Было это в прошлом году, как раз на святки…
В нашей небольшой дамской компании меня считают феминисткой. Да, я женщина самостоятельная, можно сказать, самодостаточная – об этом мне в один голос говорят подружки, придирчиво оценив мой внешний вид, уверенный взгляд и победную улыбку. Тем более, когда они начинают, вздыхая, перемывать косточки своим бывшим мужьям и временным кавалерам, я разражаюсь тирадами и лекциями на тему: «А нам и без них хорошо!», не снимая с уст своей победной улыбки.
Так вот, в нашем узком и уютном дамском кругу есть традиция. Мы собираемся у Танюхи Моховой и гадаем на святки. Она выгоняет из кухни мужа и сына, говоря, что нечего им подглядывать и нарушать энергию инь, и мы остаемся одни, этакие Иствикские ведьмочки… Конечно, историю мы подзабыли. Так, нахватались чего-то из книжек, бабушкиных рассказов. Но, скажем, «семь стаканчиков» – это наше любимое гадание. В один насыпается соль (к слезам), в другой – сахар (к сладкой жизни), в третий – таблетки (весь год в хвори проведешь), четвертый остается пустым (ждет тебя ровненький и пустенький годик), пятый – с вином или водочкой (эх, пить-гулять цельных 12 месяцев!), в шестой опускается денежка (к прибыли), а седьмой стаканчик – на загладку. В шестой Танюха торжественно опускает свое обручальное кольцо. Это, сами понимаете, к замужеству. А дело в том, что никто, кроме нашей Танюхи, не закольцован. Либо еще, либо уже, – как я. Развелась я три года назад и объявляю всем, сияя голливудской улыбкой, что теперь-то моя жизнь и наладилась. Три года о нем, бывшем благоверном, ни слуха, ни духа! Вот красота-то… Эх, да что там! Не будем о грустном.
Так вот, как говорится, с упорством, достойным лучшего применения, я каждый раз вытягивала либо пустой стакан, либо стакан с солью. «Ха, – фыркала я. – Насчет соли – это мы еще посмотрим…»
А чего же я, в сущности, хотела? Со своей голливудской улыбкой и самоуверенным видом… Неужели продолжать печатать шаг победительницы, гордо неся впереди себя флаг феминистки? Да будет вам. Разве что только мои подружки могут в это поверить, глядя, как у меня все внешне тип-топ. Да и то… Скорее всего, они просто делают вид, что верят в это – из женской солидарности. Ведь на самом-то деле, несмотря на свою выправку железной леди, я гораздо слабее их. Они-то вон не боятся признать, что им хочется обыкновенного бабского счастья. Я же надевала на себя очередную броню… А вечером, вытянув свой честно заработанный стаканчик с солью, ревела в подушку, вернувшись в свое одинокое жилище.
Так вот, в прошлом году, как обычно, позвонила мне Танюха. «Эй, подруга! – закричала она в мобильник так, что у меня тут же онемело ухо. – Ты еще не забыла про нашу традицию?! Святки, между прочим! Да к тому же завтра суббота! Так что давай, ждем вечером! Я уже всех обзвонила, дело за тобой». «Вау! – бодро закричала я в ответ, и сияние моей вечной голливудской улыбки полетело по волнам сотовой связи. – А я только что хотела звонить тебе по этому же поводу! Конечно, буду!» «Ты упадешь – мои мужики собираются испечь какой-то чудо-торт. Так что не ужинай!» «О’ кей!» – выдала я восторженное и отключилась… Я именно отключилась. Как робот. Как сломанная куколка Барби. Я сидела на своем супердиване, на который сама заработала, в своей чудной уютной квартирке, которую сама обставила, и мне так хотелось плакать! Более того, совершенно не хотелось никуда идти. И чудо-торта совсем не хотелось. «Мои мужики»… А вот мой мужик ни торта не умел испечь, ни на диванчик заработать. Я никогда его не пилила. Просто однажды сказала: «Мы разводимся, и точка». А, может быть, надо было именно пилить?.. Так бы, глядишь, и нашли потихонечку общий язык. А теперь и пилить некого.
Была почти полночь. Час всякой нечисти. Час тайны… Я принесла в кухню два одинаковых подсвечника, зажгла обе свечи и поставила на подоконник. Выключила свет, уселась точнехонько между таинственно мерцающими огоньками и уставилась в окно… Двойные стекла слабенько отражали меня в двойном экземпляре, зыбко и загадочно. И я забормотала: «Суженый-ряженый, явись ко мне наряженный…». Вообще-то нужно повторять эту фразу, поставив зеркала по бокам, чтобы они отражали друг друга, образуя самый мистический в мире зеленый коридор. И тогда явится к тебе суженый, мелькнет на миг, и пропадет, а ты лицо его запомни, и в толпе узнай. А если не узнаешь или упустишь, то упустишь и счастье свое…
Все расплывалось перед глазами, точно я растворялась в темноте, в дрожащем неверном сиянии свечей. И вдруг я совершенно четко увидела, что отражаюсь в окне… СОВСЕМ НЕ Я! Но и не суженый! Какой уж там суженый! На меня смотрело лицо старухи! Коричневое, морщинистое, оно кривлялось и подмигивало, точно издевалось надо мной. Это было так неожиданно, непонятно и страшно, что я вскрикнула, вскочила с места и опрометью бросилась включать свет. Тут же привычная обстановка моей милой уютной кухоньки отрезвила меня и заставила усмехнуться своему глупому ночному страху. Непонятно только, почему погасли сразу обе свечи… «А может, это знак?» – пробормотала я себе под нос. Впрочем, я тут же погрозила себе пальцем и отправила в кровать.
***
Танюха живет в совершенно сумасшедшем месте. От остановки до ее дома надо петлять зигзагами через какие-то арки и дворики. Бодро печатая шаг на своих шпильках, я шла через эти арки, освещенная луной. Кажется, что-то даже мурлыкала себе под нос. И вдруг…
Из-за какого-то поворота в арку вдвинулась небольшая согбенная фигурка. Будь это силуэт громилы, я бы испугалась меньше. Потому что это была… та самая старушка. Я узнала ее коричневое сморщенное лицо, которое отражалось вчера в окне моей кухни! Я в оцепенении вглядывалась в это лицо и не знала, бросаться ли мне отсюда с криком ужаса или подождать, что будет дальше. А старушка вела себя, мягко говоря, странно. Она приплясывала и что-то бормотала. Тем не менее, она не выглядела зловещей, как мне со страху показалось в первые несколько секунд. Более того, с каждой секундой старушка казалось мне все более… симпатичной, что ли! Вдруг старушка подмигнула мне, и ее бормотание стало четче. Эти слова я запомню на всю жизнь! «Слово замыкая, дело заламываю, мужа с женой заманываю на свое крыльцо, на венчальное кольцо. Ключ, замок, Бог на порог!» Потом старушка подпрыгнула, улыбнулась и, мгновенно потеряв ко мне интерес, побрела прочь, оставив меня стоять посреди двориков и арок, разинув рот. Старушка, по всем законам логики, конечно, была сумасшедшая, но чтоб вот так?! «Знак!», – что-то довольно проурчало внутри меня. Может быть, внутренний голос. А может, я просто уже хотела есть… Меня отрезвил только звонок мобильника. «Ну, ты где?!» – нетерпеливо завопил в трубке Танюхин голос. У меня снова онемело ухо…
Вечер был чудесен. Подружки снова оценили мой внешний вид, мой уверенный взгляд, мою улыбку… Я ничего не сказала им про старушку. И про видение в моем кухонном окне. Точно боялась что-то спугнуть. «На свое крыльцо, на венчальное кольцо»… Эти слова эхом звенели у меня в ушах под звон бокалов, звяканье вилок о тарелки, под мирное бормотание телевизора…
Танюхины мужики не подвели. Они действительно испекли сногсшибательный торт, украшенный поверху дольками свежих фруктов, залитых цветным желе. «Идите уж… красны девицы! Гадайте, – добродушно сказал Игорь, Танюхин муж, и чмокнул ее в ухо. – Мы уж не будем нарушать эту вашу… инь! Мишутка, пошли в морской бой играть».
Я постаралась вздохнуть не очень шумно, и мы, «девицы», вереницей потянулись на кухню… Дальше все шло как в сказке. Ну, вы уже догадались. Мне досталось кольцо в стакане. «Попалась, феминистка!!!» – чуть ли не хором завопили подружки. «Сейчас!! – фыркнула я. – Поймали одну такую… Девчонки, да это же все ерунда, шутка, ну неужели вы не понимаете?!»
Очень хотелось домой и очень хотелось плакать. Я вдруг отчетливо поняла, что это мое гадание – последнее. Как я буду выкручиваться к следующим святкам, чтобы не идти к Танюхе, я придумаю как раз к следующим святкам… А теперь пора домой.
«А вот фигушки! – с горящими глазами возразила Танюха. – Мы сейчас это закрепим. И не отвертишься! Одевайтесь, девки, и пошли на улицу!!»
Подружки радостно завопили и бросились разбирать дубленки и пальто. Чего-то кричали, перебивая друг друга. «Сапожок», – уловила я, и тут хохочущий вихрь выволок меня на улицу. «Именно сапожок! – торжествующе повторила мне Танюха. – Сейчас ты встанешь спиной вот к этому заборчику – он как раз на тротуар выходит! – и метнешь прямиком туда свой сапожок. Народ еще ходит, так что не переживай, подберут». «Я как раз и переживаю, что подберут, – захохотала я, напрочь не желая вылезать из привычного, по размерчику, имиджа. – Что же мне, босиком потом скакать?» «Да кому нужен один сапог!!» – закричали красны девицы, уже расстегивая мою обувку… «Значит, выходим потом на тротуар, тут обходить недолго, – командовала Танюха, – и смотрим, кто подобрал сапог. Если мужчина, то спрашиваем имя – так, значит, и жениха твоего звать будут. А если женщина – тоже ничего. Спросим, как ее сына зовут! Или свата, или брата… Кидай давай!»
«Идите на фиг», – пробурчала я, но сапог все же метнула. Так, чтобы отвязались… «Да хлябь вашу твердь, что это?!» – немедленно среагировали за забором вслед за смачным шлепком… «Сработало!!» – наперебой завопили подружки. А я… я осела прямо в сугроб.
Когда-то мы с мужем читали вместе Аркановский роман «Рукописи не возвращаются». Это выраженьице было оттуда. Какой-то редактор там так ругался. Но я НИКОГДА не слышала этого выражения вживую. Кроме тех случаев, когда его произносил мой муж. А он с тех пор только так и выражался…
Остаток вечера прошел как в тумане. Помню, как мой бывший муж натягивал на меня этот злополучный сапог, как рассказывал, что уехал со злости на север зарабатывать, чтобы доказать… Чтобы мне ВСЕ доказать в ответ на мои молчаливые укоры! Помню, как уже через полчаса он, невзирая на протесты остальных, вызвал такси. Помню, как уже в нашей прихожей мы целовались как сумасшедшие, как школьники в подъезде… А потом не помню НИЧЕГО! А может, и помню. Но ничего не расскажу, вот так! Только на святочные гадания в этом году мы идем к Танюхе вместе. Вернее, едем. На нашей новенькой машине. Надо же остальных девчонок замуж выдавать!
Внешне я такая же самодостаточная. Взглянешь со стороны – феминистка феминисткой! Но, если честно, мне так осточертел мой феминизм…