Прежде чем приступить к рассказу о храме в Молвитине, расскажем немного о самом этом селе. Когда на высокой, омываемой реками Шачей и Волжницей гряде возникло Молвитино, мы не знаем. В дошедших до нас документах оно — в качестве центра большой вотчины — впервые упоминается под 1587 годом(1), но появилось это село, конечно, гораздо раньше.

В первой половине XVI века Молвитино принадлежало Григорию Михайловичу Шестову — брату деда Марфы Ивановны Романовой, матери первого царя из династии Романовых, чья известная вотчина — с центром в селе Домнине — находилась от Молвитина всего в нескольких верстах. У Г.М. Шестова было трое детей: сыновья Иван, Сидор и дочь Мария. После смерти отца и умерших бездетными братьев Молвитино по наследству перешло к Марии Григорьевне, бывшей замужем за Андреем Тимофеевичем Михалковым. Таким образом, примерно в 70-е годы XVI века Молвитино перешло в собственность рода Михалковых.

 

По понятиям XVI века, А.Т. Михалков(а), будучи сыном дворцового дьяка Тимофея (Тиши) Михалкова, был в смысле происхождения совсем «худой человек». Однако за несколько десятилетий своей службы он сделал успешную карьеру при дворе Ивана Грозного, а женитьба на дочери Г.М. Шестова ввела его в круг родовитой московской знати. С овладением Молвитиным у А.Т. Михалкова были определённые трудности: во время опричнины (1565 — 1572 гг.) молвитинская вотчина была изъята и её получил кто-то из числа опричников, но А.Т. Михалков бил государю челом, и Иван Грозный вновь пожаловал Молвитино ему и его сыну Ивану. В своём духовном завещанием от 1587 года (именно в нём и содержится, по-видимо му, древнейшее из дошедших до нас упоминаний о Молвитине) А.Т. Михалков сделал наследником Молвитина своего единственного внука Кон стантина Ивановича Михалкова (сын Иван к этому времени умер). После с м е р т и А.Т. Михалкова его вдова, Мария Григорьевна, согласно завещания мужа, допускавшего такой вариант, передала половину Молвитина дочери — Екатерине Андреевне, бывшей замужем за окольничим Михайлом Михайловичем Салтыковым (старинный боярский род Салтыковых издавна был связан с костромским краем — здесь у Салтыковых имелись многочисленные вотчины, а Богоявленский монастырь в Костроме на протяжении XVI–XVIII веков служил местом последнего упокоения нескольких поколений салтыковского рода). Так, к концу XVI века Молвитино стало принадлежать двум владельцам — К.И. Михалкову и М.М. Салтыкову.

Будучи родственником матери первого царя из династии Романовых, Константин Иванович Михалков после воцарения Михаила Романова занял при царском дворе видное место — он стал постельничим, т.е. одним из наиболее приближённых к царю лиц. Окольничий М.М. Салтыков умер в 1608 году (он был похоронен в родовой усыпальнице Салтыковых в подклете Богоявленского монастыря в Костроме). Принадлежащую ему половину Молвитина унаследовала вдова Екатерина Андреевна, принявшая после смерти мужа монашество и ставшая под именем Евникии монахиней кремлёвского Вознесенского монастыря, и сыновья — Борис Михайлович и Михаил Михайлович Салтыковы, также в силу родства с матерью царя игравшим в первые годы правления М.Ф. Романова большую роль при его дворе.

Когда появились в Молвитине первые деревянные храмы ( в прошлом храмы обычно ставились парами, включавшими в себя летний, неотапливаемый, в котором служили летом, и зимний, отапливаемый, где служили зимой), нам неизвестно. Впервые в письменных источниках храмы в Молвитине упоминаются под 1619 годом.(2) На этот год в центре Молвитина на месте нынешнего Воскресенского храма высилась группа из трёх деревянных храмов, построенных, судя по всему, молвитинскими владельцами Салтыковыми и Михалковыми, в состав которой входили: «храм во имя архангела Михаила один престол вверх шатром, да храм Николая Чудотворца клетчатой, а в нем два придела святыx мучеников Хрисанфа и Дарии , да святой мученицы Ефимии прехвальныя, да храм царя Костентина одинъ престол, да в приделе престол великомученицы Екатерины»(3).

Таким образом, в начале XVII века ансамбль деревянных храмов Молвитина состоял из шатрового храма Михаила-архангела, в котором служили летом, небольшого клетского Никольского храма с двумя приделами, в котором служили зимой, и третьего, по-видимому тоже тёплого храма, во имя равноапостольного царя Константина.

Когда были построены эти храмы? Вначале скажем о Константиновском. Он кажется достаточно старым — под 1629 годом о нём сказано: «…А храм царя Константина стоитъ без пения, ветх»(4). Главный престол храма был посвящён, конечно, небесному покровителю Константина Ивановича Михалкова, а престол придела (во имя великомученицы Екатерины) — небесной покровительницы его тётки, Екатерины Андреевны Салтыковой. Такое посвящение престолов храма явно указывает на то, что строителем храма мог быть только А.Т. Михалков, посвятивший престолы храма святым покровителям своей единственной дочери и единственного внука по мужской линии. Всё это позволяет приблизительно датировать сооружение Константиновского храма 70–ми годами XVI века.

Теперь — об остальных храмах Молвитина, которые, конечно, были построены Салтыковыми. Главный храм всего ансамбля — шатровый храм во имя Михаила-архангела — был, судя по всему, построен М.М. Салтыковым, отцом Б.М. и М.М. Салтыковых, в честь своего небесного покровителя, что позволяет также приблизительно датировать его концом XVI века. Более точно — с точностью до нескольких лет — можно определить время построения третьего храма, Никольского. Такую возможность даёт нам посвящение храмовых приделов. Первый из них, как мы помним, был посвящён святым мученикам Хрисанфу и Дарье, чья память отмечается 19 марта ( по старому стилю), — именно в этот день избранный царём Михаил Романов уехал из Ипатьевского монастыря в Москву (Хрисанфу и Дарье была посвящена сооружённая в середине XIX века и сохранившаяся доныне монументальная надвратная церковь в этом монастыре). Придел же «святой мученицы Ефимии (точнее — Евфимии) прехвальной», память которой отмечается 11 июля ( по старому стилю), также связан с приходом к власти новой династии — 11 июля 1613 года, в день своего рождения, в Успенском соборе Московского кремля Михаил Романов был венчан на царство и, таким образом, окончательно стал русским царём.

Приделы Никольского храма были посвящены святым, приходящимся на эти исторические для династии Романовых дни, конечно, не случайно — эти дни были особыми для Б.М. и М.М. Салтыковых: вместе с М.Ф.Романовым наверх, к вершинам власти в государстве, пошли и они (в феврале 1613 года на земском соборе в Москве братья Салтыковы активно действовали в пользу кандидатуры Михаила Романова, и сразу после его прихода к власти старший, Борис Михайлович, был назначен на один из высших придворных постов — он стал главой приказа Большого Дворца, или дворецким, а младший, Михаил Михайлович, стал кравчим). Наличие Хрисанфо-Дарьинского и Евфимиевского приделов позволяет уверенно отнести время построения Никольского храма Салтыковыми к периоду между 1613 и 1619 гг.

Возле храмов, конечно, находилось приходское кладбище, обнесенное, разумеется, какой-то оградой. На 1646 год тут же у храмов располагалось десять келий, в которых жили «нищие старицы», кормившиеся при церкви(5). Храмы находились в центре Молвитина, возле площади, на которую, как сказано в одном документе, «приезжают по воскресеньям уездные люди и с торги»(6). Где-то здесь же рядом были и дворы вотчинников Салтыковых и Михалковых(б) .

Как писалось выше, значение Б.М. и М.М. Салтыковых было особенно велико при дворе Михаила Фёдоровича в первые годы его правления. Историк И.Е. Забелин писал о братьях Салтыковых той поры: «Близость к молодому неопытному и покорному государю очень скоро возвысила их до значения самовластных и самоуправных временщиков»(8). Как пользовались своей властью Салтыковы, наглядно проявилось в известной истории с неудачной женитьбой Михаила Фёдоровича в 1616 году. Избранницей царя оказалась дочь незнатного дворянина Марья Хлопова, официально объявленая царской невестой. Однако вскоре невеста занемогла, лечение её шло под контролем Михаила Салтыкова, который, вопреки мнению врачей, находивших болезнь Хлоповой несерьёзной, объявил Михаилу Фёдоровичу, что по мнению докторов, «излечить её неможно и живота (жизни) ей долго не чаять»(9). Опасавшиеся, видимо, того, что родня молодой царицы оттеснит их от трона, Салтыковы настроили против будущей невестки и мать Михаила Фёдоровича, великую старицу Марфу Ивановну, на которую они, судя по всему, действовали через свою мать, старицу Евникию, жившую, как и Марфа Ивановна, в кремлёвском Вознесенском монастыре. Результатом всех этих интриг было то, что бедная Марья Хлопова была разлучена и с женихом, и с родителями и отправлена в ссылку в Сибирь, в Тобольск.

Конец всесилию Салтыковых пришёл в 1619 году, когда из польского плена возвратился отец Михаила Фёдоровича, Филарет Никитич, ставший патриархом, а фактически — правителем государства. После нескольких неудачных попыток женить Михаила Фёдоровича на иностранных принцессах вспомнили об отвергнутой Хлоповой. Осенью 1623 года Филарет провёл следствие, и вся неприглядная роль Салтыковых в этой истории вышла наружу. Оба брата были лишены почти всех своих вотчин и сосланы из Москвы: Борис Михайлович в вологодское село Ильинское, а Михаил Михайлович в свою «галицкую вотчину» — в село Коткишево одноимённой волости Галичского уезда (ныне это территория Нейского района). Опале подверглась и их мать, старица Евникия, сосланная в Покровский монастырь в Суздале — традиционное место ссылки многих женщин из высших слоёв русского общества(10).

В ссылке М.М. Салтыкову было суждено пробыть без малого десять лет (большую часть этого времени он пробыл в Коткишеве, а в начале 30– х годов его перевели в Чебоксары). Только смерть патриарха положила конец его изгнанию. Филарет умер 1 октября 1633 года, а уже 4 октября царём Михаилом был подписан указ, восстанавливающий М.М. Салтыкова во всех его правах(11). Неизвестно, была ли в годы опалы отобрана у Салтыковых их половина Молвитина, но, кажется, что нет; более того, в 1630 году, видимо, в связи с кончиной К.И. Михалкова и его половина села в соответствии с завещанием А.Т. Михалкова была «отказана Евникее Ондреевне Салтыковой»(12) и, таким образом, в руки Салтыковых перешло всё Молвитино. После смерти матери и старшего брата М.М. Салтыков стал единоличным владельцем Молвитина. В известной степени восстановив своё значение при царском дворе — в 1641 году он получил боярский чин,— М.М. Салтыков делал громадные пожертвования упоминавшемуся выше Богоявленскому монастырю в Костроме — на его средства была построена значительная часть каменных монастырских построек, в частности, окружавшие обитель могучие крепостные стены и башни. Умер М.М. Салтыков в 1671 году, его похоронили рядом с отцом в подклете монастырского Богоявленского собора. После смерти М.М. Салтыкова Молвитино перешло во владения к его сыну, Петру Михайловичу Салтыкову. П.М. Салтыков был весьма видным государственным деятелем эпохи царя Алексея Михайловича: он управлял Галичской четью, в сложные 60–е годы возглавлял Малороссийский приказ, поочерёдно был воеводой в Тобольске, Астрахани и Смоленске. На склоне лет старый боярин пережил страшную трагедию — 15 мая 1682 года во время известного стрелецкого бунта в Москве был убит его сын Фёдор Петрович Салтыков (стрельцы убили его по ошибке, приняв за брата царицы — матери Петра I — Ивана Кирилловича Нарышкина). Как и всех Салтыковых, тело Фёдора Петровича привезли в Кострому и погребли в подклете Богоявленского собора.

Здесь мы подходим к главной части нашей работы — к рассказу о каменном Воскресенском храме в Молвитине, изображённом на картине А.К. Саврасова «Грачи прилетели».

Ответим для этого вначале на вопрос: когда и по какой причине начал строиться в Молвитине П.М. Салтыковым каменный храм в честь Воскресения Христова? Последнее упоминание в документах о деревянных храмах Михаила-архангела и Николы относится к 1678 году (храм царя Константина после 1628 года, когда сообщалось о его ветхости, больше в источниках не упоминается, видимо, вскоре после этого он был упразнён и разобран). Строительство каменного Воскресенского храма было окончено в 1690 году(13), следовательно, начали строить Воскресенский храм в период между 1678 и 1690 годами.

Но почему П.М. Салтыков построил в центре своей вотчины каменный храм (в то время строить каменный храм — тем более где-то в далёком селе — было делом весьма и весьма недешёвым)? За весь период от конца XVI–го и до конца XVII–го веков среди огромного количества сельских храмов костромского края каменных были лишь считанные единицы, и практически все они были построены местными вотчинниками по какимто очень важным для них причинам(в). Поэтому сомнительно, чтобы каменный храм в Молвитине стал строиться лишь для замены обветшавших, видимо, к этому времени деревянных церквей.

Гораздо более вероятным является предположение о том, что храм в Молвитине был возведён П.М. Салтыковым в память о трагически погибшем сыне. В пользу этого предположения говорит и то, что главный престол каменного храма был посвящён Воскресению Христову — празднику победы жизни над смертью, — в то время как в обоих деревянных храмахпредшественниках не было Воскресенских престолов.

Сооружение Воскресенского храма в Молвитине началось, видимо, вскоре после 1682 года. По ряду признаков (об этом ниже) можно полагать, что храм строили ярославские мастера. Строительство, продолжавшееся несколько летг, было завершено, как писалось выше, в 1690 году. Мы не знаем, в какой именно день 1690 года был освящён новый храм, и поэтому не знаем, дожил ли до этого события строитель храма П.М. Салтыков, умерший 5-го июля того же 1690 года(14).

Итак, в 1690 году на западной оконечности гряды, на которой располагалось Молвитино, взамен старых деревянных храмов встал каменный храм. Как писалось выше, главный престол нового храма был посвящён Воскресению Христову, а главные престолы деревянных храмов — во имя Михаила-архангела и святителя Николы — стали в нём вспомогательными (на конец XIX века Никольский престол одновременно был посвящён и святителю Тихону Амафунтскому, но когда появилось это посвящение — уже в конце XVII века или позднее — сказать трудно).

Как выглядел Воскресенский храм первоначально, мы можем только предполагать, т.к. без изменений от конца XVII века до нас дошла только колокольня. Храм, судя по всему, был пятиглавым, трёхабсидным и имел позакомарное покрытие. О декоре четверика мы также можем только гадать (при реставрационных работах на всех его фасадах был обнаружен сохранившийся фрагментами первоначальный поребрик карниза), однако, судя по узорчатому декору колокольни, храм, вероятно, также был весьма богато декорирован.

Колокольня Воскресенского храма является далеко не рядовым сооружением среди подобных шатровых построек, возведённых в России во второй половине XVII века. Стройная, с глухим восьмигранным столпом, ажурным ярусом «звонов», с тремя рядами слуховых проёмов, украшенных строенными кокошниками, молвитинская колокольня и по своему композиционному замыслу, и по декору весьма близка к колокольне известного храмового ансамбля в Ярославле, в Коровниках, по праву считающейся одной из прекраснейших русских колоколен такого типа (к тому же, коровницкая колокольня была построена в те же 1680–е годы, видимо, всего на несколько лет раньше молвитинской). Такое сходство позволяет нам, как уже писалось, уверенно предположить, что Воскресенская церковь в Молвитине строилась артелью ярославских мастеров.

Скорее всего, в каменный храм было перенесено много икон из старых Михайло-архангельского и Никольского храмов. Иконостас в храме был создан в 1725 году, иконы для него были написаны группой иконописцев из Кинешмы(д). Был ли в конце XVII или в начале XVIII веков расписан храм изнутри фресками — неизвестно, стены и своды четверика и алтарь были расписаны в 1838 году(16).

На момент окончания строительства Воскресенский храм в Молвитине был одним из наиболее выдающихся шедевров каменного зодчества конца XVII века в костромском крае, единственным каменным храмом на большой территории, составляющей нынешний Сусанинский район. Однако в своём первоначальном виде он простоял недолго. В середине или во второй половине XVIII века — точное время неизвестно — храм был капитально перестроен в соответствии с тогдашней архитектурной модой в стиле «барокко». Взамен прежнего позакомарного покрытия храм был перекрыт на четыре ската, старые главы разобраны, и взамен их были выстроены новые, восьмигранные, в барочном стиле, увенчанные большими маковицами с перетяжками у основания. Прежние окна на храмовых стенах были расширены — при этом, по-видимому, были сбиты прежние наличники.

Во второй раз облик храма был существенно изменён в 1855–1857гг.(17), когда взамен прежней трапезной, где находилась тёплая часть храма, была выстроена новая, значительно большая по площади (население Молвитина росло, и прежнего тёплого храма было уже недостаточно), спаренные окна которой были выделены суховатыми, выдержанными в т.н. «русском» стиле — в духе К.А. Тона — наличниками(е). По-видимому, тогда же весь шатёр колокольни был обит жестью, скрывшей большую часть кокошников, украшавших слуховые проёмы шатра.

Все эти перестройки и изменения вряд ли украсили старый храм, скорее — наоборот. Однако именно в таком виде молвитинскому храму суждено было вскоре предстать — на картине А.К. Саврасова «Грачи прилетели» — перед всей Россией, после чего его облик, сложившийся к концу 50– х гг. XIX века, стал воистину священным и неприкосновенным.

В истории приезда в Молвитино в 1871 году А.К. Саврасова и создания им своей знаменитой картины «Грачи прилетели» почти всё до сих пор остаётся для нас «покрытым мраком неизвестности». Темой «Молвитино и Саврасов», к большому сожалению, почти не занимались ни историки искусства, ни костромские краеведы, поэтому, хотя формально и считается, что храм в Молвитине — это та самая церковь, что изображена в саврасовских «Грачах», но считается как-то неуверенно и глухо.

Как известно, Алексей Кондратьевич Саврасов, в ту пору профессор Московского училища живописи, ваяния и зодчества, в конце 1870 года, взяв в училище отпуск на пять месяцев без содержания, в первых числах декабря приехал в Ярославль, где и прожил со всей своей семьёй до мая 1871 года.(18) Напомним, что с лета 1870 года в творчестве А.К. Саврасова начался период, обычно называемый «волжским», когда художник на протяжении нескольких лет ездил на Волгу — в Нижний Новгород, Городец, Юрьевец, Кострому, Ярославль, — в результате чего на волжском материале им был создан большой цикл картин. Конечно, особое место в этом «волжском» периоде занимают несколько месяцев, проведённые в Ярославле, потому что именно к этому времени относится начало работы над самой знаменитой работой Саврасова «Грачи прилетели».

Прожив зиму в Ярославле, Саврасов в начале марта 1871 года проехал в Кострому, а оттуда — в Молвитино. Так как железной дороги между Ярославлем и Костромой ещё не было, то художник ехал в Кострому обычным путём — скорее всего т.н. «нагорным» трактом, шедшим по правому берегу Волги. Посещение расположенной в семидесяти верстах от Ярославля Костромы, в которой Саврасов, судя по всему, раньше не бывал, вполне объяснимо — город находится рядом, богат памятниками старины, живописно стоит на Волге. Но почему и при каких обстоятельствах из Костромы художник поехал именно в Молвитино, находящееся к северу более чем в 50–ти верстах, нам остаётся неизвестным до сих пор.

Кажется, первым попытался представить, как это произошло, писатель В.Н. Осокин, писавший так:

«Алексей Кондратьевич охотно и быстро сходился с простым людом, да и народ сразу же признавал Саврасова за своего. Громадный, чуть сутуловатый, с чёрной бородой, уже тронутой сединой, походил он, пропахший табаком, со своими граблеобразными руками на видавшего виды мастерового. Сходство довершала перепачканная красками одежда, ветхая шляпа да деревянный ящик — всё богатство. (…) Так и свела его в тот день судьба на костромском базаре с какимто дальним крестьянином. Продал тот свой нехитрый товар и цигарку свёртывал. Саврасов подошёл, поправил сбрую, ласково потрепал лошадёнку по холке. Торговец оглядел, видит — человек дорожный, мастеровой.

— Ты землячок, видать, богомаз… Часом не в Молвитино? Чую я — там иконы совсем почернели.

Алексею Кондратьевичу по душе пришлось тихое, русское название: Молвитино. Веяло от него стариной отчизны.

— В Молвитино, в Молвитино.

Крестьянин заметно оживился.

— Не к попу ли Афанасию?

— А к кому же!

— Садись, коли так, мне сподручно, подвезу. Да уж древен больно поп-то, прахотен, да церковь ветхая да бедная, поживишься ли?

—Много ли мне нужно…

— А то и правда. Зарывайся-ко в сено поглубже. Ну поехали…»(19)

Конечно, вся эта сцена — плод писательского воображения, и можно только сожалеть, что она попала в некоторые работы о Саврасове уже как бесспорный факт. Нельзя не отметить, что в данном отрывке художник — московский профессор, семейный человек, ещё весьма далёкий от «позднего» Саврасова, показан уж слишком «простонародным». Никакого попа Афанасия в 1871 году в Молвитине не было(ё) , «ветхой и бедной» недавно перестроенная Воскресенская церковь также не была. Да и само объяснение того, почему Саврасов поехал из Костромы в Молвитино, выглядит уж больно ненатуральным.

Несколько схоже изобразил приезд Саврасова в Молвитино другой писатель, А. Владимиров, начавший своё повествование с момента, когда художник уже подъезжает к селу: «Степенный возница то и дело посматривал на нежданного седока: уж очень не вязалась с простецкими сапогами и курткой его хоть и помятая, но изящная шляпа. — Землемер будете? Саврасов с удивлением посмотрел на возницу. Потом согласно кивнул: землемер так землемер — лишь бы не вдаваться в долгие объяснения. — Скоро доедем? — Вот оно, Молвитино. — Возница махнул кнутом в сторону показавшейся вдали колокольни. Колокольня приближалась, росла, вслед за ней появились верхушки берёз, крыши домов».(21)

Про этот отрывок можно сказать только одно: его автор никогда не бывал в Молвитине-Сусанине, т.к. всякий подъезжающий к нему по костромской дороге, которой ехал Саврасов, знает, что панорама стоящего на высокой гряде селения с гоподствующим над ним храмом Воскресения открывается с дороги неожиданно и вся вдруг. По сути есть, только одна обоснованная версия того, как и почему А.К.Саврасов попал именно в Молвитино — версия, выдвинутая искусствоведом Е. Кончиным, который отверг предположение о том, что художник специально приехал в Молвитино для написания мартовских этюдов типичного русского села с церковью. Действительно, таких сёл с церквями вокруг Ярославля даже и сейчас, когда немалая часть их разрушена, осталось ещё очень много. Во времена же Саврасова их было несравненно больше.

Ссылаясь на предположение работников музея посёлка Сусанина о том, что Саврасов в Молвитине писал этюд к «Грачам» из окон дома шапошника Чичагова, Е. Кончин пишет: « Уж не с его ли помощью (т.е. с помощью Чичагова —Н.З.) Саврасов добирался из Костромы в Молвитино? Встретились в губернском центре, познакомились, разговорились и поехали вместе. У него, вероятно, художник и остановился. На день, два, неделю…»(22). Е. Кончин предположил, что художник приехал в Молвитино, чтобы посмотреть места, связанные с подвигом Ивана Сусанина. Он пишет: «Молвитино расположилось в стороне от дороги, «случайно» сюда заехать трудно. Поэтому берусь утверждать, что кто-то из друзей или близких знакомых Саврасова завёз его именно в это село. И, быть может, именно потому, что селение овеяно славой Отечества нашего, связано с подвигом русского патриота Ивана Сусанина»(23). Версия Е. Кончина логична и весьма вероятна, однако у ней есть и существенный изъян: Молвитино не имеет никакого отношения к Ивану Сусанину и его подвигу ( в Сусанино село Молвитино было переименовано в 1939 году как центр района, на территории которого был совершён подвиг Иваном Сусаниным). С именем знаменитого крестьянина было связано известное село Домнино, находящееся от Молвитина в семи верстах, и если бы Саврасов приехал в эту часть Буйского уезда (в то время и Молвитино, и Домнино относились к этому уезду), чтобы посмотреть сусанинские места, то он, несомненно, поехал бы в Домнино, деревню Деревеньки, на легендарное Исуповское болото. А если бы поехал, то сделал бы какие-нибудь рисунки, этюды, и, скорее всего, нам было бы об этом известно. Однако у нас нет никаких данных о посещении А.К.Саврасовым Домнина, и поэтому версию Е. Кончина о приезде художника в Молвитино ради посещения сусанинских мест надо признать хотя и вполне вероятной, но недостаточно обоснованной.

Таким образом, конкретные обстоятельства приезда Саврасова в Молвитино остаются для нас неизвестными (нельзя не пожалеть, что это не было выяснено при жизни художника).

Сколько времени провёл Саврасов в селе и где он там жил, нам также неизвестно. Не знаем мы, и сколько он написал в Молвитине этюдов к будущим «Грачам». Известный этюд с подписью «А.Саврасовъ. Молвитино»(24), по нашему мнению, не является собственно этюдом — то есть прямым изображением с натуры. Судя по всему — это ранний вариант картины, в котором реальный пейзаж Молвитина с его храмом был творчески переосмыслен и переработан.

Но почему же признание того, что на картине Саврасова изображена именно Воскресенская церковь в Молвитине, высказывается так неуверенно? Главной причиной этого являются некоторые особенности творческого метода великого русского пейзажиста, ярко проявившиеся при создании «Грачей».

Каждый, кто видел, например, церковь, изображённую в «Московском дворике» В.Д. Поленова, легко узнает её — несмотря на полностью изменившееся окружение храма — в стоящей доныне в Москве церкви Спаса на Песках. На многих картинах Б.М. Кустодиева довольно легко узнаются реальные храмы Кинешмы, Костромы, Романово-Борисоглебска и др. Иначе обстоит дело с Воскресенской церковью, изображённой в «Грачах» Саврасовым. При первом взгляде на Воскресенский храм, горделиво стоящий на склоне молвитинской возвышенности, кажется, что он не имеет ничего общего с той скромной, небольшой церковью на картине, которую мы знаем с детства. В этом — одна из причин скептического отношения костромских музейщиков и краеведов к утверждению о том, что на картине Саврасова изображена именно церковь Воскресения.

Другим источником этого скептицизма является замечание В.И. Смирнова — крупнейшего костромского краеведа, этнографа, археолога, руководителя Костромского общества по изучению местного края, директора Костромского музея — в его путевых заметках «От Молвитина до Буя», которые он вёл летом 1928 года во время поездки по Буйскому уезду. Посетив Молвитино, В.И. Смирнов записал: «Когда-то в Молвитине писал свою известную картину «Грачи прилетели» Саврасов. Той кладбищенской колоколенки теперь нет, берёзки уже вырублены. Но грачи устроили новые шумные колонии во многих местах Молвитина. Такой же архитектуры высокая шатровая колокольня у здешнего собора, насчитывающая триста с лишком лет…»(25)

Однако суждение В.И. Смирнова, явно основанное на мнении кого-то их молвитинцев, является ошибочным. В старину молвитинское кладбище находилось сначала возле деревянных храмов, затем возле каменной Воскресенской церкви, но позднее, видимо в начале XIX века, кладбище было перенесено на окраину села. В 1866 году на кладбище «тщанием крестьянина села Молвитина Алексея Григорьевича Галочкина» была выстроена небольшая каменная Троицкая церковь. Как выглядела эта кладбищенская церковь, нам неизвестно, изображений её, судя по всему, не сохранилось, в документах же о ней сказано только, что она «зданием каменная с такою же колокольнею»(26). Однако в качестве возможного прототипа храма саврасовской картины Троицкую церковь на молвитинском кладбище можно уверенно отмести. И дело тут не в том, что на картине нет и намёка на кладбище. В 60–е годы XIX века, когда в архитектуре после окончательной смерти классицизма установилась смутная пора эклектики, не могли построить ничего и близко похожего на замечательную колокольню церкви Воскресения(ж).

Свою роль в заблуждении В.И. Смирнова сыграло и традиционное представление о церкви в «Грачах» как о сооружении небольшом и скромном ( не зря он пишет о «той колоколенке»), почему Смирнов и не узнал саврасовской церкви в местном храме, ошибочно даже названном им «собором». У скептицизма по отношению к Воскресенскому храму есть и другие источники — это различные версии о том, что прототипом церкви на картине Саврасова являются некоторые церкви Ярославля29. Однако всё это не что иное, как домыслы, окружавшие историю создания великой картины. И на том пейзаже, который я считаю первым вариантом «Грачей», и на самой картине автором чётко написано: «Молвитино». Поэтому искать «прототип» саврасовского храма нужно только здесь — в старинном костромском селе Молвитине, переименованном в 1939 году в припадке сталинского патриотизма в Сусанино.

Не может быть никаких сомнений в том, что на картине А.К. Саврасова изображён именно Воскресенский храм. В тождественности храмов — и изображённого на картине, и Воскресенского — убеждает прежде всего само их сопоставление.

Колокольню Воскресенского храма Саврасов изобразил практически «один к одному», какой она была в марте 1871 года. На картине совершенно чётко видны строенные кокошники, обрамляющие проёмы звона, три яруса слухов, скромный декор граней столпа колокольни. Отчётливо видно жестяное покрытие шатра колокольни (жесть с шатра сняли только в 80–е годы во время реставрационных работ). Именно жестяная обивка создаёт тот самый тёмный колорит шатра колокольни на картине (сейчас, когда жесть снята и заново побеленный шатёр стал одного цвета со всей колокольней, это также препятствует «опознанию» в ней саврасовской колокольни).

Что касается самого храма, то на картине показана только его северная часть — да и то полузакрытая берёзами — однако хорошо видны пятиглавие (с характерной деталью — «перетяжками» на маковицах глав), четырёхскатная крыша и закомары. Таким образом, на картине совпадают все основные детали Воскресенского храма, за исключением одной — изображённых Саврасовым в арках закомар настенных росписей. По свидетельствам старожилов Молвитина, на начало XX века в закомарах храма настенной живописи не было — или её к тому времени забелили при одном из ремонтов, или же её не было совсем — и она «домыслена» Саврасовым по чисто художественным соображениям.

Из других примет Молвитина надо отметить пруд, изображённый на переднем плане картины. Как известно, пруд и поныне находится вблизи Воскресенского храма (с северо-востока). С этой же стороны и сейчас проходит аллея больших берёз, увешанных шапками грачиных гнёзд…

Но почему же в таком случае подлинный храм не воспринимается как храм, изображенный на картине Саврасова? Ответ на этот вопрос содержится, как писалось, в особенностях творческого метода художника, который, не будучи простым копиистом, в своих работах нередко отступал от непосредственного следования натуре.

В данном случае, сопоставляя реальный храм и храм на картине, мы видим, во-первых, что Саврасов заметно сблизил колокольню с храмом — подлинный храм находится на более удалённом расстоянии от колокольни. Во-вторых, художник существенно завысил колокольню по отношению к храму (или наоборот, несколько понизил храм по отношению к колокольне), отчего храм и кажется на картине сравнительно небольшим. В-третьих, Саврасов переставил колокольню и храм местами. Храм на картине изображён с северо-востока, только отсюда — с самой высокой точки Молвитина — он кажется находящимся в относительной низине. Именно с этой точки зрения особенно видны дали вокруг Молвитина с обычно разливающейся весной Волжницей. Однако с этой точки зрения колокольня должна находиться от храма справа, и к тому же большая её часть должна быть при этом закрыта храмовым зданием.

Таким образом, А.К. Саврасов из композиционных соображений в картине: 1) изобразил колокольню слева, а не справа от храма, 2) несколько повысил колокольню по отношению к храму (или, наоборот, понизил храм по отношению к колокольне), 3) сблизил колокольню и храм. Всё это, плюс то, что храм на картине показан с возвышенной точки зрения (с какой её обычно мало кто видит), а также то, что с шатра колокольни ныне удалена тёмная жестяная обивка, затрудняет «опознание» молвитинского храма на знаменитой картине. Однако, как мы видим, нет и не может быть никаких сомнений: на картине А.К.Саврасова «Грачи прилетели» изображена церковь Воскресения Христова в селе Молвитине (ныне — посёлке Сусанине).

Село Сусанино, над которым возносится колокольня древней церкви
(её шатёр покрыт потемневшей жестью), превращённой в склад;
главы храма разрушены. Фото Г.П.Белякова. 1953 г.

 

После Саврасова

Работу над картиной Саврасов начал в Ярославле, а окончил, по-видимому, уже в Москве. В ноябре 1871 года «Грачи прилетели» была показана на I–й выставке Товарищества передвижных художественных выставок в Петербурге (символично, что передвижничество появилось во многом под знаком саврасовских «Грачей»). Вскоре, купленная у автора П.М. Третьяковым, картина заняла почётное место в Третьяковской галлерее в Москве.

Прославленный же великим русским живописцем храм в Молвитине продолжал жить своей обычной жизнью. Всё так же плыл над Молвитиным и над окрестными долинами густой звон церковных колоколов ( на начало XX века их на храмовой колокольне было десять 30, всё так же стекались на службы в храм молвитинцы и жители соседних деревень а, всё так же теплились огоньки лампад и свечей перед образами… б . Храм продолжал украшаться: в 1881 году были расписаны стены и своды трапезной храма33. Молвитино росло, обстраивалось, шапочный промысел, которым издавна занимались жители села, приобретал в их жизни всё большее значение, заставляя бросать землепашество. Молвитинский шапочный промысел был широко известен в то время в Костромской губернии и за её пределами. В конце 90–х годов XIX века молодой В.И. Ульянов, работая в шушенской ссылке над своей книгой «Развитие капитализма в России», назвал шапочный промысел в Молвитине и окрестных деревнях «типичной капиталистической мануфактурой»34. Над селом поднимались главы новых храмов: в 1876 году было окончено строительство каменной Покровской единоверческой церкви, ставшей под горой, ниже Воскресенского храма в . В 1904 году, как уже писалось, на кладбище на окраине села был построен каменный храм в честь Святой Троицы. Как и вся Россия, Молвитино вступало в XX век…

В советское время

Послереволюционная судьба Воскресенского храма, ставшего, благодаря А.К. Саврасову, одним из символов России, также по-своему глубоко символична. Социальное землетрясение, потрясшее нашу страну в 1917 году, ознаменовалось бурными событиями в центре Буйского уезда — городе Буе, пожарами и разграблением дворянских усадеб, каких было немало в молвитинской округе. Реквизиции, мобилизации и прочие атрибуты «военного коммунизма» не миновали и Молвитина. Один древний храм в центре села среди этих потрясений высился как утёс среди бушующего моря, в нём всё оставалось неизменным. Но в 1922 году новая власть — в лице подкомиссии губернской комиссии по изъятию церковных ценностей — вошла и под своды Воскресенского храма. Действуя в рамках всероссийской конфискации церковных ценностей, проводимой под предлогом помощи голодающим Нижнего и Среднего Поволжья, подкомиссия выгребла из храма все изделия — оклады икон, лампады, священные сосуды и др., — изготовленные из драгоценных металлов. Но это, конечно, было только начало. В октябре 1928 года при проведении районирования постановлением ВЦИК из бывшего Буйского уезда был выделен Молвитинский район, и село Молвитино стало районным центром. Через год же грянул пресловутый «великий перелом». Как и везде, в Молвитинском районе началась коллективизация, и, как и везде, вслед за возникновением колхозов на территории района началось насильственное закрытие церквей, первым шагом к которому обычно было снятие колоколов. Не избежал этого и Воскресенский храм — в середине 30–х годов с его колокольни (вспомним — с колокольни, изображённой А.К. Саврасовым) были частью сброшены, частью сняты все колокола. Сделано это было группой татар, жителей Татарской слободы в Костроме (последние издавна специализировались на работах, связанных с колоколами, только до революции они поднимали их на колокольни, после же Великого Октября — сбрасывали). Закрытие основной части церквей в Молвитинском районе пришлось на конец 30–х годов. Тогда же и пробил час Воскресенского храма, закрытого летом 1938 года. Документов о закрытии Воскресенской церкви мне найти не удалось, молвитинская районная газета «Колхозный клич» о таком событии как закрытие главного храма районного центра не сообщила ничего: времена, когда о закрытии очередной церкви рапортовали как об очередной победе на фронте социалистического строительства, остались позади (церкви по-прежнему закрывали, но сообщать об этом в газетах уже считали лишним). Однако кое-какие события, предшествовавшие закрытию храма, нам известны. 14–15 мая 1938 года в Молвитине проходило отчётно-выборное партийное собрание, на котором, как писал в те дни «Колхозный клич», «работу райкома подвергли суровой критике». Судя по опубликованным изложениям выступлений на собрании, руководству Молвитинского райкома ВКП(б) и лично I– му секретарю И.М. Белкову действительно досталось. В духе времени это было почти судилище (похоже, что районное руководство предполагали сменить и заодно показать внутрипартийную демократию). В частности, «суровой критике» была подвергнута и антирелигиозная работа райкома. Как отметил один из выступавших: «…докладчик (т.е. I–й секретарь Белков — Н.З.) ничего не сказал как райком партии развернул в районе антирелигиозную работу, а надо сказать, что она проводилась неудовлетворительно. Мы много говорим, намечаем хорошие планы, но практических мер к их реализации не принимаем»36. Нетрудно догадаться, что критикуя самого 1–го секретаря райкома (демократия!), оратор имел в виду, разумеется, не какие-то там недостатки в кропотливой разъяснительной работе среди тёмных колхозных масс, никак не могущих отвыкнуть от «опиума для народа», а всё ещё незакрытые церкви района, и в первую очередь, Воскресенскую церковь — этот стоящий у всех на виду «очаг религиозного дурмана». И практические меры к реализации «хороших» планов были приняты. Вскоре после районного партийного собрания Воскресенский храм был закрыт. Происходило это, как и везде. По свидетельствам очевидцев, после закрытия из храма были выброшены иконы, часть их была сожжена, часть — ещё долгое время валялась среди всякого хлама возле церкви. Некоторые были спасены от огня местными жителями, в числе спасённых был и местночтимый образ Тихвинской Божией Матери, о котором писалось выше: одна из женщин унесла обгоревшую икону (а после войны отдала её во вновь открывшуюся церковь в Домнине). С храма были сброшены купола, разрушены барабаны глав (три полностью, два частично). На колокол
ьне был сломан венчавший её крест (при обследовании реставраторами храма в 70-е годы на главке колокольни было обнаружено несколько пробоин явно пулевого происхождения). Сразу после закрытия в трапезной храма было устроено зернохранилище и в неё засыпано зерно урожая 1938 года (очевидцы помнят приезжавшие из колхозов вереницы телег, гружённых мешками с зерном; мешки вносили в храм, где их содержимое высыпалось…).

В праздничном номере, посвящённом Дню конституции, 5 декабря 1938 года районная газета, сравнивая дореволюционное и советское Молвитино, с пафосом писала: «Не то сейчас, когда страной руководит коммунистическая партия и советское правительство. Молвитино, из грязного, некультурного, безграмотного, села превратилось в культурный районный центр»37(с колхозным зерном в храме, воспетом Саврасовым). Через год село стало ещё более «культурным»: 27 августа 1939 года указом Президиума Верховного Совета РСФСР Молвитино было переименовано в Сусанино (в литературе обычно ошибочно указывается, что Молвитино было переименовано в 1938 году38). Древнее, увековеченное Саврасовым имя села было отброшено, конечно, вовсе не из уважения к памяти об Иване Сусанине — герое русской истории, только что, в 1937 году, извлечённом с послереволюционной исторической свалки, а из политической целесообразности момента. Обратим внимание на дату указа: за 4 дня до нападения фашистской Германии на Польшу и за три недели до перехода Красной армией границы польского государства с восточной стороны…

Трудное возрождение

Последующие четыре десятилетия обезглавленный храм в переименованном селе жил обычной жизнью закрытого храма: в его стенах вслед за зерноскладом пребывали не менее нужные и важные учреждения — сапожная мастерская, склады Сусанинского Райпо и т.д. Поворот к лучшему произошёл в 70-е годы, после отмеченного в 1971 году столетнего юбилея приезда в Молвитино А.К. Саврасова г. Юбилей привлёк внимание к положению храма, и Воскресенскую церковь в Сусанине было решено реставрировать и разместить в ней районный музей.

По заказу областного управления культуры костромскими реставраторами был выполнен проект реставрации храма (автор проекта — архитектор А.П Чернов), и в 1977 году на нём начались реставрационные работы. В последующие годы храму в значительной степени был возвращён прежний облик: над его четвериком вновь поднялось увенчанное позолоченными крестами пятиглавие, лишённая металлической обшивки, в своём первоначальном виде предстала колокольня… д К 1988 году восстановление Воскресенского храма в целом было завершено и в его бывшую трапезную (тёплый храм) перевели из прежнего помещения районный музей, в основном посвящённый подвигу Ивана Сусанина. Открытие музейной экспозиции в бывшем храме, состоявшееся в сентябре 1988 года и приуроченное к празднованию 375–летия подвига Сусанина, было весьма торжественным: на него приехали, в часности, 1–й секретарь Костромского обкома КПСС В.И. Торопов, заместитель министра культуры РСФСР Н.Б. Жукова и др. Была разрезана алая лента — право на это «получили лучшие механизаторы района»41, — и новая жизнь древнего храма в качестве музея началась.

Однако безмятежно музей в стенах храма пребывал недолго. 1988 год — год открытия музея — был и годом 1000–летия крещения Руси, когда грянувшее изменение политики государства по отношению к церкви очень скоро поставило пребывание музея здесь под вопрос. Верующие посёлка, свыше пятидесяти лет лишённые своего храма, стали требовать использования его здания по прямому назначению. Всё началось с того, что в том же 1988 году группа верующих, не решаясь ещё говорить о передаче Воскресенского храма, стала просить вернуть им Покровский храм, также закрытый в тридцатые годы и долгое время использовавшийся в качестве складов Сусанинского райпотребсоюза е . Словно в издёвку, как раз накануне празднования 1000–летия крещения Руси, в бывшем Покровском храме взамен складов была устроена пивная, и его металлические двери «украсила» короткая надпись большими буквами — «Пиво».

Однако пивная в бывшем храме просуществовала относительно недолго. Критика в печати, а главное — угроза того, что верующие не получив его, начнут требовать Воскресенскую церковь, заставила местные власти пересмотреть свою позицию, и в начале лета 1990 года Покровский храм — неотапливаемый, лишенный глав и колокольни — был передан верующим посёлка. 15 июля 1990 года возвращённый храм был освящён главой Костромской епархии епископом Александром.

Однако ненормальность того, что верующие оказались в неотапливаемом и полуразрушенном храме, в то время как рядом находился отапливаемый и в основном восстановленный храм-музей, в который местное население, как это принято в районных музеях, сходив на открытие, больше практически не заходило, со всей неизбежностью подняло вопрос о возвращении Русской Православной Церкви и Воскресенского храма.

По этому поводу в районной и областной печати началась полемика. Противники возвращения храма верующим обосновывали свои возражения тем, что его передача повлечёт за собой ликвидацию музея. Сторонники возвращения указывали на то, что пребывание «музея подвига Ивана Сусанина» в бывшем храме, по сути является актом неуважения к памяти знаменитого народного героя. Наиболее обоснованно на этот счёт выступил редактор епархиальной газеты «Благовест» священник В.И. Шапошников, написавший: «…спросим себя: как бы отнёсся сам Сусанин к тому, что вот на той самой родной земле, для спасения которой он жизни своей не пощадил, существует храм, из которого фактически изгнано само Имя Божие, причём изгнано как бы ради того, чтобы утвердилось в том храме его собственное имя?..Нет никакого сомнения в том, что его христианское сердце исполнилось бы великой скорби, и сказал бы он своим забывшим Бога землякам: «Неразумные! Почто сотворили вы сиё во имя моё? Разве совершил я что-либо ужасное, что даже память обо мне наказана столь страшным образом?!»42

В конце концов, очень нелёгкое в нынешних условиях, но бесспорно разумное и справедливое решение о переводе музейной экспозиции из Воскресенской церкви в один из старых особняков райцентра с последующей передачей храма верующим было принято. Конечно, до осуществления этого решения предстоит очень неблизкий путь. Необходимо отремонтировать переданный под музей особняк, необходимо завершить реставрацию в Воскресенском храме ( и прежде всего ликвидировать ту невообразимую картину в холодном четверике с его ужасной ямой), необходимо полностью возродить храм — в нём вновь должны появиться иконостасы, образа, колокола на колокольне и т.д. В Воскресенском храме — напомним, древнейшем храме района — должно быть возобновлено богослужение, что окончательно вернёт ему значение главной святыни посёлка. Те же туристы, которые будут приезжать сюда, должны видеть не только посвящённый Ивану Сусанину музей, но и действующий — как при Саврасове — храм, изображённый на его знаменитых «Грачах» (тем более, что в память о великом художнике, верующем человеке, трагически окончившем свою жизнь, в храме могли бы служиться панихиды). Осуществить всё это в современных условиях, конечно, будет очень трудно, однако мы верим, что всё это будет сделано. Ведь храм, изображённый на картине, являющейся одним из символов России, и сам поэтому являющийся таким же символом, заслуживает и соответствующего к себе отношения.

примечания