Первою достопримечательностью в Костроме, неоспоримо, является Ипатьевский монастырь, по воспоминаниям, священным для россиянина. Юный Михаил, родоначальник царственного дома Романовых, укрывался в стенах обители от руки иноплеменных злодеев, искавших его погибели; отсюда признан он общим гласом освобожденной России на престол царский; отсюда, с родом Романовых, воссияла заря блаженства и славы для России.
Монастырь стоит на крутом берегу реки Костромы, где вливает она в величественную Волгу быстрые свои воды, далеко заметные сизые струи. Эти реки при весеннем разливе становятся необозримым морем, из которого возвышается Ипатьевская обитель. Сад, разбитый по верху болверка, построенного для предохранения от напора льда и кажущийся воздушным, придает немало красоты грозным древним башням и огромному зданию, огражденному зубчатыми стенами.
Основание обители в России напоминает большею частью какие нибудь из достопамятных событий, которые предки наши любили передавать потомству в памятниках сего рода.
Основателем Ипатьевского монастыря был татарский мурза Чет, бежавший в Россию с детьми и многими другими мурзами в 1330 году из Золотой Орды, охваченной междоусобными мятежами. Плывя вверх по Волге и привлеченный красотою пленительного местоположения, он раскинул здесь шатры свои для отдыха. Но в то же время его постигла тяжкая болезнь: он уже почувствовал близость смерти, когда представилась ему в чудесном видении Богоматерь со святым мучеником Ипатием; больной дал обет принять христианскую веру, если получит облегчение, исцелился и поспешил в Москву принять от руки Петра Митрополита святое крещение с именем Захария, а в свидетельство благодарности промыслу Божию, построил здесь деревянную церковь Живоначальной Троицы, с приделом священномученика Ипатия. В последствии, один из потомков татарского князя, боярин Дмитрий Годунов, в 1586 году, в царствование Феодора Иоановича, вместо деревянной церкви построил каменную с пятью золотыми главами, а потом каменный же теплый Рождественский собор с трапезою, и каменную ограду вокруг монастыря с настоятельскими кельями и святыми вратами. Так основалась обитель, издревле именовавшаяся Свято-Троицкою Ипатиевскою.
Во вкладной монастырской книге значится, что на сооружение сей великолепной ограды, конюшим Димитрием Ивановичем дано 815 рублей.Сумма важная в то время, и сверх того, им же, и братом его, боярином Иваном Ивановичем, принесены в дар многие сокровища, доказывающие, сколь великими богатствами обладала сия фамилия. Золотой оклад на одной из местных икон того времени, осыпанный крупным жемчугом и разными драгоценными каменьями, по нынешней цене стоит не менее 100000 рублей. Три Шведские золотые медали на лентах у сего образа суть дар царя Михаила Феодоровича, и, вероятно, за первый мир, заключенный им со Швецией 1617 году, февраля 17-го дня, в Столбовой; мир, успокоивший в России бесконечные смуты и положивший начало её возрождению. Щедрые Годуновы принесли в дар сей обители около 90 разных икон, из которых 45 в золотых окладах, а остальные в серебряных. Сверх того, подарены боярином Дмитрием Годуновым драгоценная плащаница, вышитая жемчугом и стоящая более 50000 рублей; золотые сосуды, со всеми утварями, украшенные бурмитскими зернами и драгоценными камениями, весом 8 фунтов 42 золотника; две большие серебряные чаши для водоосвящения в 11 фунтов весом; серебряный чеканный престол с покровом, украшенным жемчугом; рукописное Евангелие редкой красоты, обложенное серебром и драгоценными каменьями, и которое Димитрий дал в обитель за свое здравие и за свою жену Матрену, «а Бог по душу сошлетъ, ино по своей душе и по своихъ родителяхъ для вечныхъ благъ.» Братом его Иваном Ивановичем подарены серебряные сосуды в 6 фунтов и печатное Евангелие в богато украшенном окладе. Многие из бояр рода Годуновых, в том числе отец и мать Бориса Годунова, Стефанида, во инокинях Сундулея, усердствуя к сему месту, завещала положить здесь бренные свои останки под нижним сводом Рождественской церкви. Гробницы их покрыты были чрезвычайно богатыми покровами, вышитыми жемчугом. Большой колокол, в 600 пудов, находящийся в монастыре, есть вклад в 1642 году стольника Алексея Годунова и сродника его Василия Стрешнева. Сверх этого Ипатьевская обитель была столько наделена богатыми селами и угодьями, что в 1764 году, до издания штата, считалось за нею 11000 душ мужеского пола. Доходы с вотчины обращались не только на братию, но и на содержание бедных всякого звания. По указам царским, весьма многие присылались на содержание монастырское; таким образом обители заменяли и богоугодные заведения. Из книг монастырских видно, что в числе ежегодных запасов получалось для обители 200 пудов меду, 500 осетров и белуг, кроме другой рыбы; хлеба 500 четвертей и проч. Все запасы покупались и провозились беспошлинно, а притом Ипатиевская обитель пользовалась особенным правом, была освобождена патриаршею грамотою от надзора и суда патриарших десятинников, собиравших с монастырей десятую часть на патриарха.
Нынешний Троицкий собор построен в 1652 году по дозволительной грамоте Царя Алексея Михайловича монастырским иждивением на месте старого, разрушенного страшным вихрем, бывшим в 1649 году, января 29 дня. Старинная живопись по стенам уцелела доныне, но иконостас переделан в 1758 году по образцу Успенского собора. Под нижним сводом сего собора устроена в 1768 году церковь во имя св. Лазаря; весьма замечательно, что в ней нет ничего деревянного: все сделано из камня, даже самый иконостас. Стены сей церкви расписаны выразительными живописными изображениями, относящимися к божественной молитве: Отче наш. В преддверии, служащем папертью для Лазаревой церкви, скромный памятник показывает место, где погребен архипастырь Дамаскин, прославившийся красноречием, деятельною и добродетельною жизнью.
Им же была перестроена и распространена теплая соборная Рождественская церковь в 1760 году. Епископ Евгений впоследствии устроил во внутренности сего собора десять колонн Ионического ордена для поддержания пространного потолка, что придало красоты и самому храму.
Монастырская ограда еще при Царе Михаиле Феодоровиче распространена к западу почти на 500 сажен и украшена тремя башнями, из коих под среднею устроены врата на том самом месте, откуда выехал юный монарх в Москву для принятия венца царского.
Сие достопамятное происшествие послужит навсегда славою Ипатиевской обители. Воспоминание о нем драгоценно для русского сердца. Откинем завесу времен минувших, чтобы вполне насладиться им: перенесемся мыслию в 1612 год.
Спасители отечества Минин, Пожарский и Палицын уже освободили Москву от неистовых врагов, но Россия не была еще успокоена; народ требовал Государя; присланные от всех городов люди выборные не решались еще именовать Царя… Многие честолюбивые бояре замышляли захватить бразды правления. Но муж, беспримерный великодушием и самоотвержением, князь Дмитрий Михайлович Пожарский указал отечеству надежду благоденствия в юном Михаиле Феодоровиче Романове, как ближайшем потомке древних русских венценосцев, коего высокий род не оскорблял горделивых бояр, и который, не имев участия в смутах, мог вернее укротить их, не принадлежа ни к той, ни к другой стороне. Счастливая мысль сия, как некое вдохновение, распространилась по столице, овладела всеми умами и водворила единодушие. После всеобщего совещания, бывшего 21 февраля 1613 года, и всенощного молебствия по соборам приступили к сочинению известительной грамоты во все города России о единодушном избрании Михаила Романова на царство русское. Для извещения юного Монарха избраны были Феодорит, архиепископ Рязанский, Авраамий Палицын, келарь Троицкого монастыря, боярин Феодор Иванович Шереметев со многими другими государственными сановниками. Уже готовились отправиться в Костромскую отчину Михаила, в которой он имел пребывание, как новая опасность едва было не ввергнула Россию в новые бедствия безначалия и междуусобий.
Поляки и литовцы, разорявшие Россию, узнав о единодушном избрании Михаила в Москве, умыслили злодейство и послали сильный отряд наездников в Костромскую вотчину Романовых. Время было ненастное, холодное, начало смеркаться, когда враги встретили крестьянина Ивана Сусанина, и, суля ему золота, взяли его себе проводником к поместью Романовых. Верный и усердный к своему боярину Сусанин догадался об умысле злодеев и, показывая, что с радостью готов выполнить их желание, послал между тем своего зятя известить Михаила о предстоящей опасности, а сам повел их лесом в противную сторону:
Идут, а снег им по колени,
И к вечеру уж близок день,
Устали ляхи, слышны пени,
Не видно сел, ни деревень;
В сердцах таится подозренье, во взорах их ожесточенье.
Куда ведешь ты нас, седой?
Гляди, весь лес сплелся стеной!
Нет ни тропинки, ни дороги,
В какую глушь заведены?
Одни медвежьи тут берлоги
Чупыжником завалены!
…………………………………….
И совы зоркие летали,
Но вот со всех сторон овраг.
Куда? – Сусанину вскричали,
Куда ты нас завел, злой враг?
Погибнешь ты! – «Когда хотите,
Вот голова моя – рубите!
Ищите сами вы пути,
А до царя вам не дойти!
Что стали? Говорю вам ясно,
Далеко наше солнце красно!
Мне смерть близка, я знаю сам,
За злато ж душу не отдам!
У русских не найдешь измены.»
И пал Сусанин пораженный!
Он пал за русского царя,
Но славой дни его покрылись;
И на бездушный труп смотря,
Литовцы в трепете дивились.
Так передал в прекрасных стихах подвиг Сусанина сельский поэт из русских крестьян Слепушкин. Место, где пал Сусанин, показывают в селе Исупов, откуда поляки, не надеясь отыскать убежище Михаила и не зная, куда скрылся он, отправились на Бело-озеро.
Между тем Михаил, получив предостережение, пробрался окрестными дорогами в Ипатиевский монастырь, где находилась родительница его, инокиня Марфа Ивановна, и где, судя по крепости стен, он был более в безопасности.
Вскоре и посольство, отправленное из Москвы, прибыло в новое селище, находящееся в виду города Костромы на противном берегу Волги, а на другой день, 14 марта, вместе с духовенством, в сопровождении многочисленного стечения народа обоего пола, подняв кресты, хоругви и чудотворные иконы, принесенные из Москвы, приближалось к Ипатиевской обители. Не помышляя о земном величии, Марфа Ивановна с христианским смирением вышла за врата с юным своим сыном на встречу крестному ходу, и с благоговением приложилась к святым иконам; но как изобразить изумление нежной матери и скромного отрока, когда послы подали им свои грамоты, и пред алтарем Божиим провозгласили избрание на царство Михаила Федоровича. Но избранный отрекался от престола. Тщетно архиепископ Феодорит и келарь Палицын употребляли убеждения духовного красноречия, тщетно боярин Шереметев представлял необходимость отечества, и народ рыданиями испрашивал согласие: Марфа Ивановна и сын ее были непреклонны. Она страшилась благословить своего юного сына на царство при столь смутных обстоятельствах, при волнении, обуревавшем Россию; Михаил чувствовал себя не в силах поднять тяжкое бремя правления, боялся согласием своим возбудить мщение поляков на отца своего Филарета Никитича, захваченного ими в плен… Тогда Феодорит, действуя святынею Веры, берет образ Божией Матери, написанный Петром митрополитом, а Палицын икону великих чудотворцев Петра, Алексия и Ионы, и приблизясь к ним, вещают твердым голосом: «Повинуйтесь воле Божией Матери: Она притекла возвестить вам определение ваше; Она умудрит вас в предстоящих трудах и подвигах; не народом, а Богом и Богоматерию избраны вы на великое дело!»
После того Марфа Ивановна не могла более противиться; зарыдав, она пала пред образом Божией матери, помолясь, подвела к нему державного юношу и сказала: «Се Тебе, о Богомати, Пречистая Богородица, в Твои пречистыя руце, Владычице, чадо свое предаю; яко же хощеши, устроише ему полезная и всему православному христианству.»
Внезапно слезы печали превратились в слезы радости, уныние в восторг, и юный Михаил тут же провозглашен Царем, возведен послами на великокняжеское место, некогда устроенное для Великого Князя Василия Дмитриевича, который в 1408 году, удаляясь в Кострому, имел некоторое время пребывание свое в Ипатиевской обители, и приняв царский жезл, слушал на нем торжественное молебствие. Послы тотчас отправили гонцов в Москву с радостным извещением, и в память сего знаменитого события установлено праздновать в сей день, т.е. 14 марта, явление Чудотворной Феодоровской иконы, находящейся в Костромском Успенском Соборе, которое до того времени праздновалось августа 16-го дня.
Образ Пресвятой Богородицы, в покров Которой Мария Ивановна поручила своего сына, тогда же поставлен в соборную церковь над царскими вратами, где и доныне находится. Первым делом нового Царя было изъявление благодарности к памяти и роду Сусанина, великодушно пожертвовавшего собою для спасения его. Царь повелел перевесть тело его в Ипатиевский монастырь и предать земле с почестью. Время разрушило гробницу, и чтитель отечественных доблестей не найдет уже места, где покоится прах Сусанина. Но в честь его воздвигается памятник в Костроме, и подвиг его, избранный предметом для великолепного народного зрелища «Жизнь за царя», оживлен пред глазами потомства и воспламеняет сердца восторгом к великодушному самоотвержению Сусанина, смертию своею сохранившего России жизнь Михаила.
Зятю Сусанина, Богдану Собину, и всему потомству дарована вечная свобода от всех податей, работ и рекрутства, и половина земли, принадлежавшей селению Деревнищ, называемому ныне Деревницы. А как село Домнино с деревнями, в том числе и Деревницы, отказаны были по кончине инокини Марфы Ивановны Новоспасскому монастырю в Москве, то потомкам Сусанина Михаилом Феодоровичем дана взамен на левой стороне Волги пустошь Коробово, отстоящая от Костромы в 43 верстах. Они поселились на сей земле, основали деревню сего имени и, пользуясь доныне дарованными им правами, называются белопашцами, коих по 6 ревизии считалось 78 душ мужеского пола. Жалованные Михаилом Феодоровичем грамоты касательно их свободы и собственности подтверждены в 1720 году царями Иоанном Алексеевичем и Петром Алексеевичем, а потом в 1767 году Императрицею Екатериною II и, в 1837 году, ныне царствующим Государем Императором. Доныне многочисленные потомки Сусанина совершают торжественное поминовение по нем в день его смерти.
Вскоре по совершении венчания своего на царство, бывшего 1613 года 1-го июля, Михаил Феодорович прислал в Ипатиевскую Обитель в память своего восшествия на Всероссийский Престол царское место, которое хранится в соборе у правого столба. Оно вырезано из липового дерева и несколько походит на папскую тиару. Вышина его 10 аршин; наверху двуглавый орел. В 1767 году Императрица Екатерина, путешествуя по Волге в Казань, остановилась в Костроме и 15-го мая на оном слушала Божественную Литургию, которую совершал преосвященный Дамаскин; в память сего изображено на сем царском месте вензелевое имя Государыни, украшенное лаврами.
В каменном флигеле, обращенном к Собору, были те достопамятные кельи, в коих имел свое пребывание Царь Михаил Феодорович, когда приезжал в сию обитель, а другой, подле него, служил для помещения Марфы Иоановны. Внутренность первого совершенно переделана; второй остается, кажется, в первоначальном своем виде, что свидетельствует древность его сводов и самое расположение келий. Флигель сей о двух этажах, вышиною до кровли 3 сажени, длиною 12 с половиной сажен. В верхнем этаже двое сеней, от коих налево шесть жилых комнат, а направо две, служившею поварнею и приспешнею. Во всех комнатах были, как видно, круглые своды, кои остались только в двух крайних, удобных еще для жительства. Существует предание, что большая четвероугольная келья расписана была одним иностранным художником, присланным из Москвы от Царя Михаила Феодоровича, и что живопись представляла на одной стене восшествие его на престол, на другой прощание с родительницею и с костромичами, на третьей переправу его чрез Волгу, а на четвертой торжественный въезд в Москву. Нельзя не пожалеть, что не пощадили сего любопытного памятника. Стены этой комнаты выбелены столь густым слоем извести, что нет возможности спасти что либо от сей живописи. На лицевой стороне келий видны еще остатки шахматной живописи, подобной той, какою покрыта большая трапезная церковь в Троицко-Сергиевской Лавре. Приметны также развалины крыльца, которое некогда вело прямо на второй этаж, ныне же лестница наверх устроена снизу. Остатки стены между обоими флигелями ясно показывают еще места, где были западные врата, и над ними церковь, которая, вероятно, служила Марфе Иоановне вместо домовой; из ее кельи был прямо вход в оную.
Благочестивые потомки чтут следы своих предков. В 1817 году посетил Ипатиевскую Обитель Великий Князь Михаил Павловичи, удивляясь красоте жилища своего Родоначальника, воскликнул: «Вот каковы были царские чертоги!». Впоследствии Ипатиевская Обитель осчастливлена была посещением ныне царствующего Государя Императора и Государя Наследника, приходивших на поклонение месту, бывшему убежищем венценосного их Родоначальника. Попечением Монарха древность сей обители не только предохранена от разрушения, но составлены планы для ее возобновления в лучшем виде.
К воспоминаниям Ипатиевской Обители принадлежит долговременное 12-летнее пребывание в ней двух знаменитых трудами братьев Лихудов. Еще заметим, что в 1830 году холера, свирепствовавшая в Костроме, не коснулась Ипатиевской Обители, которая как и Троицко-Сергиевская Лавра, чудесно ограждалась от бедствий своею святынею.
Недалеко отсюда запрудни, где был патриарший дом, а к западу от монастыря замечательное Озеро Святое, прежде именовавшееся Мерским, от народа Мери.
Один комментарий к “0”