

– Ха-ха! – выбегал он из мастерской, осененно поднимая палец вверх, и некоторое время торжествующе приплясывал на месте.

– Да, но… – говорил он себе затем, мрачнел, пожимал плечами и снова убегал обратно.

– Эх, а вот если… – появлялся он через несколько минут задумчивый, и ходил по двору, подозрительно приглядываясь к знакомым предметам и постройкам, точно желая увидеть в них что-то новое. Потом довольно потирал руки и уходил в мастерскую с загадочным видом.

И так несколько раз.

– Работает, – разводя руками, говорила домашним Тошечка и грозила пальцем, призывая к тишине.

А началось все на рассвете, едва Бошечка проснулся.

– Мы на пороге великой тайны, – открыв глаза, пробурчал он. – Мне сон приснился.

– Только не говори, что про гугущериц, – потягиваясь и зевая, пробормотала Тошечка. Ей очень не хотелось вылезать из-под одеяла, и она завернулась в него как в кокон.

– Именно про гугущериц, – возразил Бошечка. – То есть… ладно, потом. Просто мы все на пороге великой тайны, вот и все. Я пошел в мастерскую.

Он поцеловал Тошечку в нос (это единственное, что торчало из-под одеяла-кокона), и отправился работать над какой-то новой идеей. Но сначала, конечно, почистил зубы!

И вот теперь у Бошечки были муки творчества. Это всегда бывает у тех людей, которые придумывают что-нибудь новенькое. Помучаются-помучаются, подумают-подумают, десять раз все переделают, а потом – раз! – и появляется то, чего еще никто и никогда не видел, не пробовал, не нюхал, не читал, не пользовался, и вообще.

Все уже проснулись, позавтракали (Тошечка отнесла горку яблочных блинчиков и кружку молока прямо в мастерскую) и занимались своими обычными делами.

Рыбки чинно плавали под зонтиками, потому что над их аквариумом сегодня моросил дождик.

Фанфа плел корзинки – не для походов за грибами и ягодами, а красивые, с крышечками, чтобы хранить в них дома всякую всячину. Колобобик, разумеется, вертелся рядом и вовсю хотел помогать, поэтому мешал изо всех сил.

Тошечка сидела на крылечке и орудовала масленкой. Она приводила в боеготовность Чапчерицу, а та приподнимала то одну ножку, то другую, чтобы Тошечке было удобнее.

Вороны занимались очень интересным делом. Они расчерчивали график игр в Колобобика. Туда они вписывали счет (игра несколько модернизировалась вследствие деления на команды), пропущенных Колобобиков, рекордное время каждого игрока, и переходящее лидерство. Игра таила в себе неисчерпаемые варианты и возможности!

Вот, к примеру, Кукушечка как-то раз умудрилась сыграть в пару с Кактусом. Как?! Элементарно! Кактус подавал ей советы (мысленно, конечно), а Кукушечка им следовала, и в результате получила синюю ленточку. Правда, результат этот она сама просила не засчитывать – Колобобик же под землей бегает, а там корни, а Кактус все корни чувствует (ну, от природы у него это!), вот и знает точно, где, когда и куда. Синей ленточкой обвязали горшочек с кактусом, а игру эту занесли в Великую Летопись Домашних Событий как «феномен неспортивный, но, несомненно, познавательный».

А на сегодняшний день вот уже пятую игру лидерство было… нипочем не угадаете – у Тошечки! Она все носилась со своей новой послушной швейной машинкой (Чапчерица даже немного ревновала иногда!), и на радостях нашила всем обновок. А себе смастерила аж три пары шортиков на лямках, разного цвета. А когда она поняла, как легко и удобно в них бегать, то надевала их уже не только на игру. «Ха-ха, – смеялся Бошечка. – А говорила, что на себя не будешь похожа! Ты же все свои ленточки на голове носишь!». «Пять штук косичек – это слишком», – скептически говорила кошка, топорща усы. «Во-первых, ей идет, – возражал Бошечка. – Во-вторых, у Фанфы их еще больше, а в-третьих, не завидуй!». А пока кошка еще не успела обидеться, Тошечка быстро повязала ей на шею ленточку веселенького зеленого цвета, так что все остались довольны…

Вороны закончили чертить график и повесили его на видное место, у стола, и маленькая ворона стала озорничать. Она попрыгивала вокруг кошки, которая сидела перед зеркалом и по пятому разу вылизывала левую заднюю лапу.

– Ты скоро полиняешь! – бодро покаркивала она. – И будешь совсем другого цвета! Например, синего!

Кошка так удивилась, что лапа ее осталась торчать вверх как мачта:

– Это почему же синего?

А маленькая ворона, разумеется, и сама не знала, почему.

– Озерного потому что, – предположила Кукушка, выглядывая из кактусиного горшка.

Кошка фыркнула:

– Уж вы мне, пернатые, со своими глупостями!.. Тогда ты, Кукушка, станешь зеленая, вся в Кактуса, а ты, ворона… вообще будешь белая!

– Так мы же по часу не вылизываемся! – хором возразили птицы, и, не успела кошка ничего ответить, как раздалась громкая мысль Кактуса:

– А у нас, кажется, сегодня праздник!

Все посмотрели туда же, куда и он – в окно – и хором закричали: «Ух ты!». Желанное дерево надувало шарики! Шарики, шары и шарищи! Разного цвета! Разной формы!! А Бошечка приделывал им веревочки и собирал в большую кучу.

Все немедленно высыпали на улицу с криками:

– Что за сюрприз? А какой сегодня день? Кого мы ждем в гости? А что готовить?!

Бошечка уставился на них, явно не понимая, что происходит, и почему поднялся такой гвалт, а потом перевел глаза на сверкающее разноцветье у себя в руке и хитро улыбнулся:

– Сегодня у нас Праздник Отпускания Воздушных Шаров, и вы успели как раз к началу. Кстати, это действительно только начало, потому что… В общем, потому что потому!

И он раздал всем по охапке разновеликих шариков – ну, конечно, тем, кто мог удержать целую охапку. Кукушечке и Младшей вороне досталось по совсем небольшому – золотистому и нежно-голубому. Клювики-то маленькие…

– А когда выпускать?! – крикнула в возбуждении Младшая, и ее воздушный шар немедленно взмыл вверх.

– Ну вот, опять ворона каркнула во все воронье горло, – засмеялся Бошечка. – Когда хотите, тогда и выпускайте, лишь бы самим в радость!!

И началась самая настоящая Радость. Небо стало цветным! Небо улыбалось и хороводилось! Солнышко подмигивало, и его румяные щеки ярко лучились от удовольствия! Ветерок веселился вовсю, и шарики поэтому выписывали какие-то невообразимые пируэты – парами, тройками, поодиночке и паровозиком!

Все замерли, приставив ладони ко лбу козыречками, а ноги так и норовили сами пуститься в пляс! Чапчерица, конечно, не выдержала первая – ведь ног-то у нее больше, чем у остальных! А, видя, какие она выкидывает коленца, все тоже заскакали, запрыгали и закувыркались, кто во что горазд.

А потом такое началось! Самый настоящий сказочный фейерверк! Шарики стали лопаться и хлопаться, рассыпая павлиньи хвосты звездчатых искр. Но они не исчезали! Каждая искра тоже превращалась в шарик!

– Вот бы всегда так! – кричала Тошечка.

– А то обычно бывает громкий «бац!» – и на этом сразу все! – вторил ей Бошечка.

– Обидно же! – соглашался Фанфа.

А потом все здорово устали и повалились прямо на траву. Нельзя же до бесконечности танцевать – это каждый знает! И так вот, лежа, они смотрели в небо и долго махали вслед Удивительным Воздушным Шарам, которые важно уплывали за горизонт стройным клином, словно перелетные птицы…

– Кого-то они еще порадуют? – вздохнув и задумчиво улыбаясь, проговорила Тошечка.

– Вот и я думаю, – как-то очень многозначительно ответил ей Бошечка.

И тут дерево надуло еще один шарик – в виде серебристой рыбки.

Бошечка озадаченно поморгал, а потом вскочил с травы и высоко подпрыгнул (озадаченно поморгали все остальные) и закричал:

– Желанничек, ты гений! Как же я раньше-то не сообразил! Кошка! Ты когда идешь к Макрониусу?!

– Да хоть сейчас, – ответила удивленная кошка. – А что случилось-то?

– Скоро случится, – подмигнул Бошечка. – Я иду с тобой… Фанфа, а ты что делаешь?

– Корзинки плел, пока праздник не начался…

– Пошли с нами, ты очень-очень нужен!!! Как бы пригодился Ворон… Он бы это вмиг нарисовал! Ну ладно, обойдемся чертежами!

И Бошечка, воодушевленно размахивая руками, отправился к озеру. Пожимая плечами и переглядываясь за его спиной, за ним поспешили кошка и домовой. Все это было очень, очень загадочно. А еще таинственнее было то обстоятельство, что на полпути к ним присоединилась выпорхнувшая из леса Синяя Птица. Впрочем, тайны на то и тайны, чтобы их не спугивать!

А все остальные снова занялись своими делами. Жалко, что праздники так быстро кончаются… Кстати, Тошечка быстренько придумала, как можно разнообразить повседневные дела.

– А теперь я устраиваю личный Праздник Профилактического Осмотра! – объявила она, снова берясь за масленку. – Дорогая Чапчерица! Поздравляю тебя с тем, что ты скоро перестанешь скрипеть. Позволь в эту честь угостить тебя капелькой машинного масла… и одну лапу угостить… и другую…

Довольная Чапчерица снова завертелась, подставляя под масленку ножки, бока и колеса.

Маленькая ворона тут же загорелась:

– А я… А я устраиваю… Праздник Называния Неизвестных Ягод! И Других Всяких Плодов! Здорово, Большая Ворона?

– Замечательно, – одобрила Старшая ворона. – Но их прежде нужно собрать.

– Тогда Праздник Собирания Различных Непредставленных Вкусностей Из Садоогорода, – заметила Кукушечка. – Возьмете меня с собой?

Разумеется, ее взяли с собой! И, пока не вернулась с озера троица (вернее, четверица – куда же Фанфа без Колобобика?), пернатые наперебой сочиняли новые названия разным лакомствам, попутно складывая их в корзинки.

А потом был Праздник Готовки! И появился суп из бурмалины (такая бурая малина, которая, однако, по вкусу напоминала крошечные мясные шарики – во как!), рагу из финтифлюшек (вообще ничего не напоминают ни вкусом, ни видом, но есть можно до бесконечности!), пирожки с таком, сяком и гаком (все сладкие!!), и целое огромное блюдо свежих половинкусов. Они растут уже разрезанные напополам, но, несмотря на это, не вянут и не коричневеют, как  это делают, например, яблоки.

Между прочим, наступало время обеда, и пора бы уже было загулявшей четверице возвращаться домой.

Аппетитные запахи разнеслись на всю округу, и (посмотрите-ка в окно!) количество обедающих увеличилось ровно на один Подводный Охранный отряд озерных котов во главе с Макрониусом!

И всем хватило! А под стул каждого озерного гостя подставили  плошку с водой, в которую они комфортно опускали свои хвосты!

– Ну фто, дорогие мои, – быстро работая ложкой, с набитым ртом возвестил Бошечка (так ему хотелось поскорее поделиться новостью). – Фкоро фсе велаюффие…

– Так мы все и поняли! – воскликнула строго Тошечка. – Я, конечно, понимаю, что тебе еда нравится, и я рада, разумеется, но ты хоть проглоти!

Бошечка быстро проглотил и выпалил:

– Скоро все желающие смогут отправиться в походный полет на огромном воздушном шаре, который будет сконструирован из большущего-пребольшущего рыбьего пузыря и огромной-преогромной корзины!

И сказав эту ошеломительную новость, Бошечка стремительно наполнил свои тарелки добавкой, и ложка его заработала с удвоенной скоростью.

– Мы уже достали такой пузырь, – заметил Макрониус, расправляя усы и слизывая с них остатки рагу.

– А я сделаю такую корзину, – добавил Фанфа, выгребая из розетки совсем последние остатки помидорного варенья.

А все остальные даже есть перестали. Ну ничего себе! Так вот почему Бошечка экспериментировал с воздушными шарами! Вот почему Желанное дерево в последний раз вырастило шарик в виде рыбки! Это была дружеская подсказка, которую Бошечка отлично понял.

– И куда же у нас поход? – спросила Тошечка, подкладывая всем желающим добавки.

– Как куда?! – изумился Бошечка. – Искать страну Желанию, конечно!!!

На мгновение снова стало тихо.

– А кто полетит? – затаив дыхание, спросила Кукушечка.

Бошечка почесал в затылке:

– Ну… я полагаю, только тот, кто этого действительно захочет! Поход будет достаточно долгим и серьезным, так что… Думайте.

И это, в самом деле, было справедливо.

– Да уж… – бормотал в бороду Фанфа. – Подумать – оно, конечно… Потому что лететь-то хочется… А как же домовой без дома? А дом-то… дом без домового как же?! Это вам не корзинку сплести…

– А зачем с вами к озеру летела Синяя птица? – полюбопытствовала Тошечка, чтобы отвлечь его от нелегких раздумий.

– Ну, это вообще… это, знаете, совсем… это прямо-таки фантастика какая-то, – закрутил головой Фанфа. – Это я по дороге к озеру вспомнил одну-единственную разгадку своей бабушки… Ну, помните тетрадь с замочком?! Я тогда маленький совсем был, и читать не умел, да и не любил, признаться… Все учился в разных мелких зверюшек перекидываться, ну да не в этом дело! Так вот! Что это такое – «зимой и летом одним цветом»?

– Ну… если не крокодил, тогда елочка, – фыркнула кошка.

– А вот моя бабушка говорила, что это Синяя Птица! Ей все вокруг говорили, что это сказки, и что синих птиц не бывает, хотя, конечно, о них все мечтают, но… А вот, бывают же! И как только вспомнил я эту разгадку, так она, Синяя-то птица, из леса к нам – порх! Может, конечно, случайно…

– Да нет, думаю, ничего случайного не бывает, – важно заметил Фил, а Бел согласно кивнул, энергично дожевывая половинкус.

– Ты прав, и мы сейчас совершенно неслучайно примемся за дело, – заметил Бошечка, выбираясь из-за стола. – Тошечка, ты кулинарный гений!

И он поцеловал ее в нос.

– Ну уж, – проворчала довольная Тошечка. – Народ, посуду помоете? Я съезжу, навещу Великого Речного Змеечервика. Кто со мной?

Змеечервика поехал навещать весь охранный отряд (который дисциплинированно, полным составом, вымыл гору посуды ровно за шесть минут двенадцать секунд. Вместо секундомера использовали кошку).  Озерные коты ужасно полюбили подводные игрища «Угадай, где хвост», «Червячная чехарда», «Бурлимские нырялки» и «Бурлямские догонялки».

Вечером усталые домочадцы вновь собрались в круглой беседке под Желанным деревом и долго, молча рассматривали чертежи будущего воздушного шара. А маленькая ворона, смущаясь, выволокла из темного угла беседки припрятанный рисунок. Там был изображен уже готовый шар, летящий над озером и лесом; из корзины высовывались счастливые рожицы домочадцев, а внизу им радостно улыбался и даже махал платком сам дом.

– Ух ты, – задумчиво протянул Бошечка и оценивающе посмотрел на Младшую ворону, точно видел ее впервые. – Ты ведь неплохим художником стала!.. Давно рисуешь?

– Угу, – совсем застеснявшись, призналась та. – С тех пор, как Ворон со Средней улетели…

И она сделала попытку спрятаться за Старшую ворону.

– Э-э, нет, – засмеялся Бошечка и поманил ее обратно. – Во-первых, зачем стесняться того, что действительно хорошо? Радоваться надо, что ты мастер своего дела, и других радовать. А во-вторых, разве ты не знаешь, что уже выросла?

И все покивали.

– Ура, – застенчивым шепотом сказала юная художница. – Ну, тогда, чур меня будут звать Рона. Я давно себе это имя придумала – на вырост!

И этот день все решили отмечать как день рождения Роны.

*   *   *

 

Шар получился на славу. Хотя, конечно, шаром в обычном смысле его было трудно назвать – из рыбьего пузыря как-никак. В общем, летательный аппарат. Огромный  продолговатый пузырь жемчужно переливался на солнце, важно покачиваясь чуть выше кроны Желанного дерева. Он был крепко-накрепко привязан красивыми клепанными ремешками к большущей овальной корзине, сплетенной умелыми руками Фанфы (ему помогали все – кто прутья носил, кто обдирал). А дополнительные косые паруса по чертежам, представьте, соткала Чапчерица. Своими проворными ножками она умела не только бегать… Ради такого случая она на время забыла свою нелюбовь ко всякого рода тканям, и в эти дни, куда бы она ни двигалась, на ней волочился тканый хвост очередного паруса…

– А как мы это назовем? – восхищенно обойдя корзину со всех сторон и обняв Бошечку обеими руками, тихо спросила Тошечка.

– Ну… леталка – она леталка и есть, – смущенно сказал Бошечка и, высвободив одну руку, почесал в затылке.

– Но это же такая супергениальная приспособа… Ну, прямо как ты! – сказала Тошечка, и глаза ее при этом так и сияли.

– Значит, это… суперлеталка! – приосанившись, сказал Бошечка и быстро поцеловал ее в нос. В смысле, Тошечку. А не суперлеталку.

А еще Бошечка сконструировал очередную гениальную приспособу под названием Бешеный Насос. Это была банка примерно с футбольный мяч в диаметре, с пружинным днищем и шлангом, ведущим к пузырю. При помощи этой приспособы можно было подкачивать в пузырь горячий воздух. А почему, спросите вы, насос был бешеным (вроде бы, никого еще не укусил), и откуда возьмется горячий воздух в корзине?.. Ха! Хо! Это совершенно отдельная невероятная история.

В тот самый день, когда Тошечка с охранным отрядом покатили навещать Змеечервика, за ними увязался Колобобик. Видимо, какие-то родственные чувства он к речному жителю все-таки питал. И так он по-родственному с ним в воде резвился, что вылезать не хотел, и вытаскивали его чуть ли всем отрядом.  Бурлюнька-то холодная! Если бы Колобобик умел разговаривать, он бы наверняка закричал: «А я хочу еще!!». А вечером, когда домашние захотели на ужин молока и дали как обычно Колобобику сахара, вместо ожидаемого напитка из Колобобика вылетел сноп искр! А потом еще один! И еще!

– Извержение вулкана! – закричала перепуганная Рона, которая сидела ближе всех к нему.

– Фейерверк! – обрадованно воскликнул Бошечка.

– Не говорите, пожалуйста, глупостей, – строго сказала Кукушечка. – Разве вы не понимаете, что он так кашляет?! Он жутко простудился, и ему немедленно нужна медицинская помощь.

Все пристыженно бросились кто куда – кто за малиной, кто за медом, кто за одеялом. Бошечка спешно разжег камин. Камин вообще хорошая штука. Иногда приятно посидеть возле него даже и просто так, особенно в холодный вечер. Правда, холодные вечера бывали не так часто, но все помнили про нежданный снегопад, так что мало ли… А Кукушка, посоветовавшись с Кактусом, заварила какой-то сложный по составу противопростудный отвар.

Растерянный и перепуганный Фанфа не отходил от своего любимца, все гладил его и приговаривал:

– Не расстраивайся, Колобобичек, все будет хорошо.

Наконец все расселись поудобнее, – кто с кружкой кофе, кто с вязанием. Кстати, как вы думаете, кто вязал? Тошечка? А вот и нет – Старшая ворона! Тошечка составляла очередное ожерелье из мелких ракушек и речного бурлюньского жемчуга. Фанфа устроился ближе всех к огню – на коленях у него была корзина, а в ней, замотанный в одеяльце, помещался Колобобик. Его уже и отваром целебным напоили, и медом попотчевали, и малины свежей горсть в рот запихнули. Периодически Колобобик выпаливал фейерверк сверкающих искр. При этом у него самого вид был очень довольный – он разражался тем самым хихикающим попискиванием и подпрыгивал в корзине.

– Вы бы вели себя потише, больной, а то Фанфа с ума вон сходит, – фыркал Бошечка, расхаживая взад-вперед и пуская ароматные клубы дыма. В последнее время у него появилось обыкновение пыхать трубкой собственного изготовления. Чашечка ее была в виде головы дракона, а набивал он ее смесью табака и цветочных лепестков.

Потом Бошечка остановился и прищурился.

– А есть ли у нашего больного температура?

Кукушечка припорхнула и прижалась щечкой ко лбу Колобобика:

– Увы, пышет жаром. Но выглядит вполне веселеньким, значит, скоро пойдет на поправку… Ой!

И Кукушечка отшатнулась от очередной порции искр.

– Врача спалишь на фиг, – задумчиво пропыхтел Бошечка и обеими руками взъерошил свою шевелюру, и так стоявшую дыбом – так ему было легче думать.

– А помните игры на колобобичьем поле? – подал голос Фанфа, почесывая макушку любимца. – Он ведь как набегается, как разгорячится – ну, прямо настоящий колобок из печки. И ничего! А, Колобобик? Ничего, да? Смотри-ка, глазенки как блестят! Ух ты, умница моя…

– А что же он на поле искры не пускал? – полюбопытствовала Рона, быстро делая набросок – Фанфа с корзиной на коленях.

– Ну так не кашлял же, – пояснила Тошечка и заботливо сунула в рот Колобобику еще немного малинки.

– Тэ-экс, – протянул Бошечка. – Эй, Колобобик, друг, сделай милость, просто выдохни.

И, подбежав, подставил ладонь. Все понимающий (эх, только не говорящий!) Колобобик радостно выдохнул в полную мощь.

– Елки-палки, кипящий чайник!! – завопил Бошечка, чуть не роняя трубку, и запрыгал по комнате, тряся рукой. – Доктор, есть что-нибудь от ожогов?!!

Так они сделали еще одно полезное открытие, а Фанфа совсем загордился своим воспитанником. «Ты у меня прямо универсальный солдат – и молоко даешь, и хоть блины на тебе пеки, и вообще ты у меня самый-самый», – почесывая колобобичью макушку, ворковал домовой, и потихоньку запихивал ему в ротишку очередной кусочек пряника.

Вот для Колобобика-то и предназначалась банка с пружинным дном и шлангом. Колобобик напрыгается, разгорячится и – ф-фуххх!! Самый настоящий бешеный насос…

И вот настал день старта. Вокруг колесили озерные коты на самокотах, а взволнованные домочадцы носились взад-вперед с какими-то вещами. Бошечка всех урезонивал:

– Эй, Фанфа! Ну-ка стой, чего это ты там тащишь?!

– Так это… Я припрятал… Помидорное варенье! Баночка! Маленькая! Совсем-совсем последняя!

– В качестве балласта, что ли?! Есть у нас там еда! Оставь дома, говорю!.. Тошечка! Ну на фига тебе там шкатулка с украшениями?! С туземцами торговать?!!

– А я же… Я хочу, чтобы красиво… А хоть зеркальце-то можно?..

– Ну, зеркальце ладно… Ты же и так красивая! Ой, мама! Вороны! Вы обалдели совсем! Рона, ну как тебе не стыдно, ты же большая уже… А ты, Старшая, куда смотрела?!

И вороны сконфуженно волокли обратно корзинку с любимыми Рониными блестящими вещицами. А вот альбом и принадлежности для рисования Бошечка в суперлеталку самолично уложил. И большую сушеную рыбу у Макрониуса почтительно принял.

– Рона! А ты взяла… САМОЕ ГЛАВНОЕ?! – сделав страшные глаза, спросил Бошечка.

– Ну да… Только не понимаю, почему же это самое главное-то?

– Потом скажу, – таинственно подмигнув, сказал тот. – А ты, Фанфа, САМОЕ ГЛАВНОЕ взял?!

– Да взял, взял… – вздыхая, видимо, о помидорном варенье, ответствовал домовой.

– Ну, что? Всё, наконец?! – вопросил, подбочениваясь, Бошечка. – Стройтесь тогда те, кто летит! А то проколупаемся тут до вечера… Кукушка с Кактусом!

– Мы! – торжественно ответила Кукушечка за обоих.

– Фанфа с Колобобиком!

– Да тут, тут мы!

– Старшая ворона!

– Присутствует!

– Рона!

– Здесь я!

– Тошечка!

– А как же!

– Кошка!

Молчание.

– Кошка!!

И тут кошка опять всех поразила. Она выступила вперед, смущенно переминаясь с лапы на лапу и от волнения выпустив все когти.

– Ты сейчас тут второй огород вспашешь, – заметил озадаченный Бошечка. – Чего на этот-то раз случилось?

Подкатил Макрониус, и кошка сразу приободрилась.

– Я… Ну, в общем, не полечу я, – буркнула она и вскочила к нему в самокот, в персональную свою коляску. – Я вас тут подожду.

– Ну вы, блин, даете, – развел руками Бошечка. – А почему, если не секрет?

Довольный Макрониус разгладил усы:

– Наконец свершилось, и моя драгоценная дала согласие. Замуж за меня выходит.

– О! А! Ну! Вот это да! – раздались радостно-изумленные возгласы.

– Ну что «а!», что «о!» – передразнила кошка. – Ну, выхожу! Считайте, вышла уже. И никаких свадеб! Дурацких цветочков и платьев! Шумихи там всякой… Не хочу я, и так хорошо. Макрониус, скажи ты им! А то передумаю!

Но уже было ясно, что она не передумает. И, честно говоря, они здорово смотрелись вместе! Прямо как Тошечка с Бошечкой.

– Ну ладно, нет худа без добра, – сказал последний. – Ждите нас, и мы вернемся, только очень ждите. Где там наш славный кочегар, прославленный Бешеный Насос?.. Поддай-ка парку!.. Дорогой друг Макрониус, тогда тебе придется отвязать веревку!

– Всегда рад помочь. Счастливого пути!

– Привет Бурлиму и Змеечервику! – кричала Тошечка сверху. – Живите тут хорошо!

– Я за домом присмотрю! – кричала кошка снизу.

Подводный охранный отряд дружно гаркнул что-то молодецкое, а Желанное Дерево плавно замахало ветвями.

А Дом стоял и улыбался. Он знал, что все будет хорошо.

 

 

18. ПОХОДНЫЙ  ПОЛЕТ  ИЛИ ЧУДЕСА  БАБУШКИ  РАЗГАДАЕВНЫ

 

И они полетели.

Кому не доводилось парить над землей, в открытом пространстве неба, тот совершенно не представляет, что это такое. Ах, вы не птица? Ах, вы  даже никогда не бывали на борту самолета? Ну, самолет – это не совсем все-таки то… Ладно, попробую рассказать.

Это такое ощущение простора! Такое ликование! Пушистые ручные облака! Ласковое солнце, которое вам улыбается! И столько неба! И столько счастья! А ветер, который гладит вас по щекам?! А птицы,  которые, проносясь мимо, кричат вам: «Привет!»?!. Нет, это совсем не то что смотреть из железной крылатой коробочки через маленький круглый иллюминатор. Правда, если все же вам доведется полететь на самолете, выгляните наружу (конечно же, через стекло!) и попытайтесь представить себя путешественником в корзине. Потому что Желание и Воображение – это такие сильные два брата, что… Впрочем, кажется, я немного уклоняюсь от темы.

Колобобик с радостным попискиванием трудился в своей банке, и пузырь все набирал и набирал высоту. Бошечка аж не выдержал:

– Эй, кочегар! Хватит тебе! А то в космос улетим!!

Колобобик, в последний раз подпрыгнув, выпульнул себя со своего рабочего места, подкатился к Фанфе, и они вместе стали смотреть на проплывающие внизу красоты.

Колыхаясь, переливались волнами серебристо-зеленые травы долин, курчавились и вились пышные косы деревьев, живо извивались веселые змейки речушек, зеркалясь под солнечными лучами. Казалось, что эти места словно специально созданы для замечательных существ, с которыми так славно будет найтись и подружиться.

Хотя, конечно, были и очень волнительные моменты.

– Пожар! – закричала вдруг в какой-то момент Рона, переполошив всех.

– Где?! Что горит?! Колобобик наискрил?!

– Да нет же! – возбужденно выкрикивала Рона, тыча вниз клювом и чуть не вываливаясь из корзины: – Лес горит!!

И правда, там, на земле, трепетали длинные языки пламени, переливаясь всеми цветами огня – и желтым, и золотистым, и охряным, и алым, и оранжевым, и карминным, и пурпурным! Было необыкновенно красиво и столь же жутко.

– Не нужно паники, друзья мои! – громко и внятно подумал Кактус. – Это такой особенный лес. Он не горит, он живой. Просто – вот такой, ни на что другое не похожий. Просто любуйтесь им, если взгляд притягивает… Ему нравится.

И, точно в подтверждение его мысли, пламя внизу взметнулось и расцветилось еще ярче, отразившись в круглых очках Старшей вороны.

– И в самом деле, – заметил Бошечка. – Нам же нравится смотреть на огонь! Мы ведь даже не задумываемся – а вдруг ему это тоже нравится?..

И, достав из-за пазухи записную книжку, он что-то быстро туда настрочил.

«Устроит дома пожар, чтобы проверить эту теорию», – беспечно подумала Тошечка и улыбнулась.

А потом они долго плыли над огромной-преогромной водяной гладью. Вода была прозрачная и не очень глубокая – сквозь нее просвечивали все (даже совсем мелкие!) камушки и ракушки. Но в этой воде постоянно что-то происходило. Вот взбурлила поверхность на небольшом участке, и точно пронеслась там какая-то тень – и снова никого. А вот на дне началась непонятная круговерть песка, завихрилась плотной воронкой… и вновь дно ровное и гладкое. А вот, прямо на глазах, исчезли четыре крупных камня, и два рядом, поменьше. Просто так исчезли – не провалились, не рассыпались. Растворились, будто не было. И воды так много, и она такая спокойная…

– Там живут невидимки, – предположила Рона, поежившись.

– Какая жуть… – прошептала Тошечка, распахнув глаза на пол-лица. – Бурлим  с его шумом и грохотом и то не такой пугающий… Ни за что бы не стала здесь купаться!

– А в лес огненный пошла бы? – поинтересовался Бошечка.

– Ой! Бр-р, тоже, наверное, нет, – прижимаясь к нему, пробормотала она.

– А я? Пошел бы или не пошел? – сам у себя спросил Фанфа, размышляя. – Даже не знаю… Там, наверное, и грибов-то нет никаких. Разве что сразу жареные. Но даже ради жареных грибов…

– Почему-то нас пугает все незнакомое, – задумчиво произнес Бошечка. – То, что совсем-совсем непохоже на нас, на нашу жизнь. Меня, конечно, тоже иногда пугает. Но я даже не знаю, правильно ли это. Ведь так интересно познакомиться, изучить, узнать…

– А оно тебя – ам! – сказал Фанфа.

– А, может, это ты его – ам! – возразил Бошечка. – И вообще, почему сразу друг друга – ам? Может быть, вы вместе за столом окажетесь? И ты будешь есть свое помидорное варенье, а он… оно… ну, не знаю там… электрическими разрядами питаться…

– Как гугущерицы! – подпрыгнула Рона.

– Не надо про гугущериц, – печально попросила Тошечка. – А знаете, народ, я, наверное, больше думаю о том, как бы не спугнуть тайну, а вот Бошечка – как бы ее узнать, не спугнув…

– Скорее всего, ты права, – отозвался он, помолчав.

И некоторое время все летели в тишине, размышляя. А внизу проплывали все новые и новые земли – поляны прозрачных сиреневых грибов, поющих удивительную, не похожую ни на что музыку, бурые пески с таинственными завлекательными развалинами, в которых хотелось непременно полазать, исследуя каждый укромный уголок… А белые и ажурные, точно кисейные, строения! Было похоже, что они висят прямо в воздухе, и они были такими прекрасными, такими настоящими, что в них хотелось немножечко пожить. Кто знает, может быть, это и были пресловутые воздушные замки?..

Он был так огромен, этот диковинный мир, и так разнообразен, и ночь сменяла день, и день снова сменял ночь, а путешественники все никак не могли насмотреться. В конце концов, они перестали бояться, даже если видели что-то совсем непривычное, вроде самовозводящихся и танцующих статуй из живого жидкого металла. Постепенно в их сердца проникло ощущение свободы и безграничности, а вслед за этим – спокойствие и любовь к этому миру. К миру, в котором они все жили.

– А страну Желанию мы так и не нашли, – вздохнула Рона неизвестно на какой день пути.

Точнее, была уже ночь, но спать совсем не хотелось. Вокруг мигали звезды, и хотелось смотреть на них и тихонько болтать.

– Знаете, – сказала Старшая Ворона, снимая очки и улыбаясь тихо и задумчиво. – А ведь этот поход совсем не похож на наши прежние… Мы же, в отличие от всех своих остальных собратьев, перелетные вороны, вот и летали по разным землям, всё неприкаянные были почему-то.

– А в чем отличие? – осторожно спросил Бошечка.

– В том, что сейчас мы спокойны, и нет никакого горя, – ответила мудрая птица. – А вот раньше… Помните, например, Средняя ворона упомянула о «Празднике незваных гостей»? Тогда все веселились, и я уж не стала говорить… Ничего хорошего в этом празднике нет. Точнее, в истории его названия. Я тогда одна путешествовала, и Средней вороне про свои странствия рассказывала… Просто в одной стране была большая и долгая война, в которой жители пытались отстоять свою родину от тех, кто непременно хотел ее захватить.

– Какой ужас, – тихо сказала бледная Тошечка.

– Очень, очень плохое и страшное было время, – печально подтвердила Старшая ворона, машинально протирая очки. – Только большая вера в победу справедливости помогла. И так совпало, что день нападения и день изгнания захватчиков был одним и тем же числом одного и того же месяца, и вот этот день так и назвали. Но с тех пор все гости – и званые, и незваные – там желанны. Потому что этой стране повезло, и справедливость победила навсегда…

– А почему я ничего не знаю? – с обидой спросила Рона. – Средней вороне рассказала, когда мы ее лечили, да? Когда я за гусеницами гонялась? А мне?.. Ты думала, что я всегда маленькой останусь, и пугать не хотела? А даже если и так… Ты думаешь, маленьким не надо слушать грустных историй? А как же они тогда научатся жалеть кого-то, переживать с кем-то? Как они тогда поймут, где хорошее, а где плохое?

– Ну, прости, пожалуйста, – вздохнув, сказала Старшая ворона. – Ты права. Ты умница. Тогда расскажу, почему Средняя ворона тогда про этот праздник вспомнила, и почему она была иногда такая… странная. В ее жизни тоже случился ужасный «праздник незваных гостей». Ее гнездо, где она сидела желторотым птенцом с пятью такими же крохами, разорили хищники. Она упала к подножию дерева, сломала лапку. Родители пытались защитить гнездо, не улетели… И тоже погибли. А ее подобрал один… удивительный человек. Вылечил, научил говорить. Она называла его своим единственным другом. Но в один из дней – тогда она была такой же молодой, какой была ты, Рона, когда захотела полететь с нами – он попросту исчез. И Средняя снова осталась одна. Пока я не нашла ее возле его дома, почти совсем уже одичавшую, и не забрала с собой…

– А что же… А почему… Как же он мог? – изо всех сил сдерживаясь, но уже вовсю шмыгая клювом, пробормотала Рона.

– А чем же он такой удивительный? – негромко спросил Бошечка.

– Ну… – смущенно сказала Старшая ворона. – Она называла его Волшебником. Просто, если у тебя есть единственный друг, то он для тебя и самый хороший, и даже в чем-то волшебник, и вообще самый-самый. Хотя бы, потому что спас и спрятал.

– А исчез-то почему? – спросил расстроенный Фанфа.

– Средняя ворона не знает, а мы и подавно, – пожала плечами Старшая. – Но говорить о нем плохо она никогда не разрешала.

– Бедная, бедная Средняя ворона, – заплакала Тошечка. – Если б я знала! Я бы ее самым вкусненьким кормила, и вообще, я бы ей всё…

Бошечка гладил ее по голове, а ее всхлипыванием тихонько вторила Кукушечка, припав к Кактусу. Если бы у Кактуса были руки, он, конечно, тоже бы погладил ее по голове. А так он утешал ее мысленно. По крайней мере, успокоились они одновременно.

– Не плачьте, – мужественно проглотив последнюю слезу, сказала Рона. – Все будет хорошо.  Я знаю, куда она полетела. Она полетела его искать… И мое сердце чувствует, что она его найдет. А теперь, наверное, надо поспать, потому что утро вечера мудренее.

– Это ты будешь очень, очень мудрой птицей, – заметила нежно Старшая ворона.

– Все возможно… А сейчас я очень хочу к тебе под крылышко. Можно?

И они все уснули, и снились им хорошие, добрые сны. И утро было таким добрым и замечательным. А разбудила их Кукушечка.

– А мне снилась… Мне снилась страна Желания! – радостно сказала она и рассмеялась. – Но это слишком, слишком хорошо, чтобы в такое поверить!!

– А, может, утренний кофе? – поспешно сказал Бошечка и быстро поставил перед крохотной птичкой ее персональный наперсток.

– А зачем нам вообще искать страну Желанию? Чего нам самим еще желать-то? – жмурясь от удовольствия над ароматным напитком, заметила Тошечка. – Разве что уже домой пора. У нас был самый лучший поход в мире. Так все хорошо! Кукушечка, наверное, это так похоже на твои сны…

– Очень, очень похоже, – мечтательно ответила та, прижавшись к Кактусу, и снова рассмеялась.

– Вы просто так это говорите, или догадались? – осведомился Бошечка и, увидев удивленные Тошечкины и лукавые Кукушечкины глаза, обратился уже к Фанфе и Роне: – Все понятно, наполовину… Значит, теперь настала пора вытаскивать то САМОЕ  ГЛАВНОЕ, что вы брали с собой.

И Фанфа достал тетрадь своей бабушки, а Рона – ключик, оставшийся от удивительного мальчика.

– Я даже не сомневаюсь, что замочек на тетради открывается этим сказочным ключом, – торжествующе сказал Бошечка. – И ругаю себя только за то, что не сообразил этого раньше.

– Ура!! – закричала Тошечка и звонко поцеловала Бошечку в нос. – Ты гений!! Фанфа, отпирай скорее тетрадку, а то я сейчас прямо скончаюсь от нетерпения!

– Я вот тебе скончаюсь! – дернул ее Бошечка за одну из косичек, и тут… ключик повернулся, и тетрадь раскрылась.

– ЧИТАЙ! – закричали все в один голос.

– «Ма… маленький, уда… ленький», – запинаясь от волнения, и с трудом разбирая бабушкины каракули, начал Фанфа.

Нетерпеливая Рона сунула клюв в тетрадку:

– «Маленький, удаленький, сквозь землю прошел, красную шапочку нашел»!

– Да это же гриб, – несколько разочарованно произнес Фанфа. – Что я, грибов не видал?..

– Да нет же! – закричала Рона, водя клювом по строчкам. – Тут другая разгадка написана! «Ко… Колобобик»!!

Молчание было таким, словно в мире исчезло все, и нечему было шуметь. Даже ветра слышно не было. А, может быть, на секунду все просто оглохли от величайшего изумления.

– Не может быть! Ты неправильно прочитала, – не веря ушам, к которым помимо ее воли расползалась радостная улыбка, сказала Тошечка и сама склонилась над тетрадкой: – «Колобобик»… Мамочки, действительно Колобобик!! Я сойду с ума!!

А Колобобик, издавая торжествующие попискивания на все лады, пулей вскочил в свою банку и запрыгал там, как самый заправский Бешеный Насос, умудряясь попеременно хватать ртом висящие тут и там хвосты снастей.

Бошечка с Кукушечкой покатывались со смеху, Тошечка так и стояла с улыбкой до ушей, Фанфа озадаченно чесал в затылке, вороны хлопали крыльями, и только молчащий Кактус заметил, что их Суперлеталка легла на возвратный курс.

– А красная шапочка-то причем? – недоумевала Рона. – Ну, понятно, Колобобик через землю бегает… и Фанфу в лесу нашел… или Фанфа Колобобика – это уж теперь без разницы…

– А помнишь, меня еще кошка Красной Шапочкой с бородой дразнила?! – осенило Фанфу. – Я ж в эти дни в красной панамке ходил, которую Тошечка мне вместо трусов сшила!

– Но ведь это может означать только одно! – закричали все наперебой – и те, кто уже давно это понял, и те, кто догадался прямо сейчас. – Это и есть Страна Желания! И мы все в ней давно живем!!!

– Вот так вот и не видишь, что самое-то главное у тебя давно под носом, – философски заключил Бошечка, и в волнении от торжественности момента стал набивать свою трубочку душистым табаком.

– А еще-то! Еще загадки… Читаем скорее, – подскочила к тетради Рона. – «Конь стальной, хвост льняной»… смотрите-ка, Чапчерица! Вот здорово, вместо иголки-то с ниткой… Так же интересней! Помните, как она паруса ткала и они за ней хвостом волочились?.. А вот «вился, вился белый рой, сел на землю – стал горой»…

– Снег да сугробы, – вкусно попыхивая ароматным дымком, сказал Бошечка. – А там что?

– «Гу… ой… гугущерицы»!.. Тошечка, прости.

– Мамочки, ну как же это может быть? – совсем растерялась Тошечка. – Я же это слово сама придумала… На ходу! Бошечка, ну ты-то помнишь же!

– Я-то помню, – смеясь, отозвался тот. – А ты вот помнишь, что вороны нам рассказывали? Их открытие в беседке, перед нашим днем рождения как раз? Неизвестно, придумываем ли мы что-то сами, и оно появляется, или внезапно нас озаряет тем, что уже и без нас существует! Так что, вот! Фанфа, а бабушка-то у тебя вовсе не странная, а очень даже мудрая. И со сказками на короткой ноге. И, вообще, она у тебя – ух!

И Бошечка выставил большой палец.

Кукушечка, между тем, спорхнула на тетрадку и стала водить по ней клювиком, и корявые прежде буквы сами начали разглаживаться и выстраиваться ровными строчками. Точно им прежде было тесно в запертом доме, и они скрючились от долгого ожидания, а теперь с облегчением расправляют все конечности.

– «Сама не ем, а всех кормлю», – раздался нежный голос Кукушечки. – Это… ложечка… нет, сейчас там выровняются буковки… «Тошечка»!! Тошечка, это про тебя, слышишь?..

– Ну, что вы, – ужасно смутилась Тошечка. – Я же тоже ем!

– Но обычно сначала проследишь, чтобы все вокруг были сыты – что я, не знаю тебя, что ли? – возразил Бошечка и чмокнул ее в нос. – Так, а это что? Ой, смотрите, опять про Колобобика – «упадет – не плачет, ножек нет – а скачет»! В принципе, должен быть мячик, конечно… А вот это, кажется, про кошку – «глазищи, усищи, хвостище, а моется всех чище»!

– Да нет, не про кошку… «Ма-кро-ни-ус», – через его плечо по слогам прочла Старшая ворона, сдвинув очки на кончик клюва. – Да уж, хвостище у него и впрямь… Вот опять про него же: «Драчун и забияка, живет в воде, кости на спине – и щука не проглотит»… вместо ерша… Ой, ну, а Колобобик у нас сегодня просто герой праздника! «Сидит на крыше всех выше и дымом дышит!».

Герой праздника, попискивая, запрыгал у себя в банке, пуская в шланг клубы пара. Суперлеталка наддала еще скорости. Если бы Колобобик мог, он сказал бы, что вообще-то обычная разгадка – «труба»…

Там было и про Бурлима: «Кого никто не видит, да каждый слышит» (заодно и про гром), и про Змеечервика: «Лежал, лежал, и в речку без ног побежал» (весной на ручейки посмотрите – может быть, его и вспомните!).

А потом Бошечка схватился за живот:

– Ой, не могу, что там про нашу кошку написано! «Сам дней не знает, а другим указывает»! Ну, пусть в мужском роде! Но про нее же – всем ясно! Ой, мамочки, календарь наш ненаглядный!

Старшая ворона, пользуясь заминкой, сдвинула очки на лоб и тоже заглянула в тетрадь:

– «Двое сойдутся, приобоймутся»… Ну-ка, кто?

– Тошечка и Бошечка!!! – хором закричали все, и засмеялись – так очевидна была разгадка.

– Ну, вы прямо все скоро начнете, как моя бабушка, – крякнув, восхищенно покрутил головой Фанфа. – Ворота это, две створки с замком…

А Суперлеталка летела и летела домой на всех парах.

Про всех, про всех нашлись разгадки! Сколько было смеха, радостных взвизгов, вскарков и вспискиваний! А потом Фанфа не утерпел, и быстро открыл последнюю страницу. Это, конечно, нехорошо – ну, зачем заранее знать, чем дело закончится? Даже с обычной книжкой так делать не следует – сами себе же удовольствие испортите! А тут тетрадка-то не простая, а волшебная!

– «У тебя есть,

У меня есть,

У дуба – в поле,

У рыбы – в море», – медленно и торжественно прочел Фанфа. – Кто угадает?

– Тень? – немного помедлив, спросила Старшая ворона. Она была самая начитанная.

– В обычной стране была бы тень… А у нас – Страна Желания. И здесь написано – МЕЧТА… Ой. Ой! ОЙ!!!

И Фанфа изо всех сил вцепился в тетрадку, которая вдруг начала с силой рваться у него из рук. Внезапно налетевший ветер вырвал из тетради лист, и он, кружась в потоках воздуха, начал свое движение к поверхности земли. Еще один. Потом сразу два!! И вихрем все остальные листочки оторвались тоже, так быстро, что никто не успел не то, что их поймать, но даже протянуть руку. И белые бумажные птицы разлетелись во все стороны, и, постепенно удаляясь, превратились в едва различимые точки…

– Там же рецепты… Что же ты, Фанфа, наделал… – жалобно сказала Кукушечка.

– Кукушечка, смотри, – чтобы успокоить ее, огорченный домовой сразу протянул ей тетрадку. – Все рецепты остались! Разлетелась только вторая часть, с разгадками… ах, жалость-то какая… ах, невоспитанный я дурачина…

Подошедший Бошечка обнял его, а Тошечка погладила по лохматой голове.

– А знаете… Ведь все это правильно! – подумав, сказал Бошечка, и поднял вверх палец. Так он делал всегда, когда его осеняла какая-то идея. – У всех должна быть мечта! У каждого своя! А одна на всех мечта – это чтобы жить долго и интересно, правильно?.. Ну, разлетелись непрочитанные листочки, ну и что?! Даже хорошо, что мы не успели в них заглянуть, и их так много! Ведь это же жители страны Желании! И нам со всеми предстоит познакомиться в будущем! Значит, оно будет долгим и интересным, правильно?

– Бошечка, ты гений! – сказала Тошечка и звонко поцеловала его в нос.

– А я тут вот что поняла, – добавила пытливая Рона. – Думала сначала, что оказаться в стране Желании даже скучно – все у тебя есть, и все у тебя будет, только пожелай… А потом, думаю, не-ет, не так все просто! Самое-то трудное – это как раз что-нибудь пожелать! Должно быть для этого воображение! И мечта сделать самому что-то такое, совсем необычное и такое замечательное, чтобы и всем вокруг стало интересно и хорошо! А те, кто пытаются спрятать в карман Синюю Птицу… Вот такие-то сюда нипочем не попадут, пока не исправятся!

– Какая ты умница, – нежно сказала Старшая ворона, и погладила Рону крылом. И все согласились со Старшей вороной.

А Суперлеталка уже заметно приблизилась к знакомым местам. Вот уже показался Дальний лес, где жил Бурлим…

– Ой, пожалуйста! – вдруг сказала Рона, и, прижав к груди крылья, умоляюще посмотрела на всех. – Можно, я полечу вперед?! Я просто разрываюсь от нетерпения! У меня крылья просто чешутся – я же так давно не летала, только в корзинке! Я туда быстренько – р-раз! –  а потом обратно – вж-жик! А?!

– Да лети уж, неугомонная, – засмеялась Старшая ворона.

– Лети тоже, – нежно подумал Кактус, обращаясь к Кукушечке. – Я же знаю, тебе тоже этого хочется, ты же тоже очень быстро летаешь. И только из-за меня остаешься. Я подожду!

– Спасибо, славный, милый Кактус! – горячо сказала Кукушечка и потерлась клювиком о его свежепобритую щеку.

– Мы скоро! – закричали хором обе птицы, и быстро сиганув за борт корзинки, в самом деле очень стремительно исчезли из виду.

Суперлеталка летела хоть и достаточно бодро, но такой скорости, разумеется, развить не могла.

– Ну что, по кофейку? – бодро предложил Бошечка, уже налаживая примус. И все чинно расселись вокруг уютного плетеного столика.

Выпили по чашечке. Потом еще по одной. А больше было просто вредно. А Роны с Кукушечкой все еще не было.

– Хм, – нахмурился Бошечка. – Обычно за это время они уже успели бы два-три раза слетать туда-обратно.

– Ой, я начинаю беспокоиться, – прошептала Тошечка, прижимая к щекам ладошки.

– Может быть, мне слетать?.. – предложила Старшая ворона, поправляя очки, что, как вы помните, было признаком ее волнения.

– Не стоит беспокоиться, – подал мысль Кактус. – Я чувствую знакомые корни… Все хорошо. И не сердитесь на Рону с Кукушечкой. Все очень, очень хорошо!

Все остолбенело посмотрели на Кактуса. Ого! Снова какая-то загадка?.. Но ждать осталось совсем чуть-чуть. Можно сказать, всего ничего.

Бошечка с Колобобиком колдовали со снастями, постепенно выпуская воздух из летательного пузыря для снижения.

– Низко пошли – видать, к дождю, – ворчал Бошечка.

Вот совсем близко сверкнула поверхность озера, и приветственно замелькали разноцветные паруса охранного отряда. Все облегченно выдохнули.

Вот показалась крыша их замечательного, уютного, родного дома… Все облегченно выдохнули второй раз.

И в тот момент, когда корзина, тормозя, прочертила уже днищем по траве («Здравствуй, дерево!» – по привычке хором сказали все),  двери дома распахнулись.

– Миленькие! Хоро-ошенькие!! Утю-тюсеньки! – послышался умильный хор, в котором явственно слышались голоса Кукушечки, Роны, и… кошки.

Все недоуменно переглянулись. Только у Кактуса был довольный, непроницаемый вид. Корни-то давно ему уже все разболтали…

По ступенькам медленно и важно спускалась Кошка. Кошка с большой буквы. Она нисходила с крыльца поистине королевской походкой, на задних лапах, а подмышками передних она несла… двух прехорошеньких котят, черного и серого. Именно вокруг них и вились в восторге и умилении обе птицы.

– Простите, простите нас, – хором защебетали они. – Ну как же отсюда улетишь…

– Я вас понима-аю… – прошептала Тошечка с расширившимися глазами.

– Наконец-то! – улыбаясь, сказала Кошка. – Ну, носило вас, доложу я вам…

Она опустила котят на нижнюю ступеньку крыльца.

Вот это была новость! Перед важностью этого события мерк даже Великий поход! Путешественники, на мгновение потеряв дар речи, наконец разразились поздравлениями.

– Дорогая Кошка! Это самое большое событие во всей нашей жизни! – сказала Тошечка, и даже смахнула слезу. – Ты прямо изменилась даже!

– Изменишься тут… – проворчала Кошка, водворяя обратно на крыльцо черненького котенка, который норовил улепетнуть в открытую дверь. – Эй, пузыри, а поздороваться?! Неслухи!

– Здр-р!.. Мр-р!.. – смущенно пробормотали оба.

– Они говорят еще не очень, – сказала Кошка. – Ничего, научатся, какие наши годы… и привыкнут, а то засмущались тут!

– Целых два котеночка… – прошептала Тошечка, и ее улыбка снова поползла к ушам.

– Целых два?! – расширив глаза, фыркнула Кошка, встопорщив усы. – А целых четырех не хотите ли?! Это сынищи, а дочерей Макрониус сейчас в озере полощет – они  в него пошли, русалочки просто!

– Эх, ничего себе!!! – присвистнул Бошечка, и все вторили ему. – Да вы молодцы! Но когда же вы успели-то?! Это же немыслимо! У них же глаза уже открыты… и говорят…

– Здрасьте, – сварливо сказала Кошка, ловко подхватывая серого котенка, который пытался улизнуть под дом. – Вас не было целую вечность, а нам, что же, не жить теперь?!

– Как это – «целую вечность»?! – опешила Тошечка. – Нас же всего недельку не было! Ну, плюс-минус день-два!!

– Три с половиной месяца, – отрезала Кошка, подхватывая на этот раз черного котенка, который уже почти шлепнулся с перил крыльца. – Мне-то уж лучше знать!

– Спору нет, – примирительно заметил Бошечка, яростно взлохматив свою шевелюру. – Вообще, время – штука загадочная… Иногда чего-нибудь ждешь-ждешь – кажется, три часа прошло! – а на самом деле минуть двадцать! И наоборот – когда тебе хорошо, время летит как сумасшедшее.

– Да-да, – сказала Рона. – Вот когда я думаю о том, как я хочу, чтобы Средняя ворона скорее прилетела, тогда мне кажется, что прошел уже миллион лет, и я сижу одна на каком-то ледяном поле. От этого почему-то хочется плакать… А когда я вспоминаю, сколько происходит замечательных событий, то сразу кажется, что дни скачут как веселые разноцветные мячики, и сколько бы их ни было, все мало, мало и мало!

– Ну… – задумалась Кошка. – В отношении того, как мы чувствуем время, вы, конечно, правы. Но его чувствуй — не чувствуй, а оно идет себе и идет. Я не знаю, что у вас там время вытворяло, пока вы странствовали, но здесь прошло именно три с половиной месяца! Потому что, вот они – живые доказательства… Ап!

И она перехватила на лету серого котенка, который намеревался спланировать с перил крыльца Фанфе на макушку. А черный в это время затеял игру с Колобобиком, и катался с ним по траве в обнимку.

– Футбольный мячик прямо, – любовно сказал Фанфа, глядя на них. – Или инь-ян…

– Не ругайся, – сдвинула брови Тошечка.

– Серого хулигашку зовут Лукоша – в лукошке спать полюбил, – пояснила Кошка, пошлепывая сына по попке. – А черного – Мар. Это он так мурлычет всегда, да еще басом: «Мар-р, мар-р!». А девиц зовут Капля и Крапля, потому что у одной плавник прозрачный, а у другой – крапчатый.

– Хорошенькие какие, – ворковали все.

– Бузотеры, – проворчала Кошка. – Поеду я к озеру, проведаю, как так Крапля с Каплей плавать учатся. Приезжайте вечером прямо туда, Макрониус обещал рыбы напечь. Устроим пикник на свежем воздухе, обменяемся новостями…

Она ловко вскочила в самокот Макрониуса, предварительно засунув Лукошу и Мара в коляску, и порулила к озеру.

– Эй, Кошка, ты же главного не знаешь! – спохватившись, закричал Бошечка ей вдогонку. – Мы же, оказывается, в стране Желании и жили все время! И искать было не надо!!

– Ну и новость! – фыркнула Кошка. – Да я это почти сразу поняла.

– КА-АК?! – закричали все хором.

– После того, как дерево выросло! Желанное Дерево могло вырасти только в стране Желании-и! – донеслось уже издалека. – Тошечка, я тебе вчера Чапчерицу смазала-а!!.

Все помолчали.

– Да, – наконец, признала Тошечка. – Последнее слово всегда остается за ней. Идите-ка, народ, мойте руки, лапы и крылья, а я пойду, соображу какой-нибудь перекус перед ужином… Здравствуй, Дом!

 

19. ПОВЕЛИТЕЛЬ   ЗЕРКАЛ

 

– Горбатый!.. Я сказал – горбатый!..

– Ну, какой же он горбатый?! Он что-то на плечах просто несет… Или кого-то!

Так потихоньку спорили Бошечка с Тошечкой, сидя на крылечке в начинающихся сумерках. Они устроились там отдохнуть, потому что весь день занимались варкой варений и солений – садоогород выдал необыкновенный урожай за время воздухоплавания.

А все остальные были заняты какой-то мирной домашней возней. Фанфа конструировал себе потрясающие башмаки с бубенчиками, шнурами и клепками. Эскиз нарисовала Рона, и все согласились, что это супер, и таких не было еще ни у кого и никогда. Даже Колобобик проникся и не мешал домовому, а лежал рядышком, посверкивая глазенками. Воодушевленная Рона сказала, что теперь она будет модельером, и станет сочинять красивую и необычную одежду для всех-для всех.

В данный момент она сочиняла длиннющий сарафан для Тошечки. Сарафан по низу предполагалось украсить десятью рядами мелких ракушек. Кое-где они перемежались жемчужинками так, чтобы получались буковки «Т» – обычные, и перевернутые кверху ногами. Такой же узор шел по верху и по лямкам, а там и сям по сарафану Рона пририсовала разбросанные как бы невпопад нитки с нанизанными на них теми же ракушками и жемчужинками. И получилось очень симпатично. А в жизни все это должно было весело позвякивать, побрякивать, постукивать и шуршать. И назвала Рона эту модель «Шум прибоя». Тошечка страшно любила все эти бряки и звяки, и не подпрыгивала до потолка при виде эскиза только потому, что сидела на крыльце и ничего еще не знала про такой сюрприз.

Старшая ворона перебирала крупу, по обыкновению сдвинув очки на кончик клюва. Ей очень нравилось все аккуратненько сортировать по размерам. И ягоды, и грибы, и всякие другие вкусности с садоогорода. Вот только половинкусы почему-то всегда вырастали одинаковыми… Крупу она, конечно, не по размеру разбирала, а просто вынимала из нее жесткие черные чешуйки. Угадайте, падали ли с нее при этом очки?.. Вы правы, еще как. После того, как они шлепнулись с клюва в шестой раз, Рона молча куда-то ускакала. Вернулась она с красивой ленточкой, быстро связала ею дужки, водрузила очки на клюв Старшей, а сама вернулась к эскизу. «Теперь не свалятся», – рассеянно сказала она себе под нос, продолжая сосредоточенно черкать. Старшая ворона посмотрела на нее с благодарностью.

Чапчерица, устроившись рядом с камином, вязала на всех своих шести ножках шерстяной плед. Получалось у нее отлично, а главное, быстро. Может быть, когда-то давно, еще в первой жизни, ей надо было родиться не швейной, а вязальной машинкой?.. Впрочем, Чапчерица была очень довольна, что теперь может и ездить, и вязать. А уж как была этим довольна Тошечка, вам, наверное, и говорить не надо.

А Кактус пел! Он научился этому совершенно случайно, примерно неделю назад. Все, наверное, любят порой попеть себе что-нибудь под нос, ну, а Кактус ведь все делал мысленно, вот и стал напевать про себя. И так увлекся, что это услышали все, а он удивился, увидев, как Тошечка и Бошечка вдруг вдвоем пустились в пляс. Они выделывали такие лихие парные па, что засмотрелись все домашние, а под конец танца дружно зааплодировали всем троим.

– У тебя потрясающий слух! – запыхавшись, объявила Тошечка. – Хоть дискотеку устраивай!

И все немедленно устроили дискотеку, и вдоволь наплясались, потому что Кактус мало того, что пел очень мелодично, он еще и помнил много всего, и петь мог, не уставая, сколько угодно времени подряд!

А сейчас он пел что-то очень тихое и ненавязчивое, так что хотелось не прыгать и веселиться, выкидывая коленца, а просто слушать и спокойно заниматься своими делами.

А у Кукушечки вдруг обнаружился талант сочинять сказки. Правда, она, смущаясь, говорила, что вовсе не сочиняет, а просто свои сны пересказывает. Но это ведь тоже надо уметь – и видеть, и рассказывать сны! Сны-то были цветные, и всегда про разных героев, и все хорошо кончались, хотя приключения иногда были очень, очень опасными! И теперь Кукушечка потихоньку записывала их в тетрадку, чтобы потом можно было перечитывать – все очень просили.

Особенно любили эти сказки Кошкины сорванцы, которые сейчас, все четверо, разучивали под маминым руководством, в каком порядке и какую кошкину травку надо есть, если болит животик. Черненький сухопутный Мар все время отвлекался и тикал. Недавно он объявил, что у него «влож… вжор… вр-рожденное чувствование времени», а поскольку часов в озере нет, то он будет тикать вместо них. Кошка подняла было переднюю лапу, чтобы отвесить ему легенький подзатыльник, но вместо этого задумалась, почесала собственный затылок, и неожиданно выдала: «Зачем вообще знать, который час и который год?! Светло – значит, утро или день, а темнеет – значит, спать пора!». «Хм, где-то я это уже слышал», – усмехнулся, проходя мимо нее в мастерскую, Бошечка.

– Мама! – хором сказали две озерные сестрички, Крапля и Капля. – А как ты думаешь, а нам же, наверное, надо есть не траву, а вовсе водоросли!

Кошка опять задумалась, и снова почесала затылок – на этот раз задней лапой.

– Вы у меня очень талантливые дети, и я вами горжусь, – объявила она. – Водоросли мы все же будем учить потом, у папы Макрониуса, и опять все вчетвером. Все пригодится! Мало ли, где может вдруг прихватить животик – на суше, или в озере…

– Я не буду больше есть волосатых речных сороконожек! – быстро сказал серенький Лукоша.

– А ты их ел?! – в ужасе воскликнула Кошка. – Фу-у!!

Рона и Старшая ворона переглянулись, и Рона захихикала, прикрыв крылом клюв.

– Я же тебе говорила, что он не горбатый, – раздался в этот момент с крыльца громкий голос Тошечки, и почти сразу: – Что! Что?! Не может быть… ВСЕ СЮДА!!!

Все застыли на мгновение, а затем, побросав где попало свои дела, высыпали, топоча, на крыльцо (Фанфа подхватил в охапку горшок с Кактусом) – уж очень взволнованный был у Тошечки голос. И – ух ты! – что они УВИДЕЛИ!!!

К ним приближался гость. Уже издалека было видно, что он худой и длинный, одетый в какую-то долгополую хламиду – то ли дорожный плащ, который заменяет и одеяло и подстилку, то ли необъятное развевающееся пальто.  Странник опирался на посох. И именно в его руке он казался не палкой, которой так удобно пользоваться в дороге, а символом чего-то важного. Символом власти, например. За плечами у путника висела котомка, а на котомке, возвышаясь над его головой (да, издали в самом деле можно принять за горб на фоне вечернего неба!), сидел… их давний знакомец, Ворон!!! В том, что это именно он, не было никакого сомнения – уж очень приметное он имел лицо. К тому же он уже загодя приветственно потряс своей мощной когтистой лапой с привязанным к ней бубенчиком Фанфы, да потом еще и каркнул, ликуя, во все свое воронье горло!! И эхо разнеслось над озером и лесом.

Но это было еще не все! На левом плече незнакомца сидела еще одна птица. Оперение ее было таким белоснежным и ярким, что, кажется, само излучало  мягкий свет. На шее у нее висел маленький аккуратненький мешочек из коричневой замши… И птица тоже издала радостный приветственный крик. Во все воронье горло.

– Не может быть… – прошептала Тошечка, прижимая руки к груди.

– Милая, дорогая Средняя ворона! – закричала Рона взволнованно. – Наконец-то, наконец-то это ты!!!

А от озера уже спешила вереница самокотов во главе с Макрониусом.

 

*   *   *

 

Гость был рыжий и веснушчатый, и на самой его макушке подрагивал задорный, точно беличий, хвост. У него было очень счастливое мальчишеское лицо. Когда он смотрел вокруг, в его взгляде светилась такое восхищение, какое бывает у человека, который слишком давно сидел взаперти, и внезапно обрел свободу. И самый обыкновенный чай он пил, жмурясь от удовольствия так, словно это было птичье молоко. А уж джем из кряки-вяки, который он наверняка никогда не пробовал!.. Не говоря уже об остальных вкусностях, которые быстренько собрала на ужин Тошечка.

«Как у тебя получается быть всегда таким счастливым, Волшебник?..». «Сам не знаю… Может быть, я просто очень люблю  и ценю жизнь…».

Он сидел у камина, вытянув длинные усталые ноги. Его посох  и пыльные высокие башмаки со шнуровкой стояли рядом. На вид путнику было совсем немного лет, но глаза его были мудры и внимательны. Они словно знали про всех то, чего они не знали о себе сами.

– Расскажи… пожалуйста, – попросила Кукушечка, стесняясь.

Рыжий веснушчатый незнакомец посмотрел на нее и улыбнулся.

– Расскажи лучше ты, – негромко сказал он. – Я тоже хочу услышать твою новую сказку. Которую еще никто не слышал. Которая приснилась тебе сегодня. Она называется…

– «Повелитель зеркал», – эхом пронеслось по комнате, и по спинам присутствующих пробежали мурашки предвкушения. И все придвинулись еще ближе к огню камина. И Желанное дерево тихонько зашелестело листьями за открытым окном…

Кукушечка откашлялась:

– Жил да был старый мудрый Чародей. Самый настоящий, с длинной белоснежной бородой. Он принадлежал к племени людей, которые были столь малы ростом, что его дом, например, помещался в дупле дерева. Дупло начиналось у самой земли, и это было очень удобно. Не нужно было никуда лазать и думать о том, что можно свалиться вниз, случайно споткнувшись. Всю свою жизнь Чародей посвятил изучению зеркал. Ведь это поистине удивительная вещь…

Вы когда-нибудь ставили два зеркала так, чтобы они смотрели друг на друга?.. Ну, конечно же, да. Вспомните этот таинственный зеленый коридор, в котором, бессчетно дробясь, исчезает ваше собственное лицо. Вы уверены, что самое последнее ваше отражение – это именно вы?.. Лично у меня не получится утверждать это с уверенностью… А пробовали вы брать карманное четырехугольное зеркальце и ставить его на ребро на чью-нибудь фотографию в фас? Так, чтобы фотография пересекалась зеркалом по вертикали точно по середине лица. Попытайтесь, это забавно. Стоит чуть повернуть вправо вокруг оси его верхнюю часть, как лицо станет добрым, глуповатым и жалобным. Если то же сделать с нижним краем, на вас глянет злобный тролль… Два совершенно разных существа из одной и той же фотографии, и неизвестно, какое изображение больше соответствует действительности… А что отражается в зеркале, если вы выходите из комнаты?.. Кровать, шкаф и привычное кресло?.. Вы в этом абсолютно убеждены?.. А почему? Или кровать, шкаф и кресло сказали вам об этом сами?.. Поздравляю, у вас необычная мебель! Почему (и это знает любая девчонка!), если  вы в плохом настроении подойдете к зеркалу, то на вас глянет насупленная дурнушка? И почему та же «дурнушка» окажется прехорошенькой, если глянет в то же зеркало после комплимента?..

Что же на самом деле показывают нам зеркала? Реальность или наше представление о ней? Или они… ничего нам не показывают?! А мы видим в них то, что сами ожидаем увидеть?.. Я не знаю.

Не знал этого и Чародей. И продолжал свои удивительные и таинственные эксперименты. Он брал увеличительные стекла, добавлял слой амальгамы, и вот уже самый маленький красный прыщик на носу отражался огнедышащим вулканом. Зато ресницы кокетки смотрелись просто опахалом! Чародей располагал зеркала под особым углом, подводил к ним своих соплеменников… и они не находили в них своих отражений!! Или целые толпы одного и того же человека бродили в стеклянном лабиринте, не обнаруживая выхода. Он делал кривые зеркала – и люди смеялись или злились… Потом они стали избегать Чародея. И переименовали его в Колдуна. Это было так обидно… Может быть, они боялись его. Потому что он слишком сильно от них отличался. Потому что он мечтал сделать для людей Истинное  Зеркало. Чтобы каждый, посмотрев в него, увидел свою истинную суть, и эта подсказка смогла бы облегчить ему жизнь, или уж, по крайней мере, сделать ее интереснее… А, может быть, люди боялись себя. Того, что рано или поздно может отразиться в полированной глади…

Однажды ночью Чародея разбудил ужасный шум и резкие крики где-то наверху, за стенами его дома-дупла. Там не очень давно поселилась птичья семья. От нее всегда было много галдежа – птенцы все-таки! – но в этот раз шум был не таким, как всегда. Не оживленным и радостным. В криках была боль и отчаяние.

Чародей схватил свой посох и выскочил из дома. Долго всматриваться не пришлось. На ветке, где было гнездо, творилось страшное, и сверху, кружась, падали перья. Пара хищников – из тех, что нападают только по ночам, пользуясь сонной беззащитностью – творила разбой… Ах, как пожалел в ту минуту добрый Чародей, что он из племени людей очень маленького роста! Ведь даже любая из птиц была больше него, по крайней мере, в три раза! Не говоря уж о хищниках… Он сам кричал, пока не охрип, и стучал по стволу дерева (стене своего дома!) посохом, покуда не сломал его, но было тщетно. Потому что Чародей больше был ученым, чем колдуном, что бы там ни говорили люди…

А потом он понял, что делать, и пожалел, что не сделал этого раньше. Обжигаясь, он вытащил под открытое небо свою домашнюю жаровню и большое зеркало, плеснул в угли масла, и уютный домашний очаг превратился в грозный пламень. А, будучи отражен, он стал казаться настоящим пожаром! Пусть, с точки зрения обычного человека, жаровня была крошечной, а зеркало уместилось бы в кармане. Просто хищники не выносят вида огня. И они ушли… Ушли, но было уже поздно. Растрепанное гнездо опустело и стало безмолвным.

А к ногам Чародея упал белый птенец. Единственный уцелевший из всей большой шумной птичьей семьи… Его лапка была окровавлена – то ли побывала все же в зубастой пасти, то ли сломалась при падении. И на белом горлышке остался страшный след зубов.  Но, главное, птенец был жив! «Ты беленький… – бормотал Чародей, хлопоча над птицей. – Значит, везунчик… Видишь вот, только лапку сломал… а мог бы сам… Поправишься!..» Он говорил еще много чего, ворковал глупости —  только бы птенец слышал его успокаивающий голос, только бы знал, что не остался в одиночестве.

Он лечил и кормил птенца. Рассказывал ему сказки и пел колыбельные. Задавал вопросы и не смущался, что не получает ответов. Он учил птенца смеяться. Он учил его любить жизнь…

«Смотри, Беленький, – говорил он птенцу. – Вот ложка. Обычная, деревянная, старая. А попробуем ее разглядеть! Вот трещинка. Это когда-то я уронил ее на пол… А вот, видишь, неровная такая ямочка? Это дрогнула рука мастера, который ее вырезал. А здесь три бурых пятна. Они так въелись, что их уже невозможно отскоблить. Это свекла – я размешивал салат… И знаешь, из-за этого всего мне кажется, что ложка живая! Ведь у нее есть своя история. И у всего-всего есть своя история – у книжки, у травинки… И каждый раз я смотрю на все, словно впервые! Попробуй смотреть на все-на все, словно впервые, и ты почувствуешь себя счастливым. Как хорошо, что все это есть на свете!..

Смотри, я принес тебе одуванчик. Он желтый, и их там сотни, потому что весна. Потом они станут белые, как ты, и полетят по ветру, словно птицы. Взгляни-ка на него! Какой пушистый, золотой – как солнышко! Давай поставим его в водичку… Он и будет солнышком весь день, пока настоящее солнце не захочет отдохнуть, и не скроется. И тогда лепестки одуванчика сомкнутся…». «Он умрет?» – раздался скрипучий голос белого птенца. Чародей вздрогнул. Птенец заговорил с ним впервые. Заговорил навеки сорванным голосом. «Н-нет, – неуверенно ответил Чародей. – Он просто уснет». «Но ведь утром его лепестки обратно не раскроются?» Чародей молчал долго. «Я не могу тебе врать, Беленький, – наконец сказал он. – Конечно, утром он не проснется. Ведь я сорвал его…  ». «Все равно спасибо, – сказал птенец. – А можно я посмотрю на те одуванчики, которые растут там, снаружи? Ты говорил, их там много…». «Конечно, конечно! – засуетился обрадованный Чародей. – Твоя ножка определенно должна уже зажить… Рискнем! Кто не рискует, тот не выигрывает, это точно!».

И они – впереди Чародей, сзади, прихрамывая, птенец, который  уже чуть-чуть перерос его – вышли из дома-дерева в залитый солнцем мир и сели на крылечко. «Как много солнышек…» – глядя на одуванчики, прошептал птенец, и некоторое время они просто сидели и молчали, наслаждаясь покоем и звуками весеннего леса. «Знаешь, – сказал потом птенец. – А я девочка. Белая ворона. Смешно быть белой вороной, правда?». Старый Чародей очень удивился. «Совершенно не нахожу тебя смешной, – честно сказал он. – А если ты не похожа на остальных, что ж такого? Разве ты обязана быть на всех похожей?». Теперь удивилась Белая ворона: «А мои братья и сестры надо мной смеялись…». Чародей снова долго молчал. Потому что понял, как ей хочется снова услышать их смех. Даже такой. «Что ж, – сказал он наконец. – Если над тобой смеется кто-то – это не твоя, а его беда. Помни это». «Ты такой умный, Волшебник… – пробормотала юная Белая ворона. – Умный и добрый. Мне у тебя так спокойно…». Она прикрыла глаза и задремала, а он гладил ее мягкие белые перышки. «Сколько ты пережила, бедная птица», – шептал Чародей, а в голове его уже вызревала новая мысль, рожденная из старой идеи.

Есть поверье, что зеркала помнят все, что в них отражается. Любовь, страх, ненависть, счастье, надежда… Все сильные чувства истинны. А, отраженные в зеркале, они могут передать ему  свою силу. И иногда, если очень сосредоточиться, можно увидеть не свое отражение, а то, что очень, очень хочется увидеть… Теперь Чародей с полным правом мог считать, что у него есть такое зеркало. В ту роковую ночь оно видело и ужасную картину разорения гнезда, и яростный огонь, прогнавший хищников. Потом оно стояло, прислоненным к стене. Почему-то ни Чародей, ни Белая ворона даже не вспоминали о нем – ведь у них были другие зеркала. «Как у тебя получается быть всегда таким счастливым, Волшебник?..» – сквозь сон пробормотала Белая ворона. «Сам не знаю… – улыбнулся он. – Может быть, потому, что я просто очень люблю и ценю жизнь…»

Шли дни. Белая ворона потихоньку росла и училась летать, а старый Чародей думал и экспериментировал над особенным зеркалом. Ночами он выносил его за двери своего дома и подставлял под тоненький серп месяца, под растущую и убывающую, и, наконец, под полную луну. Луна ведь тоже довольно странное создание. Именно под ней происходят самые таинственные события… «Покажи, ну, покажи мне то, что я так хочу увидеть…», – шептал старый Чародей, в отчаянном желании вглядываясь в загадочно мерцающее стекло, но видел в нем только себя – свою белоснежную бороду и худую морщинистую руку, касающуюся холодной поверхности.

И вот Белая ворона выросла. Она больше не помещалась в домике Чародея. Поэтому она свила себе гнездо возле двери, прямо на земле. «А почему не на ветке? – спросил, улыбаясь, Чародей. – Вороны же гнездятся на деревьях!». «Потому что я белая ворона, – улыбалась она в ответ. – И все у меня не такое, как у других, – и друг Волшебник, и гнездо на земле!.. А если кто-то засмеется над этим, то это не моя, а его беда!».

В одну из ночей старый Чародей стоял, как обычно, возле зеркала, которому так давно уже отдавал всю силу своих мечтаний, и на которое возлагал такие надежды. Но надежды постепенно таяли, и сегодня он, собравшись было вынести зеркало, как обычно, под луну, замешкался. «Зачем? – подумал он, глядя в пол. – Все равно ничего не…». Он не успел закончить свою мысль, и не успел взглянуть на себя, как вдруг в дверь постучали. Как хорошо, что он не успел! Он не догадывался, что его Истинное Зеркало уже почти готово! Оно было слишком пропитано отчаянным желанием, и отраженная в нем угасшая надежда могла все погубить. Но ведь Чародей все же был больше ученым, чем колдуном, и не мог этого знать…

Постучать могла только Белая ворона. Она была очень деликатная и воспитанная птица. А друзья и соплеменники давно уже не навещали одинокого колдуна… Чародей открыл дверь. Это действительно была Белая ворона. Теперь она еле-еле помещалась целиком в проеме двери. «Что-то мне не спится сегодня, – виновато каркнула она. – Вот, заглянула пожелать тебе спокойной ночи…». «Я тоже еще не сплю, Беленькая», – отозвался Чародей. «У тебя грустный голос. Что-то случилось?..». Чародей помолчал, собираясь с мыслями и словами. Так трудно говорить о том, что расстраивает и печалит…

«Понимаешь, я хотел сделать Истинное Зеркало, – тихо сказал он. – Чтобы каждый не только мог увидеть себя таким, какой он есть на самом деле, а… чтобы зеркало помогло ему достичь этого. Тогда люди могли бы стать немного счастливее, а ведь счастливый человек может осветить своим счастьем других, и… ну, ты понимаешь! Но… ничего не вышло». «Да? – опечаленно переспросила Белая ворона. – И ничего нельзя исправить? Ты же учил меня надеяться до конца… А ты уверен, что это в самом деле – конец?..».

Старый Чародей заколебался. Слова Белой вороны возродили в нем его безумную надежду. «Н-не знаю, конец ли… Может быть, я просто устал… – неуверенно выговорил он и отошел немного в сторону. – Вот… Вот оно, это зеркало. Ты… ты должна его помнить».

Белая ворона вгляделась и вдруг сильно вздрогнула. «Черные тени!!! – вдруг хрипло закричала она. – Прогони их! Прогони их огнем!!!». Перья ее встопорщились дыбом, прерывистое дыхание вырывалось из широко раскрытого клюва. Чародей перепугался и перевел взгляд на зеркало, но там отражалась вовсе не привычная обстановка комнаты! Там, в черном перекрестье веток на фоне белой луны, метался вихрь из перьев, сверкали налитые дикой злобой желтые глаза и мелькали страшные, кривые ножи когтей. Это была та самая ночь.

«Сейчас!» – крикнул Чародей, оглядываясь в отчаянии. Ему было уже некогда думать, что произошло – нужен был огонь! Только им можно было прогнать черные тени – как и тогда… Свеча! И он быстро зажег свечу. И ее язычок, взметнувшись, затрепетал возле зеркальной глади…

И зеркало опустело. Совсем. Там больше не отражалось вообще ничего. Казалось, его поверхность была сделана из живого, дышащего металла – вязкого, как ртуть. «Что это?! Ты что-нибудь понимаешь?» – растерянно спросил Чародей. «А разве ты не понимаешь? – проскрипела Белая ворона. – Совпало то, что было тогда. Ночь, луна – вот, в открытое окно к тебе смотрит! – страх, тени, и… спасительный огонь. И твоя надежда на чудо. И то, что ты все же прогнал зло. И… вот. Знаешь, Волшебник… По-моему, у тебя получилось твое зеркало». «Ты накаркиваешь удачу… – слабо улыбнулся Чародей. Руки его тряслись, и он боялся обернуться. – С тобой все в порядке, Беленькая?». «Я не знаю! – воскликнула Белая ворона. Хотя ее еще колотила дрожь, она уже начала успокаиваться. – Мне страшно, хотя все страшное позади, и я волнуюсь, потому что… потому что не знаю, что происходит, Волшебник!». «Страшно нам обоим, моя славная Белая Ворона», – прошептал старый Чародей, за эти секунды постаревший еще больше, и быстро смахнул слезы с глаз. «Не плачь, – сказала Белая ворона. – Я хочу тебе помочь… Все будет хорошо, только скажи, что надо делать!». «Делать?.. Делать ничего не нужно, – тихо сказал он. – Надо мечтать. Надо думать о том, чего ты хочешь больше всего на свете… Вот и все». «Да что тут думать и мечтать! – горько воскликнула Белая ворона. – Все давно придумано! Больше всего на свете я хочу сидеть на твоем плече, Волшебник! Мне все кажется, что правильней было бы, если бы ты был большим, а я – маленькой. Но это же смешно…». «Не смешнее любой другой мечты, – покачал он головой. – А теперь посмотри туда!».

И она посмотрела. И она увидела… «Волшебник… – прошептала она. – Это я и не я одновременно… У меня на шее какой-то мешочек… Вид довольный и счастливый… И ты знаешь, под моими лапками чье-то плечо! Надеюсь, твое… Для меня зеркальце-то маленькое, я только плечо и вижу… – она тихо засмеялась. – Здорово как! Я сижу на твоем плече! Оно твое, и больше ничье! Получилось… Получилось ведь, да?!».

Старый Чародей стоял, зажмурившись. «Боюсь, – дрожа, признался он. – Боюсь поверить. Я так долго ждал… Знаешь, чем дольше я живу, тем мне интереснее. Я не перестаю удивляться тому, что узнаю и вижу! И хочется узнавать все больше и больше… Вот, например, я всю свою жизнь потратил на создание Истинного Зеркала. Сколько я пробовал, сколько ошибался! И только благодаря тебе… не спорь! Только благодаря тебе оно, наконец, существует! Ты вдохнула в меня веру в собственные силы! Я ведь почти потерял ее. И теперь я ощущаю, что она возросла стократ, и столько открылось горизонтов… но… но…». «Не вздумай сказать, что ты уже стар, и уже ничего не успеешь! – поспешно прервала Белая ворона. – Эти слова написаны у тебя на лице, а я даже слышать их не хочу! Потому что это – неправда! Потому что горизонты перед тобой – всегда! И тебе вот уже целых пять минут пора сделать то, на что ты никак не решаешься. Ну же!!».

И Чародей посмотрел в свое Истинное Зеркало. И встретился взглядом с худым веснушчатым парнишкой, который улыбался ему оттуда до ушей. Он был вызывающе молод и полон сил, в отличие от старика Чародея… и все-таки это был он! «Белая ворона… – прошептал Чародей. – Ты это видишь?.. Ведь это же то, чего я хотел больше всего на свете! Когда я был молод, я чувствовал, что впереди – вечность! Что я успею так много… И теперь я смотрю на… себя… и верю, что впереди – ВЕЧНОСТЬ! Неужели это действительно так, несмотря на все мои морщины?!». «Это ТАК!» – каркнула Белая ворона.

И счастливый Чародей коснулся кончиками пальцев гладкого стекла. И юноша в зеркале, повторив его движение, протянул руку, и их пальцы соприкоснулись… И тогда произошло нечто, чего не могли предвидеть ни Белая ворона, ни Чародей.

Поверхность зеркала заколыхалась, как вода, и два человека устремились друг другу навстречу – создатель и его мечта. И Чародей исчез. Его просто не стало в комнате! А в зеркале, кружась, исчезало где-то в глубине отражение рыжего юноши. Он даже не успел крикнуть: «Прощай!», или «Помоги!», или «Ура!» – вообще ничего. И поэтому было совершенно непонятно, что произошло – несчастье или чудо.

Конечно, Белая ворона испугалась! Конечно, она рванулась в комнату, с трудом протиснувшись в дверь, и с размаху ткнулась клювом в зеркальную гладь. Ничего! Зеркало не впустило ее. И в нем отражался только круглый испуганный глаз молодой птицы. «Что же делать?!» – каркнула она в отчаянии, и вдруг ей показалось, что ее Волшебник стоит один на темной дороге и ждет ее. И тогда она полетела прочь – из дома Чародея, из леса. Она полетела искать дорогу.

А в это время – и в сказках, и в жизни часто случается, что совпадают разные события! – по ночному лесу брел, волоча за ремень свой этюдник, молодой Художник. Сегодня он ушел из дома. Это не было капризом, это было решением. Он был очень талантливым художником, и рисовал все, что попадалось ему под карандаш. А за стенами его дома был целый мир, и столько всего ненарисованного! Конечно, родители не хотели его отпускать. «Пропадешь!» – причитала мама. «Бросаешь!» – укорял папа. «Я должен найти свою дорогу в жизни и понять, кто я и чего хочу!» – сердился юный Художник. Поэтому он, не слушая возражений, взял этюдник, пару бутербродов, и ушел из дома. Конечно, можно было и не сердиться на папу с мамой – они же за него беспокоились! – но характер Художника был гордый и замкнутый, и он любил одиночество больше, чем домашний уют… Правда, сразу за порогом его охватили два противоречивых чувства – вины, и ощущения того, что он поступает правильно. «Я вернусь. Вот найду себя, и вернусь», – упрямо пробормотал он, и пошел, не оглядываясь.

И вот, буквально через несколько минут после того, как Белая ворона в панике полетела искать своего друга, Художник приблизился к его дому в дупле дерева. Внутри горел свет, и дверь была распахнута. Конечно, слава о колдуне шла странная, и Художник немного робел, но, тем не менее, давно уже надо было подумать о ночлеге. Он уже готовил себя к тому, что ночевать придется в лесу, да и заночевал бы, если б случайно не набрел на жилище Чародея. «А что? – храбрился юноша. – Попрошусь к нему на одну ночь… Он же меня не съест, в конце концов! Я могу угостить его бутербродом…».

И он осторожными шагами приблизился к пятну света, которое отбрасывал проем двери. Рядом с деревом он увидел бесформенную кучу веток. «Валежник?..». Но это было гнездо. Художник содрогнулся – такое оно было огромное. «Кто же это живет с ним в таком близком соседстве?» – подумал он и с опаской вытянул шею. Гнездо было пусто. Не слышалось ни звука и из дома. «Интересно… Может быть, хозяина съел тот, кто живет в гнезде?.. – пробормотал он и нервно усмехнулся:  – Фу, глупость какая!»

Он сделал еще несколько шагов, и мог уже окинуть взглядом комнату. Кажется, никого нет. Впрочем, там был еще второй этаж… «Извините… Кто-нибудь дома?!» – стараясь, чтобы голос звучал твердо, крикнул юноша. Сами понимаете, ему никто не ответил. И тогда он шагнул за порог.

И тут навстречу юному художнику рванулся кто-то – черный, огромный, в развевающемся плаще, держащий в руке зажженную свечу. «Колдун!!!» – молнией ужаса промелькнула в голове мысль, пригвоздившая его на месте, и юноша застыл. Никто, однако, больше не двигался, никто не хватал его и не ел, а свеча просто стояла около зеркала. Художник осторожно приоткрыл левый глаз (оказывается, он зажмурился!), и увидел… огромную черную птицу. То, что Художник принял за плащ, были ее крылья. Птица… Это был ворон. Переведя дух, Художник уставился на него во все глаза. Ворон пугал и притягивал одновременно. Он был бесконечно горд и бесконечно одинок – такой величавой печалью веяло от его неподвижной фигуры.

«Вот это да… – пробормотал юноша в восхищении, удивленно ощущая в себе нечто вроде грустной зависти. – Нарисовать бы…». Он инстинктивно подтянул к себе этюдник. И с некоторой оторопью обнаружил, что ворон, повторяя его движение, тоже что-то к себе подтягивает. Картонную папку на тесемках. «Уважаемый!.. – изумленно воскликнул Художник. – Неужели…». Он хотел произнести что-то вроде «неужели вы тоже рисуете», но осекся. Он только сейчас разглядел, что разговаривает с зеркалом. Художник судорожно оглянулся. Да, сзади был проем двери, лес и ночь, и это отражалось в зеркале тоже, да только вместо молодого художника там стояла птица. «Этого не может быть!» – громко сказал Художник, и звук его собственного голоса немного приободрил его. Он медленно поднял правую руку – и ворон в зеркале неторопливо распустил левое – ведь правое отражается левым! – крыло чудовищных размеров. Юноша топнул левой ногой, и ворон проскреб по полу мощными когтями правой лапы. «Скажите что-нибудь!» – вскричал он, и ворон молча разинул огромный черный клюв. «Это… я?.. – враз охрипнув, но уже начиная верить, произнес Художник. – Да… Ведь колдун занимался зеркалами… Вот это мистификация! Но… разрази меня гром, если я от нее не в восторге! Я чувствую, что я именно такой – одинокий, гордый, непонятый… И все это отражается здесь! Ну, пусть даже это ворон… А хорошо бы вороном побыть! Какие крылья! Да я всю жизнь мечтал летать! Мне это даже снилось! Только как же это возможно?.. Вот это…».

Недоверчиво усмехаясь, молодой человек выпустил ремень этюдника и шагнул вперед. Ворон сделал шаг ему навстречу. И еще шаг. И еще. «Тогда… Здравствуй?..» – произнес Художник и приблизил обе ладони к холодному стеклу. Изнутри к ним прижались черные перья… И снова произошло слияние. Поверхность зеркала вязко, как омут, колыхнулась… и Художник исчез, а Ворон, раскрыв клюв в беззвучном крике, растворился, кружась, в темной, таинственной глубине. И только равнодушное око луны было тому свидетелем.

А спустя какое-то время – может быть, час, может быть, два – вернулась Белая ворона. Она совершенно обессилела, и хватала воздух пересохшим горлом. Она облетела весь лес, все дороги, какие нашла, она звала Волшебника, но никто не отзывался. Мысль, что ее друг мог и вернуться, погнала ее домой, и вот она почти упала у порога. Она снова хотела позвать, и тут ее взгляд упал на вещь, которой в жилище Чародея никогда не было, и быть не могло – этюдник Художника. «Кто здесь?!» – грозно каркнула Белая ворона из последних сил, но ей ответило только эхо. Когда она немного отдышалась, к ней вернулась способность соображать. Ведь она была умной птицей, хотя и совсем недавно выросшей из птенцов! «Еще один… – проскрипела она. – Еще одного унесло. И это был художник…». И хотя рядом не было никого, кто бы мог подтвердить ее догадку, Белая ворона всем сердцем чувствовала, что права. И хотя молодой птице было страшно, одиноко и тоскливо, она поняла, что ей надо делать.

А надо ей было спрятать зеркало и от солнечных лучей, и от посторонних глаз. Что Истинное Зеркало могло бояться солнца, Белая ворона просто предположила (не зря же Чародей днем держал его в плотном замшевом чехле!), а что оно, если до него дотронуться, превращает тебя в твое желание и уносит неведомо куда, было и так очевидно. Но покуда не станет ясным, куда именно попадают люди, унесенные волшебным стеклом, оно таило в себе опасность. Для всех соплеменников Чародея, но не для Белой вороны – ее оно упорно не пускало в себя. И Белая ворона повесила себе на шею зеркало в чехле – на ней чехол смотрелся мешочком или кошельком. А потом она посмотрела в обычное зеркало и задумалась.

«А вот этого не должен знать никто… – прошептала она. – Даже если это его беда, а не моя!». Она решительно подошла к давно погасшей и остывшей жаровне, и, щедрыми горстями зачерпывая золу, натерла ею свои белоснежные перья. Потом она пошарила в аптечке, и, не дрогнув, вылила на себя пузырьки с йодом и крепким раствором марганцовки. Потом, подпрыгнув от внезапной догадки, раскрыла этюдник, оставленный Художником. Краски! Конечно же, краски! Кое-что можно оставить на потом, припрятать в мешочек к зеркалу… а кое-что пригодится прямо сейчас! И Белая ворона завершила свой туалет, только сначала рассмотрела этюд, оставшийся в ящике для красок. Это был закат во всей его красе. И она поняла, что это был очень хороший художник. Только бы с ним и Волшебником ничего не случилось… «А меня теперь не узнает никто, кроме Волшебника!» – торжествующе воскликнула некогда Белая ворона, рассматривая свое отражение. Да, более странного и разноцветного чучела просто трудно было себе представить. Она даже не догадывалась, что, решив изменить окраску, повела себя как настоящая белая ворона!!!

И только теперь, когда все задуманное было сделано, она почувствовала, что больше ни на что сил ее просто не хватит. Только на то, чтобы дотащиться до гнезда и рухнуть в него. «Как хорошо, что оно на земле… – пробормотала она, уже засыпая. – Мне было бы не долететь…». Она не видела, что над горизонтом уже занялся рассвет.

А потом был закат, и снова рассвет, и снова закат. Белая ворона не выходила из своего гнезда. Она боялась отлучиться даже на минутку. Ей все казалось, что стоит ей это сделать, как  вернется Волшебник, и, не найдя никого дома, подумает, что его совсем все бросили, даже она. Она совсем ничего не ела. Ей не хотелось вообще ничего – только чтобы поскорее вернулся ее друг. Но долго не есть очень вредно – можно ослабеть так, что не сможешь даже двинуться. И в одно печальное утро так и произошло. Белая ворона проснулась, но сил у нее хватило только на то, чтобы открыть глаза.

«Нет, нет и нет, я совсем не устала!!» – раздался у нее почти над самым ухом звонкий голос вместе с шумом крыльев. «Да, да и да, нам просто необходимо отдохнуть!» – строго отвечал другой голос – видимо, кого-то постарше. Сквозь пелену, застилающую глаза, Белая ворона увидела двух птиц своего племени. Совсем крошку (а вид у нее был такой, словно она только вчера вылетела из гнезда), и почтенную даму в круглых очках. «Ну ладно, ладно, ладно, Старшая! – весело закричала крошка. – Если тебе надо отдохнуть, так бы и сказала! Значит, давай тут и отдохнем! Я побегаю, ладно? Найду тебе жука или гусеницу! Ты чего больше хочешь? Я вот гусениц больше люблю – они мягкие! А от волосатых я икаю… Ой, Старшая, смотри, гнездо! Прямо на земле – вот смехота! А в гнезде  букетик… Полечу посмотреть на цветочки… А-А! СТАРШАЯ! Это не букетик! Это ПТИЧКА!!!».

После чего Белая ворона ненадолго потеряла сознание, а очнулась от того, что кто-то осторожно, по капельке, вливает ей в клюв воду. Вода была прохладная и вкусная. «Проснулась, проснулась! – раздался звонкий голос малышки. – Она еще хочет водички!». Внезапно Белая ворона почувствовала себя совсем уютно. Как будто вернулся Волшебник. И она стала поправляться и пить воду, и есть мягких гусениц и мух, которых в изобилии таскала ей заботливая малышка. А Старшая сидела рядом и тихо рассказывала о своих путешествиях, и о том, что совсем недавно у нее появилась попутчица – вот эта милая юная птаха. Она своим неуемным веселым характером так извела домашних, что ее бабушка (приятельница Старшей) отпустила внучку странствовать. Наверное, это мечта всех птенцов, которые стремятся вылететь из гнезда – приключения, дальние страны… И чтобы бабушка отпустила.

«А ты с кем живешь?» – встряла неугомонная Младшая. Старшая даже шикнуть не успела. «Я жду Волшебника», – изо всех сил сдерживая слезы, ответила Белая ворона. Это было первое, что она произнесла. А потом она очень коротко рассказала то, что знаете и вы – как она лишилась семьи, как обрела и потеряла друга. Только про Зеркало она не сказала ничего. Только то, что в одну из ночей Волшебник исчез бесследно.

«Я знаю, его похитили!!», – закричала Младшая ворона, а Старшая задумалась. Во время рассказа она то и дело протирала очки, а потом решительно водрузила их на кончик клюва. «Ну вот что, – сказала она. – Думаю, что не скажу тебе ничего нового, если предположу, что здесь твоего друга ждать бесполезно. Ты и сама это втайне чувствовала, просто без поддержки растерялась и обессилела. Может быть, с ним случилась беда, а, может быть, нет – никто не знает. Я предлагаю тебе лететь с нами…». «УРА!» – не преминула громко, на весь лес, вставить Младшая. «Я предлагаю тебе присоединиться к нам, – строго посмотрев на нее, повторила Старшая. – Мы будем везде расспрашивать про него. Может быть, повезет… Но здесь, одна, ты пропадешь. А мы совсем не хотим, чтобы пропадала такая замечательная птица». «Никому, никому не дадим пропадать!!» – горячо закричала Младшая ворона, и Белая в первый раз улыбнулась. «А как тебя зовут?», – не отставала Младшая. Белая внимательно посмотрела на них обоих. «Я буду Средняя ворона, – наконец произнесла она. – Хорошо, я лечу с вами. Только перед этим…». И она, пошарив в гнезде, достала припасенный тюбик синей краски, и весь выдавила себе на голову.

Старшая и Младшая вороны переглянулись. «Я тоже хочу такой шампунь…» – прошептала малышка. А Старшая просто вздохнула. «Вам не кажется это смешным?» – на всякий случай осведомилась новоявленная Средняя ворона, старательно втирая краску в перья. «Каждый имеет право на свои причуды», – философски заметила Старшая, и Средняя вновь почувствовала себя уютно. А потом они полетели.

А рыжий юноша, на дне глаз которого спрятался старый мудрый Чародей, шагал себе и шагал по дороге. Веселый хвостик, похожий на беличий, покачивался у него на макушке. «Эх, дорогая моя Белая ворона! – говорил он. – Ты умница! Ты не станешь думать, что я тебя бросил. И еще я знаю точно, что мы встретимся! Не зря же ты видела свое отражение, сидящее на чьем-то плече. Это будет мое плечо, будь уверена. Иногда я словно чувствую на нем чьи-то коготки… Эх, Беленькая! Знала бы ты, что еще могут зеркала! Я такое… такое придумал!!». Он улыбался, и все шел и шел вперед.

 

*   *   *

 

Было очень тихо. Только потрескивали поленья в камине, и шелестела листва за окном.

Никто не понял, что же это было. То ли все слушали эту удивительную сказку, то ли видели ее, то ли участвовали в ней. Во всяком случае, пока говорить никому не хотелось. Хотелось посидеть молча, в своих мыслях и переживаниях. И все сидели и задумчиво молчали. Только тихонько покашливала Кукушечка, слегка охрипнув после такого долгого рассказа. А еще иногда слышалось тяжелое шлепанье редких капель. Это капала вода с хвостов озерных котов в подставленные плошки…

– Как же это получается… – прошептала наконец Рона. – Ведь это же все про нас! А – сказка!..

– А про мальчика как? – вопросом на вопрос ответила Тошечка, не отрывая взгляда от пляшущих язычков пламени. – Он думал, что сказка – это мы, мы думали, что он – это сон, Кактусу он вообще приснился взрослым, а он сам жил себе и жил!

– Выходит, если присмотреться повнимательнее… сказка окружает нас? – расширив глаза, продолжала Рона развивать свою мысль. – И чья угодно жизнь может быть сказкой?..

И она посмотрела Волшебнику (а это, конечно же, был он!) прямо в глаза.

– Хм… – улыбаясь, сказал он. – Тут надо подумать. Сказкой мы привыкли называть то, что хорошо кончается. На то она и сказка, чтобы кончаться… Но мы же не знаем, что будет с нами дальше, ведь жизнь все продолжается и продолжается… Мы можем только надеяться на лучшее, и верить в свои силы и в своих друзей. Но если присмотреться к чьей угодно жизни… о, несомненно, ее можно назвать историей, а эту историю раздробить на множество интересных случаев,  и рассказывать их вот так вот, у огонька. А рассказав, подумать: «Какая же интересная у меня жизнь!». Правда, тут есть одна хитрость.

– Какая? – подвинулись к нему все.

– Ни в коем случае нельзя говорить слово «была». «Какая интересная у меня была жизнь». Чувствуете разницу? Говоря так, вы словно ставите перед собой глухую стенку.

– А перед вами должна быть не стенка, а горизонт, – назидательно проскрипела бывшая Средняя, а теперь ослепительно Белая ворона, и все рассмеялись.

– А что же было потом? – не утерпела Рона.

– А потом было как в сказке! – улыбнулась Белая. – Мы с Вороном летели и летели… Мы столько всего видели!

– А огненный лес? Извини…

– А долину сиреневых грибов? Прости…

– А воздушные замки? Ой, прошу прощения!..

– А море невидимок? Ой, мы больше не будем!..

– А мы ничего не видели!!! – хором сказали Капля, Крапля, Лукоша и Мар. – Мы с мамой дома сидели!!!

И все снова рассмеялись. А потом принялись делиться новостями. Им было что рассказать друг другу… А Волшебник, все так же блаженно вытянув ноги, сидел у камина в кресле-качалке, и был совершенно счастлив.

– А все-таки, – задумчиво улыбаясь, произнесла Тошечка. – Все-таки что-то не совершилось до конца. Все мы встретились, и это замечательно. Милая Белая ворона, ты нашла своего друга. А что нашел ты, Ворон?

– Очень много, – помолчав, ответил он. – Во-первых, друзей. Во-вторых, я узнал столько всего в жизни… например, что такое настоящее вдохновение. Ведь я-то умею рисовать, потому что был человеком. А Рона… это удивительно! Вы когда-нибудь видели, как рисуют птицы?!. Вот и я – нет. Да тем более – так…

– Если бы не ты, я бы, наверное, и не догадалась бы, что у меня что-нибудь может получиться, – призналась Рона.

– Спасибо… Так вот, вдохновение – это желание что-то сделать, удовольствие, с которым ты это делаешь, и вера в себя. Ну, а главное… я нашел себя.

– И кто же ты, Ворон?

– Я… не ворон. Не бесконечно гордая и одинокая птица, при появлении которой у всех по спинам бегут мурашки… Я человек, и соскучился по своей семье. Я художник, и хочу держать карандаш в руке, а не в лапе. В лапе так неудобно… И я не жалею, что пришлось проделать такой длинный путь, чтобы понять это.

И тут все снова посмотрели на Волшебника. На Повелителя Зеркал. Он улыбнулся.

– По-видимому, близится конец этой нашей истории, а? – подмигнул он, и его рыжий хвостик на макушке согласно качнулся. – Только не расстраивайтесь сразу – как только что-то кончается, так сразу начинается другое… Беленькая, дай мне, пожалуйста, наш мешочек… Подумать только, когда-то он был для меня огромным чехлом! Бошечка, будь другом, выключи свет… Водяной генератор для освещения – это замечательно придумано! Но сейчас яркий свет нам не нужен. Тошечка, зажги, пожалуйста, пару свечей… Спасибо! Фанфа, будь добр, подвинь поближе Кактуса – оттуда он не увидит… Ну вот, все готово. Если честно, я очень и очень волнуюсь. Но не боюсь, как тогда, в первый раз… Теперь я знаю про зеркала гораздо больше, и мое волнение – радостное. Вот оно, Истинное Зеркало. Не больше твоего ручного зеркальца, Тошечка, правда?

И все они увидели его. Оно мерцало, точно по нему пробегали тысячи искорок. А, может быть, это дробились бликами отражения свечей… кто знает…

– Оно боится солнечного света, – задумчиво говорил Чародей, поворачивая его и так и сяк, и таинственные зайчики прыгали по комнате. Все завороженно следили за их чехардой. – От солнца оно может ослепнуть…  Его время – ночь, самое таинственное время суток. И, пожалуй, вот, что мы сейчас сделаем…

И, повинуясь рукам Чародея, зеркало вдруг раздалось в стороны, точно огромный дверной проем в Тайну. Все ахнули.

– Оно очень чувствительно к желаниям, – заметил Повелитель Зеркал. – Это ведь не я, это мы все вместе сейчас сделали его таким… Ну вот. Как ты считаешь, Ворон… прости!

– Меня зовут Ник! И я считаю, что мне пора! – радостно сказал тот. – Я… я так рад встрече со всеми вами… но я… Я так хочу домой! И еще вот что – я хочу, чтобы мы когда-нибудь встретились!

– А мы? И мы! Мы тоже! – приглушенно заговорили все наперебой – полумрак поневоле настраивал на негромкий тон.

– Значит, так и будет, – уверил Волшебник. – Все ведь от вас самих зависит… Подойди, Ник.

И он подошел к Зеркалу совсем близко.

…Сначала там отразилась мощное тело большой птицы. Но вот очертания его неуловимо оплыли по краям… заколыхались, изменяясь, точно вода… и из глубины проема на них глянул симпатичный парень в темной  дорожной накидке. А пряжкой накидке служил бубенчик Фанфы…

– Значит, вот ты какой на самом деле?.. – снова вразнобой заговорили все громким шепотом, переглядываясь.

– Да! – весело подтвердил Ник в теле Ворона. – Вот это – настоящий я!

И он без колебаний прижался крыльями к стеклу. Парень тоже прижал к стеклу свои ладони – с другой стороны… И вот он смотрит на них изнутри, Художник Ник, а на пол, кружась, медленно падает маленькое черное перышко.

– Эй, я положила твой этюдник в гнездо и прикрыла ветками и листьями! – спохватилась Белая ворона.

Ник кивнул, и, улыбнувшись всем на прощанье, повернулся. И тут же исчез.

Повелитель Зеркал удовлетворенно кивнул:

– Теперь он дома… Вот, собственно, и все, вот так оно и работает. И на этот раз несет вас именно туда, куда вы хотите. А если вы этого не знаете… Значит, это будет сюрпризом как для Зеркала, так и для того, кто в него посмотрится.

– А спорим, Волшебник, – вдруг сказал Бошечка, – что я отражусь там самим собой?

– Мы отразимся там самими собой, – поправила Тошечка. – Как дам в лоб…

Пришлось быстро поцеловать ее в нос, чтобы она не сердилась. После чего Бошечка взял ее за руку и подвел к зеркалу.

– Ну вот, все твои косички там. Куда ж я без тебя… И мои валенки на мне! Куда ж они без меня?!

А Колобобик… Он, любопытная душа, нетерпеливо подлетел к зеркалу… и из отражения на него вдруг затявкала маленькая белая собачка. Как вы думаете, что сделал наш замечательный друг? Поспешил ткнуться в стекло носом?.. Как бы не так! Возмущенно попискивая, он сделал по комнате круг, вернулся к зеркалу и снова сосредоточенно уставился на него. И все, затаив дыхание, смотрели туда тоже. И знаете, что? Никакой собачки там уже не было! Поколебавшись, она свернулась клубком – и вот, пожалуйста! Самый настоящий Колобобик гордо смотрел на свое отражение, и оно ему очень, очень нравилось!

– Вот это да… – заволновался Фанфа. – Это что же… Это ж он поумнее всех нас оказался, озорник! Это ведь мы его все собачкой считали – так нам удобнее и привычнее… А ему не надо как удобнее! Он же сам-с-усам! Он же Колобобик! Самый настоящий Колобобик, и никем другим быть не желает, вот так-то!

И домовой победно посмотрел на всех, точно звал их присоединиться к гордости за Колобобика. И все присоединились! Потому что это так много значит – остаться самим собой, даже если все вокруг считают тебя кем-то иным…

Кошка, фыркая, вообще отказалась смотреться в зеркало – мол, и так знает, что красивая, и совершенно не намерена наблюдать у себя в отражении русалочий хвост…

Макрониус вздохнул, но промолчал. Он знал, что Кошку не переспоришь. Но самое главное, он знал, что это – его Кошка, а не какая-то там Которыбица… И все их четыре котенка – это их четыре котенка! А он сам со своим отрядом отразился как легендарный дядька Черномор! Согласитесь, это было очень приятно. В чешуе-то, как жар горя…

А Рона со Старшей вороной обе оказались белыми!

– Да уж, – хором сказали они, и все засмеялись. – Мы это давно подозревали! Ну что ж, это нам даже к лицу.

– Ура! Ширятся наши ряды! – каркнула Беленькая и отбила чечетку прямо на плече Волшебника.

Вперед робко, бочком, протиснулась Чапчерица, зыркнула туда-сюда фарами, а потом смущенно потупила их. В зеркале на ее округлых боках отразились, подрагивая, четыре прозрачных, похожих на стрекозиные, крыла…

– Слушай, да у тебя отличная идея! – восхитился Бошечка. – Ладно, попробую смастерить тебе крылышки… И будешь ты прямо трансформер. Только высоко не летайте, ладно, Тошечка?..

Настал черед Кактуса и Кукушечки.

– Я боюсь, – прошептала она и прижалась к Кактусу.

– Глупенькая, – нежно подумал он. – Ты же знаешь, что там отразится?

– Примерно… – сказала она, и перестала дрожать.

И они оба посмотрели в зеркало. И встретили взгляд Тошечки и Бошечки. Из глубины стекла. И все четверо улыбнулись.

– Ой, как это? – спросил любознательный Мар, даже тикать забыл.

– А вот так это, – ответил папа Макрониус и лизнул малыша в ухо.

– Потому что Тошечка и Бошечка у нас уже символ парочки не-разлей-вода, – пояснила мама кошка, и лизнула его в другое ухо. А потом Макрониуса – в нос.

– РАССВЕТ, – сказал вдруг Повелитель Зеркал, и это прозвучало как «Вот и сказке конец».

И Тошечка заботливо зачехлила Истинное Зеркало. Ему же нельзя попадать под солнечные лучи…

И все стали зевать, потому что сразу почувствовали, что очень, очень устали.

– Сего-одня столько всего-о-а было-о-а… – сквозь зевки пробормотала Тошечка, покачиваясь, и, чтобы не упасть, уперлась лбом Бошечке в плечо. – Но я лучше подумаю об этом завтра-а…

– А завтра-то уже и настало-о-э-эх, – заметил Фанфа, прикрывая рот обеими ладошками.

– Вот уж фигушки, – пробормотала Кошка. – Я пока не посплю, для меня это не завтра-а-а, а еще сегодня-а-а… И вообще, завтра никогда не наступает. Это я-а-а… ва-ам… ой… ка-а-ак знаток времени говорю…

– «Сам дней не знает, а другим указывает», – шепотом сказал Бошечка на ухо Тошечке, и оба захихикали.

– Ложитесь-ка спать, утро вечера мудренее, – сказал, улыбаясь, Волшебник. В его руках Истинное Зеркало снова стало маленьким, и Беленькая опять повесила мешочек на шею.

Изо всех сил обитатели дома еще пытались таращиться на Повелителя Зеркал, но это давалось им все труднее и труднее…

– А-а-а… а как же… – начала было Тошечка, но Волшебник успокаивающе помахал ладошкой:

– Мы еще не хотим спать! Мы пойдем побродим…

– Так ведь всю жизнь проспать можно, – заметила Беленькая, и глаза ее хитро блеснули. – А если мы даже надолго пропадем, это все ерунда! Потому что мы навсегда с вами…

И это была правда. В полусне все смотрели, как Волшебник со своей котомкой, посохом и Белой вороной на плече подходят к самому обыкновенному зеркалу, которое стояло у них в передней (она же столовая). Как тощая длинная фигура перекидывает одну ногу за раму… потом исчезает до пояса…

– Мы же утром подумаем, что… это нам приснилось… – безуспешно пытаясь протереть глаза, пробормотала Тошечка.

– Откуда же знать, что мы подумаем… э-э-э, утром, – зевнув, пробормотал Бошечка. – Ой, ведь обыкновенное же зеркало… Может, там какой-нибудь… э-э-э… секрет?..

– Никакого секрета здесь нет!.. – прозвенело почти неслышно из рамы.

Последнее, что видели все, проваливаясь в крепкий, глубокий сон, был рыжий задорный хвостик на макушке Чародея.

 

 

20. НИКАКОГО  СЕКРЕТА  ЗДЕСЬ  НЕТ!

 

БУМС!!! ХЛОБЫСЬ!!!

Этими звуками началось утро для Тошечки. Еще не проснувшись толком, она вскочила, прошлепала босыми ногами в сторону источника шума, и, хлопая глазами, уставилась на него. Источником шума оказался сидящий на полу и потирающий лоб Бошечка.

– Ничего себе «секрета нет», – пробормотал он, морщась. – Так темечком приложился!..

Тошечка перевела взгляд на зеркало, все поняла и всплеснула руками:

– Ты что, штурмом его брал?! С разбегу?!

– Н-ну… в последний раз – да, – неохотно признался Бошечка. – Я этот вариант на самый крайний случай оставил. И вот представь  – тоже облом!

– Где-то было тут… – не слушая его, бормотала Тошечка, роясь в тумбочке с лекарствами. – Стояла же где-то… А-а, вот. «Ноготковый сок. От ушибов и порезов»… Порезов-то хоть нет, горе мое?! Сиди, компресс сделаю!

После процедуры Бошечкина голова стала напоминать капустный кочан, потому что выросла вдвое.

– Да уж, не пожалела бинтов, – вздохнул он, критически рассматривая свое отражение, все еще сидя на полу.

– А мне для тебя ничего не жалко, – хихикнула Тошечка. – Хочешь, я скажу всем, что это у тебя в голове мысли не помещаются – так и лезут, так и лезут…

– Эх, я вот тебе сейчас вот… как поймаю! – рванулся к ней Бошечка, но она, хохоча, успела выскочить за дверь.

От ее хлопка проснулись по порядку и все домашние (озерные коты спросонок громко гремели своими ведрами), и каждый выразил свое восхищение новой шапочкой Бошечки. Он окончательно обиделся и ушел в мастерскую, а все собрались перед зеркалом. У всех было приподнятое настроение безо всякой причины, точно им всем вручили по подарку. А, может, так оно и было?..

– Семейное фото в альбоме, – после минуты молчания фыркнула Кошка, и задрала хвост как флаг. – Дети, умываться! А потом на водные процедуры!

– Мя-а-а! – хором, как по команде, заныли Мар и Лукоша. – Не хотим в воде бултыхаться-а-а!

– Да-да, – тоном, не терпящим возражений, отрезала Кошка. – А потом укрепляющая физкультура на деревьях!

– Мня-а-а! – заныли уже Капля и Крапля. – Не хотим виснуть на ветках!!

– А как же сказка, где русалки на ветвях сидят?.. – подначил папа Макрониус. – Она же вам нравится!

– Так то сказка-а-а! – заныли котята уже в четыре голоса.

– Сумасшедший дом, – сердито сказала Кошка и направилась к дверям. – Марш за мной, а то не получите десерт, а будете есть одних волосатых сороконожек!

Дверь хлопнула. Котята переглянулись и пулей рванули вслед. Всем, разумеется, хотелось десерта, а не сороконожек.

Бошечка, пригорюнившись, сидел на ступеньках мастерской и курил свою трубочку.

– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет! – заметила Кошка, гордо прошествовав мимо. За ней чинно прошагали котята и проехал весь подводный охранный отряд, на прощание помахав лапами. Процессию замыкал Макрониус.

– Сочувствую, – мрачно сказал ему Бошечка, а Макрониус довольно крякнул, подкрутив усы, но ничего не сказал.

Подскакала Рона.

– Знаешь, я бы предложила тебе свеженького червяка… если б ты их ел, конечно, – бодро сказала она. – Интересно, почему так получилось?.. Я имею в виду, что мы все, посидев поутру перед зеркалом, получили заряд  бодрости. А ты – наоборот…

Бошечка поднял на нее глаза. В них, разгораясь, стала проявляться, подобно фотографии, какая-то мысль.

– Свеженького червяка, говоришь? – просияв, переспросил он. – А все потому что поутру я сдуру стал ломиться в открытую дверь! Ха! А никакого ж секрета там нет! Хо! Ну, ума лопата!..

И он постучал себя по лбу. Скривившись (шишка-то болела!), но все же с довольным видом, Бошечка вновь скрылся в мастерской. Через полчаса в аккуратно приоткрытую дверь проскользнула Тошечка с кофе и пирожками с таком и сяком (сладкими!). Она поставила поднос на верстак и тихонько кашлянула три раза.

– Трудоголикам особенно полагается завтракать, – сказала она. – А то они вымрут от недоедания.

– Спасибо, Тошечка, – откусывая сразу полпирожка, сказал Бошечка. – Я придумал очень простую вещь. Правда, не знаю, когда я ее сделаю… но принцип работы элементарен! Если б не Повелитель Зеркал, я бы не догадался, что эту штуку можно еще и так использовать.

Тошечка уселась на верстак, болтая ногами, и во время перекуса Бошечка посвятил ее в свою идею. Если первые, если так можно выразиться, блины с Истинным Зеркалом у Чародея вышли комом (двух бедолаг унесло неведомо куда – ладно, нашлись потом!), то испытания штрицзубеля у Бошечки тоже прошли не лучше. Хорошо, опять же, что появились Змеечервик с Колобобиком, а не какое-нибудь ужасающее чудо-юдо! В этом-то и есть плюсы и минусы испытаний и экспериментов… Но, как известно, минус на минус частенько дает плюс! Новое изобретение Бошечки соединяло два этих первых «минуса» – зеркало и штрицзубель – и называлось «Дверь в путешествие».

– Хм, – с сомнением сказала Тошечка. – Это, конечно, здорово… Но с самого-то начала эта машинка предназначалась для червяков! Значит, путешествовать смогут одни червяки?!

Бошечка всплеснул руками:

– Ну, вам, женщинам, техника точно недоступна! Объясняй – не объясняй… Лучше уж я сделаю все, а потом покажу! И объяснять ничего не буду. Работает, и хорошо… А вообще, какой же тут секрет?.. В преобразователь вошел, а в зеркало вышел… А соединеньице-то зависит… ну да, тут, конечно, и самому постараться надо… путешественнику-то…

Он уже бормотал что-то, и насвистывал, и перебирал детальки – в общем, работал. Тошечка удалилась на цыпочках – зачем мешать, если работается человеку!

Выйдя на улицу, она снова почувствовала, что ее охватывает какое-то радостное волнение, точно предвкушение какого-то праздника или подарка. «Пойду, прогуляюсь», – решила она.

А две вороны – Старшая и Младшая, усевшись на коньке своей конуры, обсуждали очень интересный вопрос.

– Непонятно мне, – говорила Рона. – У нас произошло такое великое событие… да что там, несколько великих событий подряд! А мы продолжаем жить себе, будто все так и надо! Как будто это так обычно.

Старшая ворона сняла очки:

– Когда-то давным-давно… нет, я не говорю, что стала теперь совсем уж старой перечницей… но когда я была просто помоложе, мне все казалось – вот сейчас произойдет НЕЧТО, и моя жизнь изменится навсегда. И НЕЧТО даже порой происходило. И в жизни действительно что-то менялось… ненадолго. А потом опять все было как всегда. Но – чуточку по-другому. Ведь сейчас ты, наверное, тоже чувствуешь, что что-то неуловимо изменилось?..

Рона прислушалась к себе:

– Ну да… Во мне поселилась уверенность, что мир очень большой, и есть столько всего, что предстоит узнать… И просто крылья чешутся, чтобы делать что-то интересное! Потому, что и Ворон, и я узнали, что такое ВДОХНОВЕНИЕ!

– А называется все это очень просто – Жизненный Опыт, – подытожила Старшая ворона. – И сколько бы ты ни жил, ты его все накапливаешь и накапливаешь… Правда, некоторые уверяют, что есть плохой Жизненный Опыт. Это те, кто любит брюзжать и жаловаться на жизнь. Но что-то я им не верю. Это просто они сами такие, а вовсе не жизнь и не опыт. К дождику ведь тоже можно по-разному относиться! Посмотреть на него в окно и нарисовать картинку, а то и просто побежать брязгаться… а можно мрачно сказать: «Фу, какая мерзкая грязная погода!» – и испортить настроение и себе, и другим.

– Пожалуй, – подумав, согласилась Рона. – Ведь у Белой вороны, у Волшебника и у Ворона их история завершилась так удачно только потому, что они верили в это! Верили в себя, в друзей, в жизнь… и приходили везде с открытым сердцем! Несмотря на то, что некоторым их приключениям не позавидуешь.

– Да, тот же Ворон, скажем, мог бы озлобиться и всем накаркивать беду – все и так его побаивались… Но не стал же! Вот поэтому ни в какой плохой Жизненный Опыт я и не верю.

–  Кстати, – подпрыгнула Рона. – Тошечке мой эскиз к ее сарафану так понравился, что она его сразу после завтрака раскроила, а Фанфа на Чапчерице к Бурлиму за ракушками покатил. Вот! Давай сверху смотреть, как он будет подъезжать!

– Давай! – согласилась Старшая.

И они достали свои бинокли. Но они же смотрели в сторону Дальнего леса, и поэтому не увидели, как совсем с другой стороны к их дому приближается большая белая птица. И это была совсем не Белая ворона!

А через какое-то время Бошечка вышел из мастерской, вытирая руки тряпочкой. Он еще не сделал свою новую приспособу, но уже знал, как. А для изобретателя очень важно знать – как. Если знаешь, как, считай, полдела уже сделано. Но теперь Бошечка почувствовал, что приспособа может чуточку и обождать. А вот в садоогород нужно сходить просто непременно…

Зачем, спросите вы?.. А у вас бывало так, что вам ну ужасно чего-то хочется, и прямо вы жить без этого не можете? А что именно, вам и самому пока неясно. А потом как увидите это перед собой! И как закричите: «Да вот же оно, вот! Ура!».

Вот и Бошечка шастал чего-то по грядкам, но пока ничего не кричал. Наверное, пока не находил… Вот уже часа два ничего не находил, и это начинало его беспокоить. Он все чаще взъерошивал свою и так лохматую шевелюру, пожимал плечами и разводил руками. Хотел даже закурить в расстройстве трубочку, но посмотрел на нее в сомнении и спрятал обратно в карман. Может быть, кошкины слова вспомнил. Наконец он окончательно устал от поисков.

– Пойду у Тошечки спрошу. Она точно знает! – сказал он себе и решительно зашагал к дому.

А подходя, он услышал какие-то воркующие звуки. И они ему что-то очень напомнили. Только вот что?.. И, отодвинув ветку кряки-вяки, он увидел…

На крыльце их дома стояла Тошечка, и держала в каждой руке по небольшому белому свертку. И с каждым из этих свертков она и ворковала сейчас поочередно. Услышав шелест листьев, она подняла глаза, которые сияли как-то по-особенному, и сразу увидела Бошечку. И улыбнулась ему:

– Смотри, кого нам сейчас аист принес!

– Вот же оно! Вот… – шепотом, чтобы не спугнуть тайну, сказал Бошечка, подходя, и рот его тоже расплылся в улыбке: – А я-то битый час в капусте искал…

Из левого свертка удивленно хлопала глазками маленькая-премаленькая девочка – точная копия Бошечки. И сразу было видно, что ее зовут Мика. А в правом свертке спал маленький-премаленький мальчик – точная копия Тошечки. И сразу было ясно, что его зовут Кима.

– Ой, давай мне скорее кого-нибудь, – приплясывая от нетерпения, сказал Бошечка.

– А руки помыть?

– Да хоть ноги!!!

И радостный Бошечка рванулся в дом, умудрившись на бегу поцеловать Тошечку в щечку. Разумеется, попал, как обычно, в нос…

А тут подоспел и Фанфа с ракушками. За ним кубарем катился Колобобик, подскакивая из травы как самый заправский мячик.

– Ба! Ба! Ничего себе! Ну, эх, ну, ох! – затараторил он, приседая и хлопая себя руками по бедрам. – А я-то думал… Эх, я-то думал, вот удивлю вас… А вы-то! Эх!

Колобобик вторил ему, радостно попискивая.

– А у тебя чего, Фанфа? – поинтересовался выходящий из дома Бошечка, сияя свежеумытым лицом.

Фанфа потряс белым листочком:

– Вот! Это из тетради моей бабушки Разгадаевны. Помните, все листы разлетелись из-за меня?.. На тропинке почти перед домом нашел…

– А написано-то, написано-то что? – поторопил Бошечка, осторожно принимая из рук Тошечки Мику.

– «Сидит баба на грядках, вся в заплатках; кто ни взглянет – тот заплачет». А разгадки-то и нет…

Бошечка пожал плечами:

– Ну, луковица, ну и что… Я только сейчас с этих грядок – лук есть, и моркокла есть, и все остальное есть, а больше – никого!

И тут, как по команде, из садоогорода вылетели в обнимку обе вороны. И обе, представьте, заливались слезами:

– Бедная-а! Она же вся в заплата-ах!..

Тошечка, Бошечка и Фанфа переглянулись в изумлении и бросились в ту сторону, откуда только что появились вороны.

И впрямь – на грядке с луком сидела небольшая такая аккуратненькая бабушка… такая вся кругленькая, с пучком на голове. Из пучка торчал черепаховый гребень. Только вот одежда действительно была вся в заплатах! Конечно, вороны расплакались – такая милая домашняя бабушка, а одета ну ужас как. Правда, заплатки такие все опрятные… В общем, сразу видно – хозяйственная бабуля!

– А! Э? О… БАБУЛЯ!! – закричал Фанфа не своим голосом и побежал поднимать старушку с грядок. – Это ж бабушка моя, Разгадаевна!!!

А Колобобик, признав родственницу обожаемого хозяина, выписывал вокруг них кренделя.

Бабушка смущенно улыбалась, пытаясь привести в порядок свою одежку:

– Свалилась я вам тут на голову…

– А нам как раз очень нужна бабушка!!! – хором сказали Тошечка и Бошечка.

А Рона быстренько полетела рисовать эскиз самого настоящего Бабушкиного Наряда.

А бабушка… ну, чем же заняться бабушке, как не приготовлением праздничного обеда для огромного количества народа, включая, конечно, и Макрониуса с семейством и весь Подводный Охранный Отряд! Они же еще ничего-ничего не знали…

На этом, как бы сказал Волшебник, эта история закончилась. Но ведь всем известно – как только что-то заканчивается, так тут же начинается что-нибудь другое!

А Дом улыбался. Он знал, что все будет хорошо. Ведь теперь у него было целых два домовых!

 

 

Александра Клюшина